Дэн Вилета - Дым

Портрет черно-белый, и волосы мужчины не сияют знакомым цветом молодой кукурузы.

— Ренфрю, — наконец говорит Томас, когда все сомнения отброшены.

Очистив, насколько возможно, стекло, они видят бледную кожу. Как и они сами, двое мужчин на портрете обнажены до пояса, одеты в трико, руки в перчатках подняты к груди. На заднем плане виден этот же гимнастический зал. Тени боксеров падают далеко за их спины, в глубину ринга.

— Где учился Ренфрю? — хочет знать Чарли.

— В Королевском колледже, в Кембридже. Говорит, это лучший колледж из всех.

— Ливия говорила мне, что барон Нэйлор раньше преподавал. В Кембридже. Должно быть, он был наставником Ренфрю.

— Пытался вколотить в него немного ума, судя по портрету. Жаль, что ничего не вышло.

Шутка не самая удачная, но она помогает вернуть настроение, заставившее их надеть боксерские перчатки. Кроме того, они замерзли. Томас вешает дагеротип на место и забирается на ринг. Чарли идет следом, но вдруг останавливается, мчится обратно к шкафу, достает колокол и звонит в него. Язычок колокола облеплен грязью так сильно, что звук больше похож на клекот, чем на звон.

— Первый раунд, — объявляет Чарли.

Они принимают боевую стойку и начинают.

Долгое время ни один не наносит удара. Вместо этого они сражаются с тенью, держат расстояние, отпрыгивают вбок, чтобы внезапно рвануться вперед и исполнить неотразимый хук в пустоту. Когда они уже достаточно разогрелись и завелись, Чарли бежит к колоколу, неуклюже зажимает его пухлыми перчатками, потом подкрепляет его звучание собственным голосом.

Только в середине второго раунда до Томаса доходит, в чем причина их нежелания бить по-настоящему. Дело не только в том, что они друзья и им неприятно причинять друг другу боль, даже в спорте. Чарли, как понимает Томас, боится. Боится, что разбудит дым Томаса; боится, что один прицельный удар сломает в нем что-то — и тогда пробудится тот. Монстр, живущий внутри его. Сам он тоже сдерживает себя. Опасность, догадывается он, не в том, что тебя ударят, а в том, что ударишь ты; в удовольствии дробить плоть и кости кулаком в перчатке. Внезапно в его голове всплывают слова леди Нэйлор: «Моя дочь живет так, будто она фарфоровая кукла. Она ждет, не сломается ли в ней что-то».

Одна эта мысль окутывает его рот дымом.

Тогда он хищно оскаливается, подступает к Чарли и делает чистый плотный хук в плечо, тут же дополняя его быстрым кроссом. Приятель крякает, отходит, трясет пострадавшей рукой, словно проверяя, нет ли травмы, — и ухмыляется. Его перчатки поднимаются, он делает шаг вперед и наносит три стремительных удара в грудь Томаса, за которыми следует апперкот в живот. Завязывается жаркая стычка: плечи исколочены до красноты, грудные клетки чуть ли не звенят, ребра хорошенько намяты, а один хитрый удар снизу заставляет Томаса хватать воздух раскрытым ртом, как рыба на берегу. Они забывают про колокол и молотят друг друга до тех пор, пока, совсем запыхавшиеся и потные, не падают на скамью, лучась счастьем. Если и появлялся дым, то у обоих, легкий и несерьезный, вполне уместный в игре.

— Надо приходить сюда каждый день, — говорит наконец Чарли и набрасывает на плечи куртку, защищаясь от оконного сквозняка. Из кармана торчит почтовый конверт. Чарли замечает его, улыбается и показывает другу. — Собирался показать тебе раньше. Наконец-то получил почту. Это от моей сестры. Письмо отправлено еще до Рождества, но пришло только сегодня. Она пишет, что надеется на наш скорый приезд — еще есть шанс, что мы успеем поехать со всеми в Ирландию. Ей не терпится познакомиться с тобой. — Он трет ноющую руку. — Должно быть, начитавшись моих писаний, она ошибочно решила, будто ты очень симпатичный. И добрый.

Томас отвечает улыбкой, но потом снова становится серьезным. Он принимается натягивать носки.

— Ты поезжай домой, Чарли. Я не могу. Пока не могу. Хочу услышать от нее что-нибудь еще. Про дым.

Чарли не спорит с этим. Это еще один из его талантов, думает Томас: умение быть в согласии с правдой. Впрочем, он сомневается в другом — в ценности бесед с леди Нэйлор.

— Ты можешь мне объяснить, что она сказала тебе за эту неделю? — спрашивает он. — Что нового ты узнал от нее?

Томас сразу же понимает, чем вызвано это сомнение. Он сам борется с ним каждый вечер, нетерпеливо подытоживая свои знания о дыме.

— Сложно сказать, Чарли. Она никогда не говорит то, что ты хочешь услышать. Я спрашиваю о дыме, а она переходит к политике. Мол, страна была либеральной, но в последние двадцать лет стала склоняться в сторону тори; новые либералы набирают силу, но в душе все они ужасные пуритане и ничуть не лучше старых. Королева слабеет, передает бразды правления своим чиновникам. Но леди Нэйлор интересуется не только политикой. Вчера, например, она говорила о науке. «Книги дыма» устарели, утверждает она, там ошибка на ошибке. Все это знают, но так или иначе, что-либо менять в них запрещено, в противном случае наше непонимание природы дыма станет явным. Потом целых два часа она рассуждала об изобретателях, германских газетах и журналах, законах оптики, сыпля именами так быстро, что у меня голова пошла кругом. Судя по ее словам, парламент объявил вне закона все новые технологии, открытые в последние десятилетия, и запретил их ввоз. Машины для фабрик, оружие, новые фотографические эмульсии — на все это наложено полное эмбарго: обыскивают каждый корабль, проверяют, нет ли там станков, чертежей, научных трудов, чего угодно. А все из-за того, что правительство боится перемен. Якобы новые технологии могут подорвать общественный строй или что-то в этом духе. Возникнут новые крупные состояния. А между тем в Италии или где-то еще есть штука под названием «телефон». Она позволяет общаться с людьми на расстоянии многих миль, нужно просто говорить в какой-то прибор. Этот прибор длинным проводом соединен со вторым таким же прибором, по проводу и передаются слова. Как по волшебству.

Томас наблюдает за тем, как Чарли рисует в уме картину разговора по телефону. Тот не очень-то впечатлен:

— Даже если этот самый телефон работает, какая от него польза? Придется соединить проводами все дома в мире. А это невозможно.

Томас пожимает плечами. С этим не поспоришь.

— Ну, есть еще разные открытия в медицине. Вакцины, лекарства, всякое такое. Новый вид микроскопа. — Томас наклоняется к Чарли и понижает голос: — У нее есть лаборатория. Где-то здесь, в доме. Она обещает показать ее мне. Когда я буду готов .

Чарли понимает, что его с Томасом исследования в последние несколько дней были не столь невинны, как он полагал.

— Так ты искал ее.

Томас кивает, потом нерешительно добавляет:

— Да. Но если я ее найду и загляну внутрь, это будет нарушением. Каких-то правил или чего-то еще. — Он прислоняется спиной к стене и швыряет одну боксерскую перчатку через комнату, целясь в шкаф. — А мне кажется, что леди Нэйлор из тех людей, для которых правила очень важны.