С Лисочка - Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице

Теперь пришла пора удивляться мастеру Квуну. Его черные брови на чуть вытянутом лице встали домиком, узкие раскосые глаза открылись настолько широко, насколько это было возможно, он поднялся из-за стола, за которым сидел, разговаривая со мной, Сонечкой и Лей, и прошелся по комнате, украшенной акварелями, изображавшими различные эпизоды из жизни рыболовов.

Если судить по внешнему виду, мастер Квун был не старше тридцати лет; был он высок, для катайца, конечно, его черные волосы были аккуратно уложены и прикрыты фиолетовой квадратной шапочкой, говорящей, что мастер Квун — чиновник. Его одежды были сшиты из белого и темно-серого шелка, на ногах он носил изящные деревянные сандалии на высокой подошве, а широкий пояс его был того же цвета, что и шапочка. Солидности облику мастера Квуна добавляли жидкие черные усы и бородка, а так же легкая полнота. Теперь вся солидность несколько потускнела под напором беспокойства, вызванного моими словами.

Наконец мастер Квун успокоился и вернулся в свое кресло без спинки, но зато с подлокотниками.

— Что же, — заговорил он с таким видом, будто шагал с крыши горячего дома. — Это действительно меняет дело. Но я не знаю имя мастера, создавшего эту вещь.

— Однако ты откуда-то знаешь, что это за монета и для чего она служила, геджи [54] Геджи — «старший брат». Уважительное обращение к другу или приятелю, несколько старшему по возрасту или социальному статусу. , — заметила Лу.

— Да, об этом было написано в одном из свитков мастера Фу, да ходить его ногам только по мягкой траве, — сказал мастер Квун. — В том свитке была нарисована такая монета, и объяснялось, для чего она служит. Но я читал этот свиток очень давно, не с начала и не до конца.

— Как же это может быть, геджи? — спросила ведьма.

— Ты же помнишь, сядзе, что у мастера был сундучок, который он никогда не открывал, если рядом был кто-то посторонний? — спросил мастер Квун.

— Конечно, помню, — ответила Лу.

— Мне было тринадцать лет. Однажды мастер Фу отправился на рынок за зеленью и рыбой, а меня оставил рубить дрова и полоть огород. Я же давно мучился любопытством, и когда мастер ушел, открыл его сундук. В нем была всякая рухлядь и несколько шелковых свитков в кожаных лакированных футлярах. Конечно, я захотел прочесть их. Хотел найти в них древние сказания и легенды. Я брал свитки один за другим, разворачивал их и бегло просматривал. В них действительно были записаны старые истории. В трех из девяти. В двух были стихи, еще в одном — сборник кулинарных рецептов. Остальные содержали описания магических вещей и существ, их было читать сложнее всего, там было много иероглифов, которых я тогда еще не знал. В одном из этих свитков и было описание монеты, похожей на вашу, но, как я уже сказал, половину из написанного я не смог прочесть из-за скудости своих познаний, да и свитки с легендами интересовали меня в гораздо большей степени. Увы, увлекшись чтением, я не заметил, что мастер Фу вернулся домой. Он очень рассердился, когда увидел, чем я занят, отобрал у меня свитки и больно побил своей палкой по пяткам и спине. У меня после этого неделю все болело и чесалось.

— А где же теперь тот свиток? — спросил я.

Лу покачала головой.

— Мне пришлось убегать от Чайфанга с теми вещами, что были при мне, — сказала она. — Что стало с имуществом мастера, я не знаю. Сундучок, о котором говорит геджи, всегда стоял в его комнате, наверняка его конфисковали.

— А что вы скажете, мастер Квун? — спросил я.

— Я не наводил справки о вещах мастера Фу, — покачал головой мастер Квун. — Сама новость о его смерти так огорчила меня, что я свалился от нервной лихорадки и три дня лежал в постели. После я избегал привлекать внимание к своей персоне какими-либо расспросами, я лишь выяснил, что сядзе удалось бежать, но никаких подробностей я не знал. Однако я согласен с ней. Если сундучок мастера не сожгли со всем его содержимым, то он в руках «синих кэси».

— Но, в принципе, вы можете узнать, что стало с этим сундучком, мастер? — поинтересовалась Сонечка.

— Я мог бы попробовать, — подумав, ответил Квун. — Если спрашивать нужных людей, если подкреплять свое любопытство ценными знаками внимания, то можно добыть любые сведения. Но если я даже узнаю, что стало с сундучком мастера Фу, что вам это даст? Если он у атайцев, то наверняка хранится в какой-нибудь монастырской сокровищнице, и достать его оттуда не получится ни за какие деньги.

Сонечка чуть улыбнулась.

— Можно подумать, у вас никогда ничего из монастырей не крали, — сказала она, подмигнув мне.

— Из монастырских сокровищниц — никогда, — ответил мастер Квун.

— Они так хорошо охраняются? — полюбопытствовал я.

— Ничего по этому поводу не могу сказать, — ответил мастер Квун. — Мне никогда не доводилось бывать в монастырских сокровищницах. Должно быть, их хорошо охраняют — ведь там хранятся древние артефакты и книги, содержащие мудрость Древних. Но дело даже не в этом. Никто в здравом уме не станет грабить атайский монастырь. Это просто невозможно! Уверяю вас, свитки мастера Фу пропали для нас безвозвратно. Увы.

— Все бывает в первый раз, — сказал я. — Лично я готов попробовать. Но вы сказали, кажется, что вам потребуются деньги, чтобы заплатить за информацию. О какой сумме идет речь?

Денег у нас с Сонечкой было немного, вряд ли этой суммы хватило бы на то, чтобы кого-то подкупить. С другой стороны, деньги всегда можно достать. Я очень не люблю ремесло вора, но, если потребуется для дела, украду не только сундучок мастера Фу.

Мой деловой тон, кажется, не очень-то понравился секретарю провинциального суда, а Лу, услышав мой вопрос, сморщила нос. Не знаю, наверное, мои слова прозвучали слишком резко или как-то бестактно. Но что взять с варвара? Кажется, мастер Квун в конечном итоге пришел к тому же выводу.

— Дело не в деньгах, — сказал он. — Дело в риске. Такого рода вопросы могут возбудить ненужное внимание к моей персоне. Но я готов пойти и на это, если обретение свитка с описанием монеты поможет вам в ваших поисках, принесет вам удовольствие, наполнит ваше сердце радостью и озарит ваши лица улыбкой. Вам не стоит беспокоиться о деньгах, мастер Сувари. Наградой мне послужит уже сам факт, что я смог быть полезен людям, спасшим мою дорогую сядзе от той ужасной судьбы, что ей назначили атайцы. Чего еще мог бы желать человек в моем положении? Да и потом, пример мастера Фу, который не жалел себя, помогая нуждающимся и оберегая их от превратностей судьбы, будет вечно жить в моем сердце, память о моем бедном учителе никогда не оставит меня. Его светлый образ всегда будет рядом со мной, ведь это его стараниями я имею все, что у меня есть сейчас. Он оставил мне поистине драгоценное наследство: свои мысли, свои знания, свой взгляд на мир. Ох, какой это был человек! Обидно лишь, что вещи, дорогие его сердцу, принадлежат теперь тем, кто преследовал его, кто насмехался над ним, тем, кто убил его, — людям, недостойным наступать на следы от его сандалий.