Стивен Эриксон - Полночный прилив

– Что стряслось, любовь моя?

– Времени совсем не осталось. – Поднимаясь, Ублала стукнулся макушкой о потолок и втянул голову в плечи. – Плохи дела. Я ухожу.

– Куда?

– Серегалы идут. Плохо.

– Серегалы? Древние боги тартеналов? Ублала, что ты несешь?

– Мне пора. – Он направился к двери.

– Ублала, а как же Харлест? Куда ты?

– В старую башню. – Его последние слова едва донеслись из туннеля. – Прощай, любовь моя, Шурк Элаль…

Воровка уставилась на пустой дверной проем. Прощай?..

Шурк Элаль подошла к саркофагу и сдвинула крышку в сторону.

Хр-р-р! Ш-ш-ш! Ш-ш-ш!

– Прекрати, Харлест! – Женщина оттолкнула от себя скрюченные руки. – Вылезай! Нам надо идти. – Потом смерила его взглядом и, поколебавшись, добавила: – На кладбище.

– Вот те на, – вздохнул Харлест.

Сидя в луже густеющей крови посреди улицы, император тисте эдур сжал лицо рукой, словно пытался выдавить глаза. Время от времени он пронзительно вскрикивал, выпуская из груди жестокое страдание.

В тридцати шагах от него летерийские солдаты на мосту притихли и не высовывались из-за щитов. Вдоль противоположного берега канала выстроился ряд зевак, их становилось все больше.

Трулл Сэнгар почувствовал руку на плече и, обернувшись, увидел искаженное горем лицо Урут.

– Сын, надо что-то делать… Он теряет рассудок.

Удинаас, проклятый раб, ставший незаменимым для Рулада, куда-то пропал. И вот итог: император в ярости бьется с пеной на губах, никого не признает, кричит, как испуганный зверь.

– Раба нужно изловить во что бы то ни стало, – сказал Трулл.

– Это еще не все…

Ханнан Мосаг придвинулся вплотную к Руладу и заговорил размеренным тоном:

– Император Рулад, услышь меня! Наступил день черной правды. Твой раб, Удинаас, поступил, как все летерийцы. Их сердца полны измены, и служат они только самим себе. Рулад, Удинаас сбежал.

Колдун-король был не в силах скрыть торжество.

– Сначала одурманил тебя, как белый нектар, а теперь бросил на страшные муки. В его мире не существует верности. Верить можно только родным по крови.

Рулад вскинул голову, на лице – изнеможение, в глазах – мрачный огонь.

– Верить? Тебе, Ханнан Мосаг? Моим братьям? Майен?

Залитые кровью золотые доспехи, свалявшийся медвежий мех – и меч, пронзавший человечье мясо и кишки. Император, шатаясь, выпрямился, тяжело дыша от возбуждения.

– Вы для нас – никто! Лжецы, обманщики, предатели! Вы все! – Он взмахнул мечом, разбросав красно-розовое крошево по мостовой и на ноги стоявших рядом воинов, оскалил зубы. – Как народ поступил с императором, так и он поступит с ним!

Фир шагнул вперед, но остановился, увидев, как императорский меч снова взмыл вверх, нацелясь острием ему в горло.

– Э-э, нет, брат, нам от тебя ничего не требуется. Ни от кого из вас. Разве только покорность. В империи должен быть порядок, и порядок этот будет установлен императорской рукой. Колдун-король!

– Государь?

Меч, оставив Фира в покое, небрежно вильнул в сторону солдат на мосту.

– Убери их!

По знаку Ханнана Мосага вперед выдвинулись к’риснан, с ними – Бинадас. Четверка рабов подтащила два здоровенных кожаных мешка. Заметив их, колдун-король покачал головой.

– Это чересчур. Чего-нибудь попроще… – Он повернулся к императору. – Подготовка не отнимет много времени, государь. Я все сделаю сам.

Урут потянула Трулла за руку.

– Пропал не один Удинаас. Майен тоже сбежала.

Трулл смотрел на нее, не понимая сказанного.

– Как сбежала?

– Ее надо срочно разыскать.

– Сбежала? От нас? От своих?

– Трулл, пойми, это все голод…

Он отошел в сторону и, осмотревшись по сторонам, заметил группу обступивших Терадаса и Мидика Буна воинов. Трулл направился к ним.

Терадас скорчил недовольную мину.

– Что тебе нужно, Трулл Сэнгар?

– Мать императора отдает тебе и твоим воинам приказ.

Злоба на лице Терадаса сменилась растерянностью.

– Какой еще приказ?

– Майен заблудилась где-то в городе. Ее нужно разыскать. Что до Удинааса… если найдете, то…

– Пусть только попадется нам – умрет жестокой смертью, Трулл Сэнгар.

Как он мог предать Рулада? Ведь я предупреждал. Трулл взглянул на императора. Вернется ли к нему разум? Вряд ли. Слишком далеко зашло дело.

– Поступай как знаешь, Терадас. Главное, найдите Майен.

Солдаты на мосту поняли, что их ждет, и съежились за щитами. Летерийцы проявили храбрость, пусть глупую и ненужную, но не отступили. Да-а, Удинаас, не думал я, что ты…

У входа на мост вдруг начала расти кипящая, плюющая брызгами волна.

Стена из щитов подалась назад, уплотнилась.

Волна сорвалась с места.

Зеваки по обе стороны канала с криками бросились врассыпную.

Магия хлынула на мост, превращая солдат в кровавые струи и разлетающиеся в стороны лоскуты мяса. Один удар сердца, и вал двинулся дальше, жадно глотая разбегающихся горожан.

Трулл наблюдал, как вода била в ближние здания, сносила ворота, врывалась в разбитые окна. Столько криков…

– Хватит! – Рулад подскочил к Ханнану Мосагу, заставив его опустить обезображенные, узловатые руки.

Колдовство улетучилось, оставив на мосту груды костей, отполированных щитов и доспехов. Из разоренных домов не доносилось ни звука. Ханнан Мосаг обмяк; Трулл только сейчас заметил, каким уродливым стало тело мага под мехами.

Император неожиданно хихикнул.

– Как жаден твой тайный бог, Ханнан Моссаг!

Какой еще тайный бог?.. Трулл и Фир переглянулись.

– Братья! – воскликнул император, взмахнув мечом. – За мной, к Вечному дому! Захватим трон! Нас никто не остановит! А если попробуют, сдерем мясо с их костей! Пусть им будет очень больно. Пусть помучаются. Братья, мы объявляем сегодняшний день днем страдания! – Рулад, казалось, находил в этом слове особую сладость. – Нас никто не остановит! Вперед, за вашим государем!

Он так изменился… Мы его потеряли. И все – из-за предательства раба…

Старая, разбитая мостовая вела через ворота в заросший двор. От скрюченных костлявых веток наклонившихся деревьев вверх валил то ли пар, то ли дым. Кругом не было ни души. Слуга так и не появился из-за угла.

– Ну что ж… – пробормотал Поклявшийся, извлекая меч. – Придется самому…

Гвардеец подошел к воротам и ступил на извилистую мощеную тропу. Прямо перед ним стояла приземистая квадратная башня – покрытая пятнами, кособокая, мертвая. С левой стороны слышались звуки трущихся друг о друга камней, ломающихся сучьев и подземных ударов, от которых вздрагивала земля под ногами. Ага, значит, нам туда.

Стальные Прутья вошел во двор.

Он обогнул грязный могильник, перешагнул через поваленное дерево и остановился в десяти шагах от погребальной насыпи, некогда массивной, а теперь – раскопанной и курящейся. Выбрасывая наружу потоки жидкой грязи, из нее вылезли пять гигантских фигур. Почерневшая от торфа плоть, испятнанная следами древесных корней кожа, клоки рыжих, как медь, волос. Каждый великан откопал и вытащил двуручный меч из черного полированного дерева.