С Лисочка - Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице

Вокруг стояла глубокая ночь. Лежа на боку, я могла боковым зрением видеть яркие звезды, от пруда тянуло холодной сыростью, а земля подо мной казалась мне обжигающе ледяной. Нет, я вовсе не сдалась. Я пыталась унять бившую меня дрожь, пыталась заставить свое тело сделать то, что я хочу. Превозмогая ночной холод, я боролась за право моргнуть, когда мне этого захочется, за возможность пошевелить рукой, убрать с лица лезущую в глаза липкую прядь собственных волос. Временами мне казалось, что еще немного — и у меня получится. Оцепенение отступит, я встану рывком на колени и ползком — да, пусть хотя бы ползком, — отправлюсь к берегу пруда, к чистой воде, упаду в нее лицом, напьюсь вволю… Но нет, даже напрягая все мои душевные силы, я не могла освободиться. А хуже всего было то, что я понимала: сдамся, расслаблюсь, перестану бороться, — и жизнь моя тут же закончится.

— Фу, успела!

Огния появилась откуда-то из-за спины, схватила меня за плечи и, посадив, заглянула в глаза.

— Успела же? — поинтересовалась она тихо, не то у меня, не то у себя.

Ответить я ей, конечно, не могла, но она что-то углядела в моих глазах. Кивнув, вытащила из широкого рукава платья какой-то длинный продолговатый лист, порвала его на несколько частей, растерла между ладоней в кашу и, насильно открыв мне рот, засунула эту кашу мне под язык.

— Застыла? Ничего, сейчас отпустит, — пообещала она.

Мой рот тут же наполнился слюной, и я почувствовала жгучий горький вкус, настолько резкий, что слезы хлынули у меня из глаз ручьем. А Огния, оставив меня наедине с этой горечью, принялась хлопотать над костром, ломая ветки и сооружая из них нечто вроде шалашика. Момент — и яркое теплое пламя затрещало, заплясало, заиграло на месте остывшего было костровища, разбрасывая рыжие искры в стороны и вверх.

— Сейчас-сейчас, — бормотала Огния себе под нос. — Это так бывает, если оторвешься. И со мной было, только не так, по-другому. Лучше бы так.

Взметнулась ее белая вышитая красным юбка — Огния отошла к берегу пруда и тут же вернулась с какой-то не то чашей, не то большой пиалой в руке. Чаша была почти до краев наполнена водой, но напиться из нее Огния мне не дала, а поставила с краю костра, подгребла к ней горячих углей и принялась закидывать в нее ягоды и листья, которые доставала из своей сумки. Туда же отправился и один из моих серебряных наконечников — Огния, не заморачиваясь, сломала одну из стрел.

— У меня на родине считается, что если человеку была назначена смерть, а он ее избежал, то она не сразу от него отступает, — говорила Огния, поглядывая на меня. — Еще дважды пытается вернуться и забрать свою добычу. Радуйся — разминулись вы снова.

Радоваться у меня сил не было, но, кажется, я начала отогреваться. Во всяком случае, дрожь более не разбивала меня. Двигаться я все еще не могла, но вдруг обнаружила, что мои веки и глаза снова мне подчиняются: я могла моргать, могла следить взглядом за Огнией, могла и вовсе закрыть их. Затем я вдруг смогла открыть рот и избавилась от горькой травы, что дала мне моя спасительница — я сплюнула ее в костер. Огния одобрительно кивнула и маленькой веточкой принялась мешать закипающий отвар в чаше.

— Полегчало? — поинтересовалась она. — Сейчас лекарство выпьешь, и совсем хорошо станет. А завтра мы с тобой никуда не пойдем. Здесь останемся. На день. Отдохнем, ты себя в порядок приведешь. А пойдем послезавтра. Или послепослезавтра. О, кажется, готово, но надо, чтобы остыло…

Она голой рукой отодвинула чашу от костра, а потом еще долго дула на обожженные пальцы, бормоча себе под нос катайские ругательства. А я вдруг почувствовала, что могу пошевелить левой рукой. И правой. И спину могу выпрямить. Ноги все еще не слушались, но уже то, что я не представляю собой живую статую — прекрасно.

— Ты — травница? — спросила я.

Говорить получалось с трудом, язык еле ворочался у меня во рту. Огния пожала плечами и протянула мне успевшую остыть чашу.

— Пей, — сказала она. — Только не сразу все, а маленькими глоточками. Я все лапы сбила, пока нужные травы нашла.

Я попыталась взять у нее чашу, но мои пальцы еще слишком плохо слушались меня, и я ее чуть не выронила. Тогда Огния аккуратно вложила мне ее в ладони и придерживала их, пока я пила. Питие было горячим, горько-сладким и при этом очень пряным. Я смогла различить привкус солодки, княжицы, смородины, укропа и мяты-мертвячки. С каждым глотком я чувствовала, как тепло разливается по моему телу, как я оживаю, как силы возвращаются ко мне. Заложенность носа вдруг куда-то исчезла, и я ощутила резкий аромат вишневой косточки и горького миндаля, хотя, судя по вкусу, вишни и миндаля в составе моего лекарства не было. Мне вдруг настолько полегчало, что допивала я лекарство уже самостоятельно, без помощи Огнии.

— Спасибо, — сказала я, ставя чашу на землю и вытаскивая из нее серебряный наконечник. — Я и так была тебе должна за свою жизнь, а теперь — вдвойне.

Огния улыбнулась в ответ и покачала головой.

— Что толку мне было тебя спасать тогда, если бы я позволила угаснуть тебе сейчас? — ответила Огния. — Это глупо было бы. Повезло тебе, что я знала, за какими травами бежать.

— А что со мной было? — спросила я.

— Я не знаю, как эта болезнь называется, я не лекарь. Просто видела раньше такое и знаю, чем это прогнать можно. Ладно, с тобой теперь все в порядке, а я устала очень — набегалась. Дело к утру идет, спать надо.

И, подбросив в огонь несколько сучьев потолще, она обернулась лисой и свернулась калачиком на подстилке, которую соорудила накануне из травы, после чего потянула в мою сторону длинным носом и вопросительно тявкнула. Я кивнула и присоединилась к ней.

Сон пришел ко мне, кажется, еще до того, как голова моя коснулась подстилки.

В гостиной горели три масляные лампы: две стояли на столе, и одну держала в руках Лей. Нас ждали, ждали с нетерпением, даже спать не ложились. Особенно Квун ждал — аж с кресла подскочил, когда мы в комнату вошли. И глазами на сундучок — зырк! Мне показалось, что он сейчас к Эни бросится и отнять его попытается. Но нет, удержался. Только из-за стола вышел и шаг навстречу сделал. Улыбку свою тонкогубую натянул, и жест такой приглашающий нам — проходите, мол, ждем.

Эни прошел вперед, сундучок на стол поставил, на шаг отступил. Квун вздохнул протяжно — будто впервые с той секунды, как мы улетели.

— Рад видеть вас живыми и здоровыми, — сказал он.

Как взгляд от сундучка оторвал — ума не положу. Так и сожрал бы его своими глазенками, да посторонних стесняется.

— Все ли вышло, как вы задумывали, мастер Сувари?

— Вполне, — ответил Эни и на меня покосился. — Во всяком случае, мы вернулись с добычей, как видите. Сядзе, ты, кажется, что-то про чай говорила? Я бы с удовольствием выпил пиалку, пока мастер Квун будет заниматься свитками.