Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

– Нет, она думает, что так вам понятнее, сколь ей плохо, – шепнула Тингали. – Полагаю, её сюда отослали, чтобы Ларне не досаждала… он не терпеливец, ничуть. Вам, ар, отвечать не следует, она тотчас обнаглеет. Я сама выспрошу, что и как. – Девушка перекинула косу на грудь и выпрямилась, расправляя передник. Дождалась, пока вой смолкнет. – Достойный ар говорить привык с шаарами, и никак не меньше. Или хотя бы со старостой вашим.

– Так нет его, девонька, – испуганно охнула старушка, щурясь и невольно собирая по привычке сведения о говорящей: узор платья, возраст, принадлежность к жителям Горнивы или южанам. Снова стала раскачиваться и стонать. – Он-то и есть тать главный, староста наш, люду враг, гнилец, с умом недружный! Ужо Монька как ни бессовестна была, а всё помогала, пироги мои ела да хвалила, хоть половину и бросала страфу своему дикому, дурноезжему… И квасок наш пила, и слову своему хозяйкой была.

– Марница? – заподозрила знакомое имя Тингали.

– Она, – обрадовалась пониманию старушка. Села поудобнее, подоткнула платье и сощурилась, переходя на свойский тон и начиная излагать уже не прошение, а сплетню. – Она же как, бывало? Накричит, страху напустит, важности всякой, а опосля непременно поможет. Сердешная девка, хоть и гулявая, ну да о том все знают. По трактирам шастала и с отребьем зналась…

– Гм…

– Души редкой девица, доброты неописуемой, – сразу поправилась бабка. – Ужо всей деревней мы ей здоровья-то желали. А токмо староста наш из ума весь как есть вышел! К брату ейному сунулся, к Люпсу косопузому. Старостина жинка знала, да смолчала, ума-то нет… – старушка помрачнела и вздохнула. Подвинулась чуть ближе к собеседнице и зачастила: – За золотом он в город сунулси, да там и сгинул, потому Люпс никому ничего не дасть, он хуже страфа, что в клюв попало – то пропало, что в лапу загреб – то и скогтил! Моньку в лес заманил, злой смерти предал! Ох, и горе горькое… Это ж сестру родную, нелюдь, не пощадил.

Старушка снова вошла во вкус изложения истории, застонала, косясь на замершего в неподвижности Шрона и понимая: впечатлила… Выр беспокойно отодвинулся ближе к воде. Глянул сочувственно на стража у края поляны: ясно от чего усы поникли. Всю дорогу через лес бедняга слушал сплетни и вынужден был терпеть, поскольку не нашел от бабки обороны. Не иначе, так сыт оханьем и воем, что хоть теперь нырнул бы, спасаясь от нелепых людей с их дурной манерой сложно говорить о простом.

– Говорите коротко и внятно, встаньте, ар так велит, – строго сказала Тингали. – Почему нет жизни деревне и почему надо уходить за пролив? Горниве вы принадлежите и многого от хранителя Ласмы, земель рода ар-Бахта, просите. С чем пойдёте и чем за добро отплатите?

– Так пожгли нас, – возмутилась старушка невниманию к своим речам. – Как есть пожгли. И согнали нас, горемычных, убогих да голодных, крова лишенных, слезами горючими…

– Короче излагайте, это ясно? – припомнила Тингали любимые слова Марницы.

– Чур меня, чур! Ох, ты ж… – старушка побледнела. – Слово в слово гулявой Моньки присказка.

– Еще раз о ней плохо вспомните, никуда вы не поплывете, – возмутилась Тингали. – Почему лес горел?

– Брэми, потому такой приказ шаара был: пожечь, – вполне внятно и без сложностей объяснила старушка. – Лес пожечь, зло в нем кланд выискал, прям из столицы углядел, гнилец… прощения просим, благородный ар. Нашими руками пожечь. И нас же там же и погубить. Ох, горемыки мы, слова умного не послушали. Как Монька гуля… – Старушка покосилась на собеседницу и поправилась: – Марница, краса-девица, в доброте великой, сказывала: уходите, и детишек уводите, а мы-то и не пошли.

– В целом ясно, – выдохнул изрядно оглохший Шрон. Шепнул Тингали: – Спроси ещё: как она сюда попала? Страж-то смотрится так, словно ядом его травили, ничего уже не соображает от её криков.

– Кто вас сюда направил, брэми?

– Так наиславнейший выродёр послал… То бишь, как же его, – старушка смутилась в титуловании, снова стрельнув взглядом в сторону Шрона, – лекарь знатный, брэми Ларна. Они и сказывали, вежливые они и к старости учтивые: а идите вы, бабушка, лесом, тропкой удобной…

Шрон булькнул смехом, вполне точно представив настоящие слова Ларны и про лес, и про тропку, и в целом про дорогу для нудной старухи. Бабка с подозрением покосилась на догадливого хранителя. Скорбно сжала губы и закончила покороче, без вычурности.

– Велел в ноги пасть и подать прошение о переселении всей деревеньки. Двадцать восемь душ взрослых уцелело нас, да детишек двадцать три. А сами они второго выра упросили плот делать, вот такова их доброта к нам, погорельцам.

– Дозволяю переселяться, – сдался Шрон, понимая, что от старушки иначе не отвязаться. Порылся в сумке, укрепленной у нижних рук, достал знак ар-Бахта и на его оборот нанес несколько царапин лапой. – С этим обратитесь к шаару города Шаргр. Он определит вам место и выделит средства на обустройство. Отдельно черту наношу, – Шрон лязгнул панцирем особенно серьезно и звучно, – о молчании. Если кто из вас о прошлом месте жительства хоть слово вымолвит, сия черта указует: отрезать язык. Ибо в слове том немирье для нас, аров, и неволя для вас, людей.

Старушка испуганно кивнула и промолчала. Приняла с поклоном медную бляху, глубоко припрятала, прежде бережно увязав в вышитую тряпицу. Поклонилась и резво юркнула по знакомой тропе в лес. Страж подошел ближе, вежливо дрогнул усами.

– Вчера мы нашли их, – сказал он, опасливо целя одним глазом в сторону рябинника и проверяя, не подслушивает ли старушка. – Позавчера, как с вами расстались, мы…

– Нас не было в мире два полных дня? – удивился Шрон.

– Дедушка такой, он время двигает, когда надобно, – кивнула Тингали. – Мы бы извелись в ожидании…

– И то, и то… – согласился Шрон. – Значит, два дня. Немало!

– Здесь такое творится, что и сказать тяжело, – осторожно выдохнул страж. – Пока что мы с братом – стражи замка – мало понимаем. Брэми Ларна, как нам думается, знает и угадывает больше. Однако и он, и брэми Ким, после первого боя ушли на юг, нам велели людей вести к морю. Если придётся, переправлять, не дожидаясь их возвращения. Еще сказали вас оповестить, разрешение для людей испросить и убедить ждать вестей у берега. Они обещали быть к ночи.

– Был бой? – бровные отростки Шрона поползли вверх.

– Именно так, – подтвердил выр. – Мы вмешались, потому что людей убивали прямо в их домах. Ларна допросил управлявшего всем наемника. Он был в большом гневе, ар. Потому что снова углядел в том человеке свое подобие. Усы длинные, знаки ар-Бахта на них. Сам злодей рослый, светлоглазый. Сделано всё так, словно напали наемники, приведённые ложным Ларной с нашей стороны пролива.