Александр Михайловский - Батыева погибель

Но Белочка-то об этом не знала, она у нас была новенькая, и видела мадам Софию первый раз в жизни.

– Ой! – испуганно вскрикнула кукла, прижимая ручонки к груди. – Скажите мне, кто эта женщина и почему она так неожиданно упала?

– Это была наша мама по имени Софья, – угрюмо сказала Ирина, вставая со своего места, – напугала ты ее, она у нас такая. А ну, девки, помогите-ка мне перекатить ее на матрасы. Проспится и через часик-другой будет как новенькая. Чай, не в первый раз по пустякам в обморок хлопается.

Ну да, вот и порукодельничали… У меня появилась как бы дочка, ничуть не менее настоящая из-за того, что сделана не из плоти, а из медной проволоки, лоскутов и льняной кудели, а у девочек – то ли кукла, то ли маленькая и необычная подружка. Только в обиду я ее никому не дам. Ведь эта Белочка получила часть моей души, а это немало. Иди ко мне, мое сокровище, дай я тебя обниму и поцелую…

10 января 1238 Р.Х. День двадцать девятый. Вечер. Стольный град Киев, Детинец, Княжья резиденция на Большом Ярославовом Дворе, рядом с Васильевской церковью.

Великий князь Киевский и князь Переяславский Ярослав Всеволодович

Не тот Киев стал, совсем не тот. Вот раньше во времена княгини Ольги, Святослава, Владимира Святого, его сына Ярослава, или даже сто лет назад во времена Владимира Мономаха и его сына Мстислава Великого, жизнь на киевских торжищах кипела ключом, по летнему времени вереницы ладей тянулись вверх-вниз по Днепру и на пристанях неустанно переваливалось огромное количество товара, направляющегося сухим путем в Галицию на запад и степными дорогами к низовьям Волги на восток. Теперь все совсем не так. И труба над княжьим теремом теперь пониже и дым из той трубы жиже. Деньги из киевской, а заодно и Черниговской земли уходили как вода в песок, и в то же время росли и богатели такие русские города, как Новгород, Владимир и даже маленькая Москва, которой не исполнилось и ста лет.

Вот так бывает в южных странах, где полноводные реки петляют среди одуряющее жарких песков. Была многолюдная цветущая страна, но вот река сменила русло – и через несколько лет только ветер воет среди опустевших развалин, а еще через столетие все вокруг занесет песками и никто и не вспомнит того места, где располагались тучные поля и цветущие города. Вот так же и тут, вот только вместо воды невидимые реки международной торговли несли полновесные византийские золотые номисмы, серебряные арабские диргемы и европейские талеры, штуки шелка, короба жемчугов и драгоценных заморских пряностей, а также связки меховой рухляди, соболей, лис, бобров и куниц. Вместе с товарами туда-сюда перемещались проповедники, ересиархи, носители новых идей, шпионы и послы далеких заморских государей. Теперь Киев был совсем не тот и выглядел будто неожиданно состарившаяся женщина, все еще рядящаяся в нарядные одежды ее молодости, в то время как ей давно уже приличествуют темные одежды достойной вдовицы и матери множества взрослых и сильных детей.

Если раньше Ярослав Всеволодович часто размышлял: «… а какого буя ему вообще сдался этот Киев?» – то в последнее время эти мысли приобрели совсем другую окраску. Главное на русской земле вершилось совсем в другом месте, и редкие гонцы и еще более редкие голубиные депеши приносили ему в Киев только отзвуки тех грандиозных событий. Батый месяц назад с огромным войском вторгся в рязанскую землю, и с тех пор сообщения оттуда стали маловразумительными и невероятными, но к настоящему моменту уже ясно, что огромное степное войско, в десять, а то и в двадцать раз превосходящее объединенные дружины и ополчения рязанской земли, целиком сгинуло среди лесов и болот, и ни один из монгольских воев не сумел пробиться обратно к родным кочевьям, чтобы рассказать, что именно там произошло.

Старший сын великого князя Ярослава Всеволодовича новгородский князь Александр и второй сын тверской князь Глеб сейчас должны были находиться где-то там, где собирал свои силы для отпора монголам старший брат Ярослава и владимирский князь Юрий Всеволодович, и голубь, которого сокольничий только что принес с голубятни, прилетел как раз от Александра, а точнее, от его наставника – боярина Федора Даниловича. Отцепив с шеи птицы сумочку тонкой кожи с драгоценным сообщением, сокольничий удалился, а князь со вздохом развернул на столе лист тонкого пергамента и, вооружившись чернильницей и гусиным пером, самолично принялся разбирать закорючки особой тайнописи, секрет которой он не мог доверить ни одному постороннему человеку, ибо это было чревато огромными неприятностями.

Спустя значительное время, когда свечи в подсвечниках оплыли наполовину, князь устало откинулся в резном кресле, отодвинув от себя лист свежего пергамента, покрытый убористыми строчка кириллического шрифта, которым была записана расшифровка секретного сообщения. Любой шпион отдал бы правый глаз и левую руку за право мельком заглянуть в этот пергамент, но князь не имел привычки разбрасывать секретные документы где попало. Хорошенько прочитав невероятное содержимое этого листа и почти заучив его наизусть, он свернул расшифровку послания в трубку и сунул эту трубку в огонь свечи. И только когда догорел последний клочок секретного документа, князь Ярослав смог вздохнуть с облегчением, хотя все это было не концом истории, а только ее началом.

О, как бы он хотел оказаться сейчас не в этом захолустном Киеве, а там, в самом центре событий, где его старший брат Юрий Всеволодович делал одну глупость за другой, и некому было его остановить. Ну надо же додуматься пойти в военный поход на Рязань, только что отбившую вражеское нашествие, и при этом даже не выяснить, кто там на самом деле отбивал и чем, а кто просто стоял рядом. Самое главное, о чем отписал сын Александр, заключалось в том, что князь Серегин ЕСТЬ, и войско его, невероятно могучее, ЕСТЬ, что хан Батыга действительно РАЗБИТ, а войско его УНИЧТОЖЕНО, и что князь Серегин, который сам не претендует ни на какой удел в русской земле, сзывает князей на съезд, для того чтобы установить, как же дальше жить русской земле и как ей снова сделаться единой и великой.

Ярослав Всеволодович задумался. Надо было бросать все – жену которая вроде бы находилась в тягости на самом раннем сроке, младших сыновей, и мчаться верхами к Рязани в надежде не упустить всего самого важного и интересного. А ведь можно и упустить – и прискакать уже на пепелище надежд, когда хитрец Юрий перехитрит самого себя, сцепившись в схватке с силой неодолимой мощи. Ну как же быть, как же быть? Задумавшись об этом великий князь не обратил внимания, как разом колыхнулись в подсвечниках огоньки свечей, и только деликатное покашливание за спиной вывело его из состояния благородной задумчивости. По идее, в палате он должен быть один, поэтому князь начал оборачиваться, в то же самое время вытягивая из ножен огромный кинжал, служивший одновременно оружием самообороны, столовым прибором и средством для очинивания гусиных перьев.