Александр Михайловский - Ярость славян

Примечание авторов: * Так как в армии Серегина кирасы и пики входили как в экипировку рейтарш (тяжелые) так и в экипировку уланш (легкие) то неопытному взгляду булгарских юношей представлялось, что все воительницы Серегина относятся к тяжелой панцирной кавалерии. А уж массивные дестрие, тяжелые как живые танки, и вовсе вызвали у молодых кочевников шок и трепет. Именно поэтому эти Кацы предложили сдаться, ведь от перемены флага булгары всегда только выигрывали. Или им так казалось…

Таким образом общий настрой у булгар был упадническим, однако нацеленным на сотрудничество с новым союзником-патроном. Короче, лишь бы нас не обижали, а там уж мы отслужим, или пленных постережем, или дань с побежденных соберем. Они еще не знали, что Серегин предназначил им совсем иную задачу, но делая выбор между схваткой за свою свободу с возможным уничтожением и выполнением той самой неприятной, но отнюдь не смертельной задачи, булгары выбирали неприятное и унизительное, но зато почти безопасное.

Кстати, когда этих молодых людей спросили, где их отсутствующие товарищи и почему не все из них оказались выпороты ханом мангусов, то они ответили, что те четверо оказались полными дураками и остались добровольно служить Великому Мангусу Серегину, лепеча что-то про воинский долг, подвиги и верную беспорочную службу. А пороли из них тех, на кого потом пожаловались за грубое поведение и избиения девки-наложницы, данные им еще аварами. А шулмуски сразу же отобрали у них этих девок, вынуждая благородных молодых господ терпеть нужду в женском обществе, или противоестественным образом удовлетворять свою страсть друг с другом. Да и еще, вдобавок, наказали за самые естественные вещи, которые должен делать мужчина, чтобы женщина его уважала.

Молодые обормоты не знали, что еще легко отделались, потому что амазонки, коллективно и в лице Артемиды, настаивали для молодых насильников в качестве наказания на травматической кастрации или, говоря по-простому, требовали «оторвать яйца». Но почему-то эти требования распространялись не на всех. Некоторые, которые точно так же спали со своими славянскими девками, неожиданно избегли всяческого наказания, что было ужасно несправедливо.

И вот, по прошествии трех дней с того момента, на северной окраине территории, занимаемой булгарскими кочевьями, вдруг появилось множество всадников в очень странной экипировке. Булгары поняли, что настал тот час, когда они или безмерно обогатятся, или сгинут бесследно.

Тогда же и там же. Капитан Серегин Сергей Сергеевич

Булгары как народ вызывали у меня смешанные чувства. Отчасти я их воспринимал как ослабленную, состарившуюся и травоядную копию авар, а отчасти как предков наших казанских татар, и это делало для меня этот народ не чужими людьми. Боец моей группы Бек, в миру младший сержант контрактной службы Равиль Шамсутдинов – тоже татарин по национальности и мусульманин по вероисповеданию. И это меня ничуть не напрягает, как и то, что боец Кобра хохлушка, а Ара – он и есть ара, то есть пятидесятипроцентный армянин. Все эти люди в последнее время немного отошли в тень, потому что, в отличие от Кобры, Змея и Дока, они не владеют никакими особыми или командирскими талантами, а использовать своих старых товарищей для черной работы мне кажется немного зазорным. Поэтому я держу свою группу зарезервированной для особых поручений. Мало ли какая может возникнуть необходимость.

Но вернемся к нашим татарам. Все же мы, русские прожили с ними в неразрывном симбиозе более шестисот лет, включая период Золотой орды, когда оттуда к нам на Русь наезжали баскаки. Потом, при Иоанне Васильевиче Грозном, мы тоже на них наехали в ответ и стали после того татары ходить под московскими царями и самим своим существованием доказывать, что взаимодействие христианства и ислама – это не всегда вялотекущая как геморрой религиозная война, как бы некоторым «товарищам» ни хотелось обратного. Поэтому к булгарам не может быть такого холодно-беспощадного отношения, как к аварам – «всех убили, закопали и уселись пировать».

И ведь действительно анты – точнее, не подвергшиеся разорению их поднепровские роды– в ознаменование победы, избавления от опасности и в память о погибших закатили на весь мир такой пир, что даже небу стало жарко. Все мои воины и воительницы, все двадцать пять с лишним тысяч штыков и сабель хотя бы раз посидели за столами, выпили столетних медов, спели протяжные смутно понятные славянские песни, а также поводили с местными девчатами и парубками задорные хороводы, при этом и людей посмотрев и себя показав.

Ратибор хотел еще разнообразить культурную программу праздника зрелищем распинаемых во славу Перуна аварских женщин и детей, но я прикрикнул на него, повелев выбросить из головы такие мысли. Пришлось объяснить, что неважно, во славу какого бога приносится человеческая жертва – профит с нее получит только Чернобог и его присные. Обрских детей лучше было раздать по семьям старшей дружины, девок и молодых женщин отдать в наложницы и младшие жены, а старух, весьма немногочисленных, сначала передать моей команде для омоложения, а потом провести по пункту номер два.

Пришлось добавить, что ведь я или кто-то из моих людей всегда можем проверить, на каком положения в семье дружинника живет приемный обрский мальчик или девочка. То ли как приемный сын или дочка, то ли как робичич или раба, которому или которой достаются самые грязные и тяжелые работы в доме, а также все пинки, затрещины и щипки от родных детей. В последнем случае гнев мой будет ужасен, а поэтому те из дружины, которые не уверены в своих бабах, их великодушии, человеколюбии и готовности сердцем принять чужого ребенка как своего, пусть лучше не берут на воспитание чужих детей, ибо иначе будет только хуже. На том и договорились.

Конечно, в процессе подготовки этого праздника пришлось немного помочь с логистикой, открывая для местных порталы к селениям то одного, то другого славянского рода для доставки к месту посиделок как съестных припасов, так и самих гостей. Все расходы на подготовку пира старшина антов брала на себя, а то продовольствие, которое мы захватили в аварском лагере, в том числе блеющие, мычащие, хрюкающие и мемекающие стада, было определено на питание моего немаленького войска.

Когда собирали все необходимое для пира, в глаза явственно бросалось, как мучают приступы жадности этих прижимистых расчетливых мужиков, которые уже взяли в обычай путать личное хозяйство с доверенным их попечению имуществом всего рода и этим дополнительно обогащаться. Коррупция и казнокрадство – они, знаете ли, не при Ельцине начались, и не при Путине закончатся. Но с Ратибором, Добрыней или любым другим старшим дружинником, перешедшим под мой флаг, спорить весьма проблематично даже для родовых старейшин, ибо чревато. Рука у дружинников тяжелая, а характер решительный. Там, на Перетопчем броде, получив приказ своего князя, они были готовы умереть, но не отступить. И что им какая-то родовая старшина – плюнуть и растереть. Стоит мне отдать соответствующий приказ – и пережитки родоплеменного строя дружно сядут на кол или повиснут на сучьях деревьев подобно новогодним игрушкам. Но я такой приказ пока не отдаю, ибо сперва стоит разобраться, кто в этих краях есть кто, и не рубить сгоряча все больные головы разом.