Оксана Демченко - Перевернутая карта палача [СИ]

— Вы говорите так, будто… — Ул не решился продолжить мысль. Вервр казался грустным, он вроде бы уже ушёл и смотрел издали, прощаясь…

— Не зови дракона в гости, если не планируешь сносить замок до основания, — Лоэн сморщился в подобии кислейшей улыбки. — Очень старая и верная присказка. Куколки первого и второго царств давно делаются здесь и служат своим хозяевам. Их работа не разрушает ваш мир критически и не разрушит ещё долго. Куколки и их хозяева неизбежно причинили бы тебе вред и нанесли удар в спину. Но не теперь. Зато именно завтра они поправили бы многоходовую игру умника Оро, и это касается тебя, поскольку касается Сэна и Лии.

Лоэн замолчал, щурясь на огарки свечей и выжидая. Скоро в дверь постучали, подождали в вошли. Два слуги расторопно убрали лишнее со стола, заменили свечи и даже не попадали в обморок, обнаружив, что кувшин сделался золотым. Лишь поклонились и бережно унесли.

— Этот игрок…

— Оро. Дохлятина. Советник, — высказал все известные имена и прозвища Ул.

— Пусть Оро. Он затеял двойную игру с прошением о браке. Всё вроде бы умно, но фатальный исход в итоге сделался неизбежен. Пока лишь для Сэна, — Лоэн продолжил мысль, когда дверь закрылась. — Я просчитал варианты, когда провожал девушку. Следовало ознакомить тебя с положением дел и предложить: живой друг, отнимающий любовь — или находящийся рядом дракон, способный увеличить твои шансы на выживание? Но, видишь ли, выбор отвратительный, к тому же я не следую чужим решениям, я одиночка… давно.

Ул вскинулся, переполненный мыслями и восклицаниями, но требовательный жест Лоэна вынудил проглотить все торопливые слова и слушать, признав хотя бы теперь: этого наставника не стоит перебивать.

— Итак, есть лишь час. Рассказ отложить нельзя. Видно, таков он — ночной, не впускает свет, по крайней мере, для меня. Изложу в формате легенды. Итак, очень-очень давно… когда я ещё не бросил глупое для бессмертного занятие исчисления возраста, тем более в привязке к одному мирку… Тогда соседствовали в мирах и царствах смертные и бессмерть, не имея единого правила отношений. Некоторые звали это свободой, иные — безрассудством и источником угроз… Но так было.

Лоэн задумался, то вышептывая со змеиным шипением до сих пор болезненную память, то выплевывая её ядовитыми короткими фразами, то растягивая мучительной пыткой подробностей — запахов, указаний на погоду и число лун описываемого мира…

Вервр говорил о непостижимо давнем, и Ул старался слушать и считать, как и велено — сказкой. Тем более, в истории имелась красавица. Лоэн, усмехнувшись, дал ей имя Эла и посоветовал не верить в звучание срединной согласной.

Эла из сказки, древнейшая из горглов первого царства, была ещё и прекраснейшей, ведь повелители стихий меняют себя, как им вздумается, и умеют превзойти любые ожидания, выглядеть местными в любом мире… Эла знала свой избранный мир с его раннего детства и растила, как растят многие взрослые её царства, познав прелесть созидания.

Когда смертные в мире Элы стали довольно многочисленны и построили простенькую цивилизацию — это слово Лоэн тоже пообещал объяснить через пятьсот лет, — они сочли Элу одной из своих занятнейших сказок. Назвали хозяйкой алмазных копей, владычицей каменного царства и королевой горного хрусталя. Сотни имен и прозвищ, сотни племён и наречий… Кто упомнит все? Эла предпочитала — королеву, ей нравилось звучание и его эхо, и ещё ей нравился хрусталь.

Эла к «своим» смертным не питала любви или ненависти. Они значили куда менее, чем тот же хрусталь. Назойливые мошки, не особенно вредные и живущие так мало, что не удается запомнить имен. Эла созидала мир камня, предпочитая эту стихию прочим. Творила озера с дивным узором дна и цветом воды, горы причудливой формы и водопады, меняющие рисунок гор. Но чего-то в мире не хватало, хотя, возможно, дело было в королеве, жаждущей совершенства без малейшего изъяна.

Дополняя игру цвета вод и земель своего мира, Эла решила посоветоваться в альвами. До того момента ей было совершенно безразлично, чем живут иные царства и что полагают ценным, главным. Мраморно-идеальное лицо Элы не портила ни одна морщинка. Бессмертие? Лишь каменный покой, незыблемый, как снеговые горы…

— Ты ведь знаешь, что трава умеет прорасти на гладких скалах и создать трещины слабенькими своими корешками? — Лоэн прищурился, ожидая кивка. — Может, лучше не обнимать некоторых скал, не превращать в песок, а затем в плодородную почву… Она была скала, он — всего лишь трава. И это обезоруживало её и даже обрекало.

Почему-то Ул подумал о настоящей Эле-Лии и друге Сэне, который ничуть не похож на траву. Хотя, как посмотреть. Вон — Дохлятина сунулся ломать Сэна, тоже думал, что будет просто. Потому что верил: Сэн — каменный, он раскрошится.

Лоэн помолчал и продолжил рассказывать, как Эла покинула свой мир и не появлялась там довольно долго. Хотя шесть-семь сотен лет — что за пустяк при жизни, не ограниченной ничем?

Вернулась Эла тоже из-за пустяка: решила обновить впечатления свежим взглядом на редкий цвет хрусталя. Вроде бы, едва шагнув в свой мир, Эла сказала: «Стоило избавиться от первой крысы, а не плодить стаю!».

Люди подросли. Люди раскопали и раскрошили горы, выломали любимый дымчатый хрусталь королевы — на безделушки. Люди изуродовали алмазные скалы, прикрытые красивейшим из хвойных лесов. Люди осушили озера и раздразнили, раззадорили голод пустынь, пожирающих красивейшие земли. Люди понастроили городов, отравили реки и подпортили прозрачность воздуха. Не стало ночных радуг, звезды потускнели… Но и это было лишь началом худшего. Люди воевали. В её мире! Ценой утраченного совершенства её замыслов. Попирая её труды.

— Эла полагала, что следует начать заново, — сохраняя повествовательный тон, сказал Лоэн. — С кипящего камня. Он был трава, и он был против. Сперва казалось, обойдется, трава такая гибкая… Не обошлось. Когда всё закипело, королева гордо удалилась из опоганенного мира. А он спасал то, что ещё можно было спасти. Его люди и сочли виновным. Им нужен был виновный… — Лоэн поморщился. — Им всегда нужен, уж прости, такие они несложные ребята — люди. Тосэн был другом… её короля. Тосэн почти успел вытащить того из кипящего ада. Для альвов нет ничего ужаснее гибели зеленого мира. С них будто кожу снимают заживо.

— Он не выжил? Хотя вечный и всё такое, — насторожился Ул, который надеялся на более светлую сказку.

— Раны заросли, а душа не дала молодых корней. Эла до последнего дня упрямо планировала выздоровление короля. А после обвинила Тосэна в предательстве. Она стоила своих людей, тоже нуждалась в виновнике. Ей было слишком больно. В четвертом царстве такую болезнь называют — каменное сердце.