С Лисочка - Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице

Что изменилось? Раньше наши стычки происходили по примерно одному сценарию: вначале Сонечка позволяла мне атаковать ее, лишь защищаясь от моих ударов и давая мне возможность проявить некоторую инициативу. Грубых ошибок она, конечно, не прощала, но некоторую иллюзию того, что я могу с ней потягаться, я получал. При благоприятных обстоятельствах я мог даже провернуть какой-нибудь хитрый трюк и показать, что я чего-то реально стою. Далее игры заканчивались — Сонечка постепенно поднимала планку, переходя от обороны к нападению, и перехватывала инициативу. Спустя некоторое время я выдыхался, если еще раньше не пропускал один из ее ударов, после чего следовала короткая передышка, и мы начинали новый раунд, как правило, короче предыдущего.

В этот раз ничего похожего не было. Я атаковал — мои атаки отбивали и тут же атаковали меня. Нельзя сказать, чтобы Сонечка не сдерживала себя — я все еще жив. Но никакой игры, никакого намека на иллюзию возможной победы. Ее удары были быстрыми, жесткими, и, пожалуй, их вполне можно назвать злыми. Со мной не церемонились: я вволю повалялся на траве, в третьем раунде мне разбили нос яблоком Хрисаоры — спасибо, что без перелома обошлось, в четвертом я остался без доброй пряди волос, а чем закончился пятый раунд, вы уже знаете.

Я подхватил свой клинок и поспешил за Сонечкой. Шла она быстро, и у меня получилось нагнать ее только у самой кромки воды. Подошел сзади и обнял за плечи, которые были напряжены до такой степени, что казались каменными. Она тут же сбросила мои объятья коротким раздраженным движением. А я, между прочим, обнимал ее без всякой задней мысли — как друг или как брат, каким она любит представлять меня.

— Ну чего ты злишься? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более успокаивающе. — Я ведь тебе помочь хочу.

— Я не злюсь, — ответила она раздраженно. — Со мной все в порядке, и ни в чьей помощи я не нуждаюсь.

— Злишься, — сказал я. — Ты сама не своя после того поединка и злишься на себя, потому что тебя чуть не уделали. То есть это ты так думаешь. Я это по-другому вижу: ваша схватка прервалась до того, как определился победитель, и еще реально неизвестно, чем все это закончилось бы. А если смотреть по чистому результату, то победа осталась за нами: мы спасли Лу, не получив даже царапины.

Она усмехнулась и принялась рассматривать ногти на своей левой руке.

— Если все дело только в этом…

— Не только! — резко оборвала она меня. — Не только, Эни!

— А что еще не так? — спросил я.

— Все! Все не так! Все неправильно! — почти закричала химера, минутой раньше утверждавшая, что с ней все в порядке.

— Неправильно?

— Все здесь неправильно, — уже гораздо тише ответила она. — Я чувствую себя… странно. Будто я — не я. Со мной что-то происходит здесь, Эни. Что-то нехорошее.

А то я не вижу!

— Что? — спросил я.

— Меня все раздражает, все злит. Мы тут уже четвертый день, и меня все достало! Ты с твоим детским вниманием, эта соплячка Лей с ее досужим любопытством и желанием услужить, Квун с его приторной вежливостью. То, что мы прячемся от толпы фанатиков, решивших, что они знают, как все должны жить. То, что мы сидим без дела. То, что мы зависим от этого трусливого чинуши-катайца, который и не собирается поторапливаться с поисками рухляди своего наставника.

— Это просто твоя деятельная натура…

— То, что меня перебивают, — продолжила монотонно перечислять Сонечка. — То, что пытаются обо мне какие-то выводы делать. То, что у всех все просто. О, вы все такие простые! В себе разобраться не можете, а ко мне лезете! Лей все подвоха от нас ждет, думая, что мы ее в Ицкароне в рабство продадим, и все равно при этом собирается ехать с нами. Квун, который мечтательные взгляды на Лей бросает, но пальцем о палец не ударит, чтобы они вместе были. Ты…

— Уж про меня-то ты точно сказать не сможешь, что я палец о палец не ударяю, — снова перебил ее я.

— Конечно, такого упертого типа как ты — еще поискать, — в ее голосе прибавилось раздражения. — Ты бы знал, как я устала от твоих домогательств за все эти годы!

Что я мог ответить на это?

— Извини, — сказал я, — но я ничего не могу поделать. Я люблю тебя и считаю, что ты самая лучшая девушка на свете.

— А что ты скажешь, если узнаешь, что я последние дни только и делаю, что сдерживая себя, чтобы тебе кровь не пустить? — спросила она, резко повернувшись ко мне.

Неужели я ее настолько достал? Сказать по чести, я действительно не давал ей прохода с самого детства. Когда мне не было и пяти, я вбил себе в голову, что когда вырасту, обязательно женюсь на ней. Мое решение было настолько серьезным, что даже Крис, который всегда был несколько сильнее меня физически, не смог убедить меня, что это он на ней женится, когда вырастет. Можно сказать, что это была первая наша серьезная с ним размолвка, первая и единственная. Он отступил, заявив, что когда вырастет, жениться на Саоре. Саора, которая оказалась в этой теме более прошаренной, быстро ему объяснила, что братья на сестрах жениться не должны. Саора уже тогда умела доходчиво объяснять свои мысли окружающим, так что Крис, подумав, сказал, что раз такое дело, он себе кого-нибудь другого найдет, когда вырастет. И что получается, я тоже на Сонечке жениться не смогу, потому что она наша сестра. Я же заявил, что сестрой ее теперь признавать не буду, потому что она папе не родная, а приемная. Сонечку это несколько позабавило тогда, а, может быть, и несколько обидело, потому что сама она нас с Крисом считала своими родными братьями, а Саору — родной сестрой. Вот с тех пор так и живем.

— Во-первых, ты мне кровь сегодня уже пустила, — сказал я, шмыгнув носом. — Во-вторых, ты все равно, самая лучшая девушка, и я тебя люблю.

На мгновение мне показалось, что она сейчас меня ударит. Затем она резко зажмурилась, сжала кулаки и медленно разжала их.

— Эни, я не шучу, — тихо произнесла она. — Со мной действительно что-то не то. Мне убивать хочется, Эни.

Глаза она так и не открыла, стояла напряженная, как пережатая часовая пружина. Чуть-чуть — и ударит. Или лопнет.

— Давит на меня что-то, — продолжила она. — Мысли в голову всякие лезут. Ты про Чайфанга упомянул, а я сразу представила, как ему живот вспарываю и кости ломаю. Никогда со мной такого раньше не было. Мама учил всегда: когда убиваешь чудовищ, не должно быть ненависти. Защищать людей — наша работа. У меня никогда с этим проблем не было. Если меня звали убить чудовище — я его просто убивала и все. Неважно, кто это был: разбойник, дикий вампир, нежить какая-нибудь или демон. В бою злилась, да. Но потом успокаивалась. Я всегда только об одном переживала: чтобы тело не подвело, чтобы я над ним контроль не потеряла. А теперь я о другом забочусь: как бы не убить Лей или Квуна. Или тебя.