Оксана Демченко - Карты четырех царств [СИ]

— Тогда ты точно без обеда, — Ул увернулся от искр, потянулся. — Эй, я без коня и…

— Я за коня, — вынырнула рядом некрупная голова и ехидно прищурилась. — Из-за тебя я обречён на самоедство. Борись! Или нас съедят.

— Всерьёз? — свесившись с острова, быстро уточнил Ул.

— Всерьёз! Бейся! Атлы сами и есть оружие. В тебе сила, — пообещал «конь», подставляя спину. — Знай, я никогда не играю в поддавки. Я создал тебе врага и союзника из себя, задача трудна, но посильна. Не сладишь — не годен жить. Только смерти достоин трус или с-слабак.

Последнее слово «конь» просипел со свистящим презрением. Высунул из воды кончик хвоста и указал в сторону чудища.

— Биться-ратиться! — взревел трёхглавый, и новый шар огня помчался, целя в островок!

Ул скатился кубарем, нырнул и обнял шею «коня». Спина горела свежим ожогом. От рубахи остался жалкий клок… От сомнений в том, что Шэд — вторая половина багряного беса Рэкста, не осталось и пепла. Кто ещё мог так вот… учить, убивая? Это ж не Лоэн с его изощрённым враньём себе во благо. И не Осэа с её ядовитой и обворожительной игрой в тайны. И не Мастер О с дисциплиной и самоограничением, и не… да кто ещё мог быть столь бешеным? Пятки в кипятке, «конь» воет, поджимая хвост, вода вокруг испаряется с клокочущим сипом! Пахнет палёным, серой и ещё бес знает, чем, но исключительно жутко!

— Сила, выпусти, старайся, — вырвавшись на поверхность и дав вздохнуть, прошипел «конь», извернулся, уходя от прямого попадания шара огня. — С-скоро обед!

Ул поперхнулся пеной, задохнулся, отплевался… Расхохотался, и волосы полыхнули серебром чистого азарта. Сейчас Ул обожал Шэда! Да, тот швырнул «врага» в воду, как щенка. Но всё же на обед будет пущен, если что, «конь». Значит, затевая обучение всерьёз, Шэд оказался много честнее Лоэна. Даже дал право на ошибку!

— С-самоедство, — во всю работая хвостом, взвыл «конь» и резко ушёл на глубину.

На поверхности алым и золотым расцвело яростное пламя. По ушам ударило волной, «коня» несколько раз перевернуло и унесло глубже, он грёб, выпустив боковые плавники и растопырив веер хвоста. Цветок пламени будто сорвали: туша трехглавого чудища вспахала зарево огня, разметала без следа.

Ул обернулся и увидел, как огромная башка средней головы разевает пасть, уходит на глубину отвесно, скалится всё ближе к хвосту «коня». В пасти кипит жар, клыки горят алостью… Вот пасть начинает сходиться, клацает!

Рывок — веер хвоста, чуть пожёванный, надорванный, вне опасности. «Конь» жалобно воет, гирлянды пузырьков уносят жалобу вверх, оплетая и щекоча тело седока — Ула.

— Всерьёз, — Ул добавил свой выдох в рой пузырьков.

Он теперь, в единый миг, поверил в то, что слышал много раз в детстве от мамы. Он ведь знал эту присказку! Обычное дело для истории о змее и алом нобе: «Конь на обед, молодец на ужин!». Бой добра и зла, поединок чести, ничуть не шутка. В душе вскипело яркое, злое пламя. Отдавать чудищу «коня»? Да ни за что! Пальцы сжались, плотнее обнимая чешую. Как воевать? Как освободить силу?

На запястье шевельнулась змейка. Разрослась, оплела руку и подсказала движение: резкое, отсекающее среднюю голову чудища! Кончики волос Ула взблеснули, полукруг едва приметного серебристого света обозначился, почти дотянулся до чудища… и угас.

«Конь» извернулся, мгновенно сменил направление и помчался к поверхности. Он умудрился разминуться с зубастой пастью так плотно, что Улу обожгло болью плечо в соприкосновении с чешуёй на шее чудища! Гребнем едва не снесло голову!

— Еще! — вылетев высоко над морем, — заверещал «конь». — Слабо! Ещё! Тебе не идёт злость, ищи с-справедливость.

— С-справедливость, — сквозь зубы прошипел Ул.

Его змей извернулся, минуя высшую точку прыжка, начал падать, плотно складывая гребни и плавники, сводя в острую пику веер хвоста… Но внизу само море вскипело, проглоченное целиком огромной пастью! Падать сделалось некуда — разве прямо в желудок, нарушая порядок трапезы, совмещая обед с ужином…

Откуда пришёл покой, Ул даже не старался понять, сейчас это — не важно. По щеке пребольно хлопнул знакомый ветер-подсказчик: пощёчину дал! Сознание поостыло и смогло воспринимать падение в пасть чудища медленно, подробно. Вот блеснули в пене громадные клыки, вот вьюном взвился язык, норовя оплести и задушить… Повинуясь подсказке, Ул выпрямился, оттолкнулся от чешуи, освободил обе руки. Правая ладонь встала плоско, будто затыкая пасть чудищу, левая резким, рубящим жестом перечеркнула язык.

Две вспышки серебряного света, пар, свист, рев! И уже растет, всё поглощая, шар многоцветного огня… Жар опалил лицо, ударная волна сорвала Ула с «коня», смяла и поволокла прочь, невесть куда, крутя и раздирая в клочья…

— Уцелели, — «конь» поднырнул под Ула и сам движением тела забросил седока на спину. — Сила, ты услышал. Сила в тебе. Отпустил. Пришло время обеда. Мирного обеда.

Змей плавно завершил движение по дуге, и оно вернуло Ула и его «коня» к кипящему морю, к опадающим хлопьям пепла и гари… пахло горелым мясом, и это — самый знакомый и наименее отвратный из запахов.

— Как тебе дух победы? — ехидно просипел «конь».

— Ужасно, — честно посетовал Ул. — Аж тошнит.

— Ты похож на Тосэна. Он собирал для меня сказки о змеях. Мы играли в каждую, всерьёз, — трёхглавый показался из воды, стараясь не гнать большую волну. Средняя шея была порвана безнадёжно, голова волочилась на лоскуте шкуры, закатив потускневшие глаза. — Мы играли… Он был азартный, но не ценил победу. Его немножко тошнило.

Левая голова чудища примерилась и в один удар отсекла обречённую среднюю от своей же туши. Вода окрасилась темной кровью, вскипела, залила рану… и над водой показалась совершенно здоровая средняя голова. Новая.

— Молодец на ужин, — напомнил трехглавый и улыбнулся в три клыкастые пасти. — Ты стал сильнее. С-смотри.

Туша чудища разрослась… и из пены вынырнули две новые головы! Теперь их стало пять. Ул тихонько охнул.

— Дорасту до девяти, — пообещал враг, — сменю сказку. Тебя надо натаскивать на скорость, так.

— Благодарю, — почти от души поклонился Ул. Заодно зачерпнул из моря и умылся.

Он уже не знал, кожа горит от здешней водички — или от ожогов и порезов? Улыбка на лице — азарт или оскал? В игре Шэда не бывает окончательных побед… в игре Шэда только Шэд выбирает правила. Так почему его игра — хороша? Приятна душе, радостна. Она позволяет не думать о судьбе канувшего на дно Леса. Учит важному… И возвращает в детство, согревая и наполняя душу.

Ул ещё раз умылся, хлопнул коня по радужной, прочнейшей чешуе.

— Нарекаю тебя именем Бунга, богатырский конь, — сообщил он. — Поплыли биться-ратиться.

— Биться-ратиться, — подхватило пятиглавое чудище, развернулось, вздыбив огромный вал с пенным гребнем. — Сразу! Сразу!