Александр Михайловский - Прибежище богов [СИ]

едва Димка удалился с Лилией, с другой стороны нашего лагеря прямо на меня, как метеор, вылетела наша тевтонская полонянка Гретхен де Мезьер. В грубом домотканом хитоне не по размеру (который она к тому же не умела носить) длиннорукая и длинноногая белобрысая девица выглядела как голенастый ощипанный цыпленок, всем своим видом вызывающий досаду и жалость. Ну, куда же ты полезла, дурочка несчастная? Сидеть бы тебе дома, читать книжки и играть в куклы. А потом выйти замуж и нянчить детишек…

Конечно, мои пожелания могут сбыться только в том случае, если огненный смерч, направленный против херра Тойфеля, и который уже готовы раскрутить капитан Серегин с отцом Александром, пощадит хоть кого-нибудь из ее народа. Аккуратно проверив Нику, какой она стала после инициации, я пришла к заключению, что если она включится на полную мощность, это будет равносильно применению ядерного оружия, если не чего похуже. А ведь есть еще и таинственный штурмоносец мадмуазель Волконской, и сама мадмуазель, которая пока что для нас кот в мешке. Есть изощренные в убийствах мозги капитана Серегина, и мощь того, кто стоит за отцом Александром. Мне остается только надеяться, что операция по уничтожению херра Тойфеля не смахнет в небытие весь народ тевтонов. Плохи они или хороши, но ведь наши предки сумели уничтожить Гитлера, не убивая всех немцев до единого.

Кстати, о том же мне начала лепетать и Гретхен, отчего-то решившая, что в моей власти изменить ее статус с военнопленной на союзника. Она, видите ли, все поняла и осознала, и теперь готова воевать с херром Тойфелем плечом к плечу вместе с нашими парнями, которых она почему-то назвала стопроцентными арийцами, а Серегина ожившим воплощением бога Тора, при этом восхищаясь той мощью, которую Димка сумел привлечь к инициации Ники и тем, что мы смогли заставить работать даже местных богинь. Желание помочь штука похвальная, но не слишком ли мал срок, потребовавшийся для осознания и вразумления? Ведь реальным воспитанием и пропагандой с этой Гретхен никто не занимался, ибо банально было некогда, так как мы все время находились в походе и в делах.

Желая разобраться в происходящем, я заглянула в ее сознание и ужаснулась царящей в нем каше. Ужас, просто ужас! И как ставить на место эти мозги – понятия не имею. Даже сомневаюсь, что это вообще возможно. Но я все равно сделаю все, чтобы эта девушка стала полноценным человеком – я и отец Александр.

Наших местных подопечных эта напыщенная «фройляйн», гордящаяся своей чистокровностью, считает просто рабами, или даже двуногими животными, а помощь со стороны Афины-Минервы, Афродиты-Венеры и Лилии – последствиями насилия и шантажа с нашей стороны. И вообще, просто удивительно, как этой Гретхен удается связно мыслить при таком количестве воспринятых с самого детства гнусных человеконенавистнических штампов и извращенных понятий.

Лечить, однозначно лечить, но вот как – это вопрос. Лилию (если она еще согласится работать с тевтонкой), та к себе наверняка не подпустит, и не будет относиться к ней с доверием, а ведь именно доверие является необходимым условием для лечения. Я могу сканировать память и читать эмоции, но менять чужое сознание – это далеко не мое призвание. А если бы и могла, то я представляю себе, как легко все запороть одним неловким движением, оставив человека тупым слюнявым идиотом. К тому же в базовых этических установках этой личности надо менять абсолютно все. Это примерно как при помощи хирургической операции превратить кошку в собаку. Нет, я не справлюсь, хотя, быть может, надежда и есть. Сперва надо доложить обо всем капитану Серегину и посоветоваться с отцом Александром и богиней Афиной-Минервой. Как говорят – одна голова хорошо, а четыре все же лучше.

Наскоро успокоив Гретхен и сказав, что я немедленно доложу о ней самому высокому начальству, которое и сможет принять решение, я отправила ее обратно в обоз, а сама отправилась на поиски капитана Серегина. Кстати, надо будет выдать ей ткани из нашего запаса и иголку с ниткой. Пусть сошьет себе что-нибудь европейское, если, конечно, она обучена шитью, а то домотканый хитон, который она не умеет носить, выглядит на ней чистым издевательством, превращая красивую в общем-то девушку в жалкое и нелепое пугало.

Но первым, на кого я наткнулась, был вовсе не Серегин. На пригорке, у дерева, чуть в стороне от обозов, склонившись над плошкой с водой, в позе турецкого султана сидел некто. Этот человек, оголившись по пояс, брился. При этом он блаженно жмурился, мурлыкая какой-то водевильный мотив. Он, не замечая меня, и, очевидно, будучи погружен в какие-то сладкие грезы, густо намыливал подбородок белой пеной, а затем, глядя в маленькое, подвешенное к дереву, зеркальце, осторожно, но уверенно водил по лицу бритвой. И такое довольство и благодушие исходили от этого человека, что я не сразу узнала его. И лишь нелепая прическа в совокупности с худой, длинной и белой, не тронутой загаром спиной, подсказали мне, что этот счастливейший, издающий нежные трели мужчина – наш непутевый Антон Витальевич… Ей-Богу, было сплошным удовольствием наблюдать за ним, так что я даже решила здесь немного задержаться. А он, не замечая не только меня, а вообще ничего вокруг, вдохновенно напевал, при этом уверенно орудуя бритвой (которую, наверное, одолжил или подарил ему кто-то из спецназовцев). Эта картина была столь милой и трогательной, что я уже хотела незаметно удалиться, чтобы не мешать человеку переживать момент истинного счастья. Но тут он, видимо, почувствовал, что кто-то находится за его спиной, и оглянулся. При виде меня его настороженность тут же улетучилась, он разулыбался сквозь клочья мыльной бороды.

– А, Аня, привет, – очень сердечно произнес он, всем видом показывая, что очень рад меня видеть, – как дела у тебя? Ты извини, я продолжу бритье…

И он, склонив к маленькому зеркальцу свою тощую спину, продолжил свое занятие.

– Все хорошо, Антон, спасибо, – ответила я, и игривым тоном добавила, – у тебя, я вижу, тоже все более чем прекрасно, а?

Странно, но он правильно понял мой намек и ответил непривычно звонким, захлебывающимся от радостных эмоций голосом:

– Анютка, я так счастлив! – и вдруг, не в силах сдерживать порыв переполняющего его блаженства, закурлыкал громко и жизнеутверждающе:

– Лай-лалала-лала-лилум!!

– Антон, я рада, что ты наконец расстался с невинностью, – сказала я, улыбаясь и дивясь – трудно было представить, что он может быть столь воодушевленным, – ну я пойду, не буду тебе мешать..

– Э-э… подожди, Ань, не уходи… – поспешил он удержать меня, – я сейчас закончу… Как ты думаешь – может, мне усы сбрить?

Он повернулся ко мне с выражением ожидания в сияющих глазах. Подбородок его уже был гладко выбрит – Антон явно посвежел, ведь до этого он ни разу не брился – с самого начала нашего приключения – и последнее время из-за своей щетины стал напоминать безумного оголодавшего бомжа.