Алексей Бобрик - Дар Павшего. Восход Черного солнца [СИ]

— Интересно… — бурчал профессор, неспешно шагая по узкой, тихой и достаточно малолюдной пешеходной улице, с обоих сторон огороженной специальными бело — оранжевыми столбиками — чтобы машины не ездили и не парковались. — А, в иммигрантские кварталы, таким образом случайно не попадёшь? Они точно все в пригородах находятся? А то, так вот себе, идёшь не спеша, булку жуешь, и нате вам. Оказываешься в Мечети парижской богоматери. К такой то матери… Надеюсь, что они хоть какие ни будь, да таблички повесят. Надо будет у Жана, между делом поинтересоваться…

Если сказать по правде, то Владимир Степанович совсем неплохо относился к иммигрантам, и даже в чём-то их поддерживал. Но однажды, зимой 2011 года, будучи в заграничной командировке в Каире, на одном из рынков города он столкнулся с проявлениями протеста со стороны радикально настроенных исламистов, которые со страшными криками и угрозами погнались за ним, и от которых он тогда еле ноги унёс.

А вскорости, после окончания конгресса, и его убытия из Египта, там случилась так называемая «Арабская весна», приведшая к низложению тогдашнего президента Хосни Мубарака, и приведшая к власти радикальных исламистов. В то же самое время, на одной из улиц Александрии, он потерял своего очень хорошего друга, которого в одной из подворотен этого замечательного, и в прошлом даже великого города, попросту забили камнями. Так же, как это происходило в тёмные, средние века.

С тех пор, он как-то подсознательно этого всего опасался. Это было, наверное, сродни полёту на самолёте. Вроде бы ты абсолютно уверен, что авиаперелёты это самый безопасный в мире способ перемещения в пространстве, а в голову вечно лезут кадры из новостей об авиакатастрофах. Ты это всё пытаешься выгнать из головы, умом всё прекрасно понимаешь, а на душе «кошки скребут».

Особенно сейчас, когда в мире активизировался новый теневой экстремистский игрок, такой как ИГИЛ, он же ДАИШ. И произошедших под его эгидой, ряда резонансных терактов, в том числе и относительно недавних, в столице Франции.

Но, как бы там ни было, а впереди показалось знакомое по заранее скинутой по электронке фотографии, место.

Войдя в гостеприимно распахнутые двери, профессор оказался в весьма современно выглядящем, но при этом очень уютном кафе. Глаза, чуть привыкнув к приглушенному свету, сразу же выделили очертание знакомой фигуры.

— О! Мой дорогой друг Володя! — с нескрываемой радостью произнёс Жан, для которого доктор наук, профессор Владимир Степанович Аваковский, был просто Владимиром, или Володей — Неужели мои глаза, выцветшие от созерцания пыльных фолиантов, наконец то разглядели в океане праздношатающегося электората, нечто стоящее для повода поднять бокалы? Сколько лет прошло с нашей последней встречи? И какой рок, всё-таки привлёк столь уважаемого человека в наши скромные пенаты?

— Ну уж скажешь, сразу-таки и рок. А ведь, может быть я так просто, проходил тут мимо. Дай думаю, позвоню ка я своему старому приятелю, да и здоровьем поинтересуюсь. Да уж и про свою жизнь, так сказать многогрешную, если конечно будет кому интересно, расскажу. — подхватил эстафету красноречия, Владимир — Но, конечно же, привет!

А теперь давай, рассказывай, старый ловелас — как дела идут в Городе любви? Какие успехи в личной жизни? Чем занят? Где приходилось бывать в последнее время?

— Успехи говоришь? Да, какие там успехи… — Жан махнул рукой. — Это всё раньше, в прошлом, воспринималось как успехи. Почёт в обществе, уважение коллег, награды в конце концов.

Всё надоело, жизнь становится как тот самый паровоз. Катит по своим рельсам, да пыхтит в трубочку. И вся разница пути, лишь в названиях остановок. А остановки эти называются работа, да дом. Вот собственно, и все успехи.

— Да, друг мой. Стабильность в жизни, вот где по-настоящему, наш злейший враг. — резюмировал Владимир. — Она отнимает у нас тягу к новому.

— И не говори. Вот, лет двадцать назад, вот это были успехи. А, что сейчас? Представь себе, мне на прошлой неделе предложили в Африку слетать на объект. А, я знаешь о чём тогда подумал?

— И о чём же?

— Ты будешь смеяться. О комарах малярийных, да о мухе Це-Це. Представляешь?

И как изнеженная барышня, отказался! Одни, короче говоря, разочарования. Лишь на тебя одни надежды, что что-то новенькое поведаешь. Твоя последняя фраза, что это не телефонный разговор, мне, признаться честно, уже несколько дней спать мешает…

Жан, закончив свою реплику, махнул руками в театральном жесте, выражающем нетерпение.

Но затем, всё-таки продолжил свой монолог:

— И, кстати говоря. Город этот, хоть и прозывается Любви, но теперь для меня эта столица моды не с возможностью осуществлять грандиозные замыслы в плане купидоновых побед, ассоциируется.

А ассоциируется она мне, возможностью устраивать лишь гастрономические туры, не связанные с покиданием пределов сложившейся зоны комфорта. Не тянет, что-то уже не то, что по Африкам да Америкам, но и лишний раз зад от стула оторвать.

Может быть, ты меня расшевелишь? А? — век не забуду! — изобразил жест мольбы, Жан.

— Вот уж не думал, что тебя такая оказия возьмёт. — покачал головой Владимир — А, может быть, это всё-таки муха Це-Це тебя укусила?

Раньше я от тебя такого и не слыхивал. Как сейчас помню, что у тебя от одного только упоминания о загадках и тайнах ушедших цивилизаций, начиналось обильное слюноотделение, и слышался хруст в суставах пальцев, от очень уж усердного потирания руками.

Ты же знал абсолютно точно, когда надо сидеть в библиотеке, а когда пора собираться в очередное путешествие. Теперь же, что я слышу, и не могу поверить своим ушам. Что из всего выбора куда отправиться, ты можешь подготовиться лишь к таким походам, как к подъему на Эйфелеву башню. Но, я глубоко надеюсь, что тебя тянет не по-стариковски гулять вдоль клумбы с тюльпанами, а хотя бы пройтись возле Большой Арки Дефанс? — Ты ходишь, мой друг, возле Арки Дефанс? — не разочаровывай меня!

— А? Говоришь, что подле Дефанс пройтись это уже кое-что? Это, та самая арка, которая не совсем арка? Так может для меня ещё не всё потеряно? — так радуйся же за меня!

Я там частенько бываю! — Ведь то, что меня, по твоему мнению, тянет гулять возле проекции тессеракта, а не какой ни будь клумбы, может говорить о прежней, правда глубоко запрятавшейся тяги к приключениям?

Как же ты тут, так кстати образовался. Давай-ка, попробуй-ка меня, старого ворчуна, немножечко расшевелить. — стукнул кулаком по столу Жан.

— Что же, мысль здравая. Но, давай ка, начнём для начала раскупоривать наши резонаторы души. — у меня сегодня, Романи-Конти из Бургундии, между прочим!

— О! Да ты становишься с годами не только умнее, но и мудрее! Я, заранее признаю своё поражение. Схожу сразу же ещё за бутылочкой. А пока, что попробуй вот этих улиток. Они божественны!