Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

– И точно, – вроде чуть смутился выродер. – Вот тьфу на меня… Хотел-то сказать: извини, накричал невесть чего, ты и слов таких, поди, не знаешь, какие я взялся выговаривать. Надоели мне слуги, – пожаловался Ларна, ковыляя через комнату обратно к своему ложу. – Норовят укладывать на рану мокрые тряпки. Пояснял уже: это вырам нужно, а людям бесполезно и даже вредно. Не слушают. Стучат, шумят из-за двери, потом бегут искать Шрома, жалуются. Нет, чтобы оставить в покое.

– Переживают, – предположила Тингали, неуверенно пересекая комнату.

– Нет, всего-то проверяют, не сдох ли, – усмехнулся Ларна. – Еще не сдох… Экая гадость – рыбья кость! Я уже искал-искал её, и всё без толку. Теперь-то поздно искать, да и травы в замке закончились, я отослал человека на берег, утром привезёт… – Ларна тяжело рухнул на свой ковер, сел удобнее и глянул на ночную гостью с интересом. – Чем лечишь-то?

– Иголкой, – окончательно смутилась Тингали, даже покосилась на дверь: а не сбежать ли?

– Чудная ты, сперва лезешь в бой, а после празднуешь труса без всякого повода, чтобы снова невесть что выкинуть через мгновение, – совсем мирно сообщил больной. – Лечи иголкой. Всё лучше, чем топором. Малька уже лечила? Его надо первым, пропадает парнишка.

– Лечила. Первым.

Разговор окончательно угас. Ларна освободил от повязок ногу, и стало видно, как он искал иглу: взрезал ножом больное место, глубоко, и не раз… Представить, что такое человек может учинить с собой сам, по доброй воле, Тингали прежде и не могла.

Стало ещё страшнее, когда Ларна молча разодрал рану, помогая рассмотреть её и выискать опасную кость. Спокойно развел пальцами, и не дрогнули они, и рычать волком жуткий человек не начал, хотя именно этого ждала Тингали.

– Гниль с рыбьих костей быстро губит человека, – ровным тоном пояснил Ларна, наблюдая, как неопытная лекарка зеленеет, и стараясь её отвлечь. – Она норовит прорваться вглубь, а потом уж её и не унять, это как пожар… Сразу не загасишь, позже и не трать воды, пустое дело. У меня, как я смекаю, до утра срок. Потом станет надо думать не о ноге, о жизни… Вот я и злюсь на весь свет, тебе досталось уж заодно, не обижайся.

Ответить не получилось: Тингали побоялась натиска подступающей к горлу тошноты. Сморгнула, гоня запоздалую жалость, подхватила из передника иголку и повела ею, свободно меж пальцами лежащей, над раной. Золотое жало само клюнуло, вглубь нырнуло – словно бы удлинилось. А может, и впрямь выросло? Иглы-то у деда Сомры ничуть не просты, золота, привычного людям, в них и нет, одна видимость, да ещё название удобное, уху понятное…

Ларна наклонился ниже, с интересом наблюдая, как тянется гной. Много гноя, целая длинная нитка. Игла нырнула повторно и снова выволокла отраву.

– Надвое кость развалилась, – кое-как сладила с голосом Тингали. – Вроде, всё…

Разрезанная ножом рана смотрелась и теперь страшно, хотелось её стянуть, облегчить боль.

– Тяжело с тобой, – пожаловалась девушка. – Нет нитей, в руку не ложатся. Кимочку я лечила в Безвременном лесу, так ему любые находила, самые нужные. А для тебя нету… разве вот – жалость. Слабая нитка, тонкая. Ты уж помолчи, порвется и эта – иных не соберу.

Нитка и правда оказалась слабая да короткая. Один тощий хвостик, за иглой тянется жалко, еле виден. На штопку почти и негоден. А заштопать болезнь надо, это видно сразу: иначе подомнёт недуг сильно человека, надолго свалит, хоть гной и вышел из раны. Оно понятно: прочие, получившие ранения, лежали да лечились, а этот ножом себя порезал, железом горячим прижёг – да снова сунулся в бой, словно так и следует…

Ларна на непонятное мелькание золотых бликов над раной смотрел молча и внимательно. Иногда чуть хмурился, думая о своем.

– Всё, кончилась нитка, – пожаловалась Тингали. – И почему ты так много интереса находишь в том, чтобы люди боялись тебя?

– Интереса в том давно нет, есть привычка, – вздохнул Ларна. – Они привыкли бояться, а я – стращать. Малёк тоже ругал… Как тебя звать-то, я и не запомнил. Неудобно без того говорить спасибо.

Дверь с грохотом распахнулась. Шром кое-как, боком, сунулся в узкий для него проём, сердито повел усами.

– Никому от тебя покоя нет! Я думал, снова флот под стенами, зачем еще меня станут будить? Оказалось, ты налаживаешься топор кидать в гостью. – Выр навалился на дверной косяк, осел в проеме и чуть успокоился. – Тингали, он тебя не съел? Уже вижу, не съел, да… Сам-то как, в порядке? – выр навёл оба подвижных глаза на Ларну. – Хромал ты нехорошо.

– Теперь в порядке, – весело прищурился Ларна. – Теперь стану хорошо хромать, даже и не сомневайся. Шром, я исключительно счастлив сегодня. Потому что я прав, а твой мудрый брат ошибся. Все же есть третья сила!

– Ты полагал, что твое любопытство сдохло, сам сказал, громко, – нехотя напомнил Шром. – Я поверил, успокоился, решил: до утра мы все отоспимся без шума… Не сдохло, да. Жаль. Нет тишины. Говори далее, всё равно не уймешься, раз начал.

– Вот она и есть третья сила, – Ларна обличающе ткнул жестким пальцем в плечо вздрогнувшей Тингали. – Игла у неё золотая, шить она умеет. Мы-то думали, таких уже на свете нет, а одна выискалась откуда-то. И что из того следует?

– Что я пошёл отдыхать, – огрызнулся выр, фыркая и медленно пятясь из комнаты в коридор. – Ох, и тесно! Помнится, прежде замок был побольше, ссохся он за последние три года, крепко ссохся. Камни, полагаю, тоже надо водой поливать, как панцирь.

Ларна расхохотался, выслушав жалобу. Тинка тоже невольно улыбнулась, наблюдая, как топчется в дверях выр, скользит лапами по камню пола и сердито щелкает клешнями, с трудом удерживаясь от того, чтобы позволить себе в два-три хороших удара и расширить проём, снеся проклятущую дверь…

– Шром, я сниму твой знак с правого уса, – сообщил Ларна. – Ты мой друг, твой замок мне родной, твое дело – всегда мое… Но теперь я занят. Надо беречь эту непутевую лекарку. Она кланду, как я думаю, скоро покажется поважнее всего рода ар-Бахта. Сперва-то я решил, она сдуру сунулась в воду на страфе, чтобы поскорее доставить Хола на стену, что в нем было спасение замка. А теперь разобрался: это Хол приволок её.

Выр замер и вытянул оба глазных стебля. Изучил Тингали с ног до головы, недоуменно развёл верхней парой рук.

– А я не додумался… Получается, ты устроила волну?

– Отпустила, – уточнила Тингали. – На сборочку её собрала да заготовила ваша матушка, ара Шарги. Давно.

– Интересно, да… – задумался выр, удобнее устраиваясь в коридоре.

По плитам вновь застучали быстрые шаги. Испуганный голос слуги зашептал: «Может, они и выра ужо загубили, крепко были злы, страсть!».

Ларна снова оскалился по-волчьи, привычно, и расхохотался. Шром вздыбил бровные отростки. Тингали поймала себя на том, что ей сделалось весело, неловкость прошла, бояться бывшего выродёра уже не получается…