Оксана Демченко - Копье Вагузи [Litres, СИ]

– Не бросит. Мы вернулись. И ещё. Что бы он ни говорил, мы бы всё равно ушли в пески. Нет на вас вины.

Она досадливо отмахнулась и торопливо возразила на родном наречии. Нахмурилась, всплеснула руками. Я только теперь заметила: ни одного браслета на запястьях! Странно. У всех южан, кого я в Арагже вижу, есть украшения. Много, звенят и шумят. Если подумать, и в прическе её нет украшений…

– Он не виноват. Я виновата. Только я. Сама ухожу в пески. Скажи ему: тьму унесла и нет более горечи и привкуса лжи в водах нашего ручья, совсем нет. Детям не придётся отвечать перед Вузи за мою вину.

Ох, чудно устроена моя голова. Прав Ларна, иным никогда не удумать то, что мне само в глаза лезет. Теперь как раз я представила себе на миг подробно, в красках, как эта милая женщина топает по песку. Навстречу ей спешит Вагузи, с палкой. Помогать убивать тьму. Домой пригонит – бегом… Я засмеялась, удивляя жену Барты. За руку потащила её к краю полога. Указала на пески.

– Иди. Ох, насажает тебе Вузи синяков! Вот, гляди: это из меня тьму изгоняла его палка. Тебе ещё хлеще достанется. Мужа бросить, детей, дом… Иди, он живо воспитает. Я ваш язык не знаю, зато он всё подробно скажет тебе. С выражением.

– Вузи ящер, он не говорит, он только ведет хвостом узор жизни на песке, пока не оборвет движение, впуская в него смерть, – осторожно возразила женщина, но в пески не пошла. – Откуда ты можешь знать его?

– И ты знаешь! Ты с Кимом ругалась, а Вузи – тогда он еще не слился со своей тьмой – тут сидел и злил Ларну.

– Тьму надо убивать, нельзя слиться с ней, – укорила меня женщина. – Ты всё путаешь, белая северная нхати… ты не знаешь наш закон.

– В каждом живут день и ночь. День – твоя любовь к мужу, забота, дом, дети… Ночь – тоже твоя любовь к нему, только во вред переходящая. Ещё жадность и обида, опасения, что бросит и уйдет домой, на север. Хорошо я объясняю?

– Может, и так… – усомнилась она. Осторожно указала на пустыню. – Так я пойду. Убью тьму.

– Нет, тебе не туда. Там ты погибнешь. Сгинут и свет, и тьма. Вот подумай: мы все будем тебя искать, Барта станет страдать и ругаться, дети начнут плакать, звать маму. Сплошная тьма. Не изживёшь ты её, понятно? Иди домой. Сейчас Барта зол, он весь – пустыня. Пусть он и убивает вашу с ним тьму. Нечего по мелочам лезть к Вузи. Иди, извиняйся и мирись с мужем. Он твой личный ящер… Ох, что я горожу?

Ларна, о котором я как раз подумала: «лишь бы не услышал», отодвинул край полога моей палкой и заинтересованно, с достойной Вагузи наглостью, рассмотрел жену Барты. Та даже покраснела – точнее, побурела, учитывая смуглость кожи. Злодей прищурился, провел бронзовым шариком наконечника палки по ткани её одежды от ворота и до бедра.

– Иди мирись, – посоветовал он. – Я бы с такой бабой и сам охотно гм… поубивал тьму. И нечего кусать губы! Сама уходишь от мужа в пески. Вот ка-ак догоню за ближним холмом, так и без Вузи не соскучишься. Тинкины мысли странно путаются, но все вокруг верного решения, что я и ценю. Она сказала точно: боишься, что муж уйдёт на север, ведь отпустили его ар-Раги. И тут вы поругались. Ты решила: он гонит тебя, ему нужна другая жена, как ты сказала? Северная…

– Нхати, – подсказала я непонятное слово, прощая Ларне его мерзкое поведение.

И даже то, что моя палка до сих пор бессовестно льнула к смуглому телу, поставленная поперек, в простом блоке, и подчеркивающая грудь женщины, на редкость полную и высокую для её худобы и возраста. Всё же двух детей подняла, да в этой пустыне… Ларна мне подмигнул.

– Тинка, вот до чего доводит ваша бабья глупость! Ящером с его законами прикрылась, чтобы сбежать от главного страха, пусть и убьёт её этот побег. Ей лучше смерть, чем изгнание из дома. Держи её за лохмы и если что, лупи палкой от имени Вузи. Пойду, поговорю с её ненаглядным выродёром.

Женщина дернулась, охнула – и палка ловко пихнула её назад, в тень полога. Ларна насмешливо взвёл бровь. Передал палку мне. Как будто бы я смогу держать и бить… Впрочем, жена Барты моей безобидности не разглядела. Поникла, обняла руками колени. Ужас как не люблю в женщинах этой послушности чужой воле! Красивая, неглупая, а состарилась в единый миг… Потянулась к просторной рубахе Ларны, осторожно тронула край.

– Не надо обижать его. В вас сила есть, брэми. Не надо, умоляю. Он тоже сильный, он от обиды и сломаться может. Не ходите, так лучше. Ему плохо у нас, жарко и тяжело. Он домой хочет плыть, верно. На том берегу нельзя гордиться женой из пустыни, он сам сказал. В большом каменном городе я засохну ещё страшнее, чем в песках. И мужу причиню позор.

Ларна от злости даже оскалился. Давно я не видела у него этой ухмылки, уже и подзабыла, как она неприятна. Развернулся и пошёл к лачуге, ровно пошёл, сосредоточенно, ни единого лишнего движения. Женщина всхлипнула. Я испуганно ойкнула. Когда он так злится, он и прибить ненароком может…

– Малёк! Хол!

Оба явились почти сразу, вынырнули из-под тканины, разделяющей полог для мытья на мужскую и женскую половины. Я сунула палку Мальку и попросила никуда не отпускать женщину. Она и не пыталась убежать, замерла безвольно, голову уронила…

До лачуги я домчалась так быстро, как будто песок пек пятки. Собственно, он и пек, утро уже разгорается, только глупая северная нхати могла высунуться из тени босиком. И вдвойне глупой она должна быть, чтобы лезть под руку обозлённому Ларне. Хотя… если он зол, то почему хохочет? Я с разбегу толкнула хлипкую дверь. Закрыла за собой и блаженно потопталась горячими пятками на коврике, плетёном из травы. Спина Ларны была прямо перед моим носом. Барту я не могла видеть. Я, как-никак, на голову с лишком ниже сероглазого. Даже прыгать и вставать на цыпочки бесполезно. Сунулась в бок – он выдвинул локоть.

– Не бабье дело лезть в мужские разговоры. Усвоила?

– Тьфу на тебя! Я думала, ты убиваешь его.

– Хотела поучиться на практике? – оживился злодей, обернулся и заинтересованно изучил мои голые ноги. – О-о, Тингали, испечённая в песке. Блюдо редкое, но сегодня как раз имеется… выгнать бы тебя, но жалко. Ладно уж, гляди. Семейная жизнь – загадка. Баба убивается, норовит в пески уходить, оберегает его от бед, а он нажрался, как последний…

Ларна от злости оскалился ещё отчетливее, но порцию незнакомых мне ругательных слов проглотил. Шагнул в сторону. Ох…

Почему-то я полагала, что все выродеры похожи на Ларну. Высоки и широкоплечи, насмешливы и непобедимы, умны и несносны. Иначе на кой по ним женщины убиваться? И что? И как, вот уж верно заметил Ларна, понять: за что красавица со смуглой кожей любит мужа? Это обрюзгшее существо с редкими седыми волосёнками, на котором кожа висит, как купленная на вырост рубаха. Гнилец валяется в вонючей луже исторгнутого вместе с выпитым вчерашнего ужина. Лучше бы я не смотрела. Тошнота подступила к горлу, сразу нахлынули запахи этой лачуги… Ларна заботливо поддел под локоть, мешая споткнуться. Я качнулась к нему, потому что Барта пошевелился, заныл невнятно, сделал попытку сесть. Перевалился на бок и мутными водянистыми глазами в багровых опухолях век прищурился на нас.