С Лисочка - Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице

— За что? — спросил я.

Глупый вопрос, но Сонечка — очень логичное существо. Временами очень эмоциональное, несмотря на всю нуранитскую выучку, но вместе с тем и логичное. Сейчас эмоции берут в ней верх, надо помочь логике пересилить эмоции.

— Да в том-то и дело, — горько усмехнулась она, — не за что, а временами желание появляется. Я не знаю, откуда это. Может быть, это от того, что Нуран далеко? Я ведь не чувствую его почти. Он всегда словно за спиной стоял, а сейчас — будто из комнаты вышел, а я осталась. То есть он где-то рядом, но не близко. А что если он из дома выйдет?

Я начал понимать. Вера этой страны не допускает присутствие Нурана, его влияние слабеет, и Сонечка начинает терять над собой контроль. Ну или если вы хотите объяснение попроще, собственная вера Сонечки шалит. Она ведь понимает, что Нуран тут — никто, а потому не верит, что он может помочь ей. Потому боится, нервничает и слегка сходит с ума. Какая разница, какой вариант правильный, если результат один и тот же?

— Знаешь, я сплю плохо, — жаловалась она, понизив голос почти до шепота, будто боясь, что ее слова услышит кто-то посторонний. — Меня кошмары мучают. Одна и та же тема, с вариациями: я охочусь на чудовищ, а когда убиваю их, оказывается, что это не чудовища, а люди! Потом приходит Мама и… ругает меня. И требует, чтобы я убила настоящее чудовище. Себя. Я просыпаюсь, понимаю, что это сон, а тут вы… и я стараюсь не наброситься на вас. А если я себя не удержу? Ведь я — действительно чудовище. Не спорь, ты же знаешь: меня создавали для того, чтобы я убивала; Мама пришел до того, как я была полностью готова, он забрал меня в Храм Героев, он воспитал меня как рыцаря Нурана, он направил мои таланты убийцы на пользу людям. Но я никогда не переставала быть той, кем меня создали — чудовищем. Лишь сила Нурана сдерживала меня, теперь же, когда ее почти что нет, я становлюсь тем, кем должна была стать.

Есть, есть разница, какой вариант. В первом случае я сделать ничего не смогу, но если дело только в самой Сонечке, в ее тараканах, то с ними можно попытаться справиться.

— Вздор, — твердо сказал я. — дело не в том, что сила Нурана ослабла. Ты и без нее прекрасно контролировала себя. Нуран лишь помогал тебе, не более. Ты не убивала людей на улицах не потому, что Он запрещал тебе это, а потому, что нельзя просто так убивать разумных существ, которые не сделали ничего плохого. Ты возилась со мной, Саорой и Крисом не потому, что Нуран приказывал тебе это, а потому, что тебе это самой нравилось. Ты ходила в театр, в библиотеку, ты научилась играть на гитаре не потому, что так захотел Нуран, а потому, что людям свойственно искать подобных развлечений. Ты не чудовище, ты человек и прекрасно сама это знаешь!

— Тогда что со мной? — спросила она, наконец посмотрев на меня.

Я едва не вздрогнул, встретившись с ней взглядом. Радужки ее глаз стали ярко-оранжевого цвета, цвета жаркого пламени. Совершенно нетипичный для глаз Сонечки цвет, она у меня голубоглазая. Но, в принципе, удивляться тут нечему: она способна менять свое тело в достаточно широких приделах. Вот к примеру, в городе, когда она не работает, у нее грудь третьего размера. А когда берется за меч — становится чуть ли не первого. Чудеса? Нет, она просто приспосабливается под обстоятельства. Причем я не думаю, что она это сознательно делает. А сейчас, когда у нее кризис, она подсознательно пострашнее выглядеть хочет — вот и глаза поменяла. Ей идет, кстати.

— Дело в том, что на тебя давит вера этой страны. Здесь таких, как ты, считают демонами, — сказал я, вглядываясь в два ярких пожара ее глаз. — Вера — это очень серьезно, ты знаешь это не хуже меня. Она пытается слепить из тебя демона, вот что с тобой происходит.

Она криво усмехнулась.

— Демон или чудовище — не все ли равно? — спросила она. — Твое объяснение ничем не лучше моего.

— Ты не дослушала, — ответил я, стараясь говорить как можно спокойнее. — Или и вовсе меня не слушала. Тебя действительно создавали чудовищем, но все дело в том, что чудовищем ты не стала. Ты стала человеком. Конечно, тебе помогли. Отец и сила Нурана. Но их помощь — лишь толчок, человеком ты стала сама. И более того, не только стала, но и осталась. Теперь из тебя пытаются сделать демона по той простой причине, что всех, кто может менять свою форму, кто обладает какими-нибудь нечеловеческими способностями, в Катае считают демонами. Ну и что? Кем тебе быть на самом деле, ты сама решаешь. Захочешь стать демоном или чудовищем — станешь. Захочешь остаться человеком — будешь человеком. У тебя достаточно сил для этого, я знаю. И даже не знаю — верю.

Я положил ладони ей на плечи и медленно потянул ее к себе. Она не сопротивлялась и через секунду уткнулась носом в мою грудь. Обняла. Закопалась лицом в мою рубашку. Там мы стояли несколько минут, я гладил ее по спине, а она прятала лицо у меня на груди.

— Если вдруг станет совсем невмоготу — скажи. Мы можем уехать в Ицкарон в любой момент, — шепнул я ей.

— А как же поиски Лары? — спросила она.

— Лара пропала тридцать лет назад, и ничего страшного не случится, если она найдется на неделю-другую позже, — ответил я. — Да я и не собираюсь отказываться от поисков. Отвезу тебя и вернусь. Мастер Квун со своими агентами как раз разыщут сундучок мастера Фу. В любом случае, твое душевное равновесие для меня значит больше. Мы можем уехать прямо сейчас, если хочешь.

Она колебалась. Ей очень хотелось уехать.

— Нет, — произнесла она с большим усилием. — Я попытаюсь справиться сама. Ведь если я уеду, то тебе придется лезть в атайский монастырь в одиночку. Я себе никогда не прощу, если с тобой что-то случится, а я сбежала.

— А вот за это я тебя и люблю, — сказал я.

Я мягко приземлился на крышу монастыря Вуйвен, на самый ее конек. Ночь выдалась темной, облачной, как на заказ. Конечно, в темноте сложнее найти нужное здание, но монастырь стоял наособицу, на самом краю деревни, а кроме того, обладал весьма примечательной трехъярусной крышей, так что проблемы с ориентированием на местности у меня не возникло. Зато мой полет никто не увидел, а значит, было больше шансов на успешное завершение операции.

Я сказал «мой полет»? Это по привычке. Правильнее было бы сказать «наш полет», потому что рядом со мной приземлилась Сонечка. Последние дни, с тех пор как мы поговорили, она ходила за мной буквально по пятам, стараясь не выпускать из виду. В иной ситуации мне бы лестно было такое внимание, но, увы, объяснялось оно не тем, что Сонечка мной, наконец, заинтересовалась. Просто, во-первых, она таким образом заботилась о моей безопасности — а лишь этим она теперь оправдывала свое присутствие в стране, лепившей из нее демона, а во-вторых, я стал для нее чем-то вроде живого амулета — якоря, удерживающего ее человеческую сущность. Я ничего против не имел, мне ее общество было приятно в любом случае, тем более, что это и ей помогло: она стала вести себя спокойнее, почти как раньше. Лишь цвет глаз так и остался ярко-оранжевым.