Александр Михайловский - Прибежище богов [СИ]

– Да, Антон, сбрей их к чертовой матери, – твердо сказала я, – не идут они к твоему лицу. Я тебе об этом и раньше говорила.

– Хорошо, – он удовлетворенно кивнул, и, повернувшись к зеркалу, несколькими ловкими движениями мигом расправился с той нелепостью, что жила у него под носом много лет, не слишком удачно выполняя роль атрибута мужественности и солидности, а на самом деле придавая ему сомнительный вид «мужчины неопределенного возраста». Затем он ополоснул лицо из плошки, утерся куском ткани и повернулся ко мне:

– Ну как?

Никогда бы не подумала, что такая маленькая деталь, как усы, могли до такой степени менять облик мужчины… Вообще Антон преобразился так сильно, что я наконец догадалась, что дело не только в сбритых усах. Выражение глаз, посадка головы, изгиб губ – все изменилось в нем после прошлой ночи, проведенной им с богиней любви. Безусловно, он стал привлекательней, и столь чудесные и неожиданные перемены заставили меня внимательно вглядеться в лицо коллеги. Вдруг обнаружилось, что его глаза больше не вызывают ассоциаций с новорожденным цыпленком – нет, сейчас они казались даже красивыми, и в них плескалась мысль, а вовсе не те вечные обида, затравленность и настороженность, которые он действительно испытывал раньше, в лагере, будучи постоянной мишенью для насмешек… И даже его нос больше не казался таким длинным, а красноватый оттенок исчез вовсе. И теперь это был просто обычный молодой мужчина – ну, не красавчик, но вполне себе ничего – и от прежнего Антона в нем осталась только бледность и худоба… но при хорошей кормежке это дело поправимое, так же как и прическа – стрижка будет последним штрихом на данном этапе, и я займусь этим как можно быстрее, лишь только наши отчалят в поход за штурмоносцем и в лагере наступит передышка.

Кудесница Афродита! Это ж надо так подействовать на недотепу хореографа… Честно говоря, меня раздирало отчаянное любопытство. Мне хотелось расспросить Антона о его впечатлениях, да и он наверняка с удовольствием поведал бы мне о некоторых, так сказать, интимных подробностях… Руководило мной вовсе не то побуждение, которое в народе называют «нездоровым любопытством», а желание хотя бы приблизительно постичь промысел богини, которая так легко, быстро и с удовольствием вдохнула в нашего вялого и придурковатого нытика Антона энергию и живительную силу. Ах да – вероятно, не только в него; тот бледный юноша, спутник княжны, тоже участвовал в этом неистовом трио… Да эти двое просто два сапога пара – и я сильно удивлюсь, если они не станут закадычными друзьями…

– Замечательно выглядишь, Антон! – произнесла я с улыбкой и сделала одобрительный жест, отчего тот засиял еще больше и даже покраснел от удовольствия – хотя и не совсем так, как раньше, ведь до этого во время щекотливых моментов мучительный румянец заливал полностью и его лицо, и шею, и даже кончики его ушей становились ярко-рубиновыми. А сейчас лишь слегка окрасились розовым его щеки, что вовсе не выглядело ужасно и странно. Воистину, благосклонность богини любви и красоты – это вам не хухры-мухры…

– Ань, у меня к тебе одна просьба… – смущенно сказал он.

– У меня к тебе тоже одна просьба, Антон, – ответила я.

– Да, а какая? – заинтересовался он, – я всегда готов выполнить твою просьбу, Ань, и сделаю это с большим удовольствием…

Надо же, он стал галантным… Никогда не блиставший джентльменскими манерами – не в силу хамства, а скорее из-за недостатка воспитания – Антон вновь удивил меня.

– Сначала ты свою выскажи, а потом я, – решила я тоже быть вежливой.

– Ну… – помялся он, – ты не могла бы подправить мне стрижку? Кажется, я сильно оброс… Я, правда, не смогу заплатить тебе, но когда мы вернемся, я обязательно рассчитаюсь, даю честное слово…

Я расхохоталась. Антон смутился, и я поспешила сказать:

– Извини, Антон. Просто моя просьба была знаешь какой? Я хотела попросить тебя согласиться на стрижку…

– Правда? – обрадовался он.

– Да, – подтвердила я, – и денег с тебя я не возьму. Но у меня есть одно условие.

Я сделала паузу и не без удовольствия наблюдала, как на его лице одно чувство сменялось другим – от быстро промелькнувшего ожидания подвоха – к безоговорочной решимости довериться моим ручкам…

– Я готов, – решительно произнес он, – что за условие?

– Я подстригу тебя на свой вкус, – заявила я, – сделаю из тебя симпатяшку, – и, бросив критический взгляд на его волосы, добавила, – любовнику Афродиты не пристало походить на почтальона Печкина, хоть даже и без усов…

И я заговорщически подмигнула ему, поняв, что он совсем не против моего условия.

Мы с Антоном договорились поболтать вечерком, после чего я его покинула. Удалившись от того места, где мы разговаривали, я отчего-то оглянулась и увидела, как он, накинув рубашку, удаляется в другую сторону, и мне бросилось в глаза, что его походка неуловимо изменилась и больше не вызывает намека на лиц нетрадиционной ориентации. Он шел плавной, однако твердой поступью уверенного в себе человека, и никакой нарочитости и этого так раздражавшего всех искусственного изящества не обнаруживалось в его походке.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич.

Натуральный дурдом. За штурмоносцем надо было выезжать еще с утра, но пришлось задержаться – сперва на вразумление и ликвидацию Ареса, а после – еще на инициацию Кобры и мадмуазель Волконской. А так все готово, кони – и верховые, и заводные – оседланы; необходимый багаж (включая запас провианта, фуража и воды на три дня) уложен во вьюки, уже закрепленные на спинах маленьких, неприхотливых, но очень выносливых вьючных лошадок амазонок.

Все готово – выступай хоть сейчас, но вот случилась одна незадача. Главный специалист, без которого вся поездка теряет смысл – то есть Елизавета Дмитриевна – не может никуда ехать, пока над ней не проведут обряд инициации. И пусть мне сказали, что это будет куда легче, чем в случае с Коброй, но все же задержка откровенно бесит. Еще немного – и ехать придется уже после обеда, а значит, потеряем еще пару часов. Ведь нет никакого смысла жрать в пути сухой паек, если, чуть подождав, можно отправиться в дорогу, предварительно заправившись из котла горячей едой.

Явление встревоженной Птицы принесло мне новые проблемы. Вообще-то весь день с самого утра был суматошным и насыщенным событиями, так что я уже начал привыкать к такому бурному темпу. Выслушав Птицу, я сперва не понял, в чем проблема. Если эта Гретхен такая плохая, то мы просто не будем ничего делать – пусть еще походит на хозяйственных работах, а в самом крайнем случае мы сможем от нее избавиться радикальным способом (хотя это уже будет перебор). Не настолько уж я жесток и беспощаден, чтобы убивать молоденьких девушек, почти подростков, только за то, что они родились в неправильной стране у неправильных родителей. Но, возможно, Птица права, и эта Гретхен действительно представляет для нас реальную угрозу. Разочарованная женщина – это страшная сила, и если она от восхищения нашими подвигами перейдет к привычной ненависти, то мало не покажется никому. В таком случае ее действительно лучше убить – максимально быстро и безболезненно.