Анна Жадан - Избранные (СИ)

Как и сказал Док, Адриан подходит к лампам и по очереди наполняет их до краев. Когда все лампы оказываются наполнены, он становится возле меня и выжидающе приподнимает брови.

— Нууу, — протягивает принц, — и что теперь?

Словно в ответ на его слова, стена, которая показалась ему подозрительной при первом осмотре щелкает, и начинает медленно приподниматься. Она останавливается в нескольких дюймах от потолка, и на нас уставляется шесть пар изумленных глаз.

Мы с Адрианом первыми врываемся в комнату и натыкаемся на четверых Хранителей, которые с криком бросаются в нашу сторону. Они заносят мечи над нашими головами, но мы, уклоняясь, ударяем двоих из них кинжалами в живот, и продвигаемся дальше. Просвещенный нами Хранитель справляется с одним из своих сослуживцев, а Адриан без особого труда перерезает горло последнего Хранителя, который из-за магии короля не мог причинить принцу вред.

Оракул стоит посреди скудно обставленной комнаты и в ужасе смотрит на нас. Слева от нее на небольшом столе аккуратно сложены медицинские инструменты, а справа в золотом плаще стоит девушка лет семнадцати, за спиной которой что-то светится. Возле себя я замечаю торчащую из стены цепь, заканчивающуюся кандалами, и перевожу взгляд на ноги девушки. Они покрыты синяками.

Адриан бросается вперед, разворачивает в ярости отбивающуюся Оракул и прижимает ее к себе, схватив одной рукой за горло. Она вырывается, но он в два раза сильнее ее и на десять сантиметров выше.

— Что вы делаете?! — хрипит она через силу, — предатели! Охрана!

Хранитель Адриана вырастает перед ней и хмурит брови. Позади перепуганной девушки на маленьком столе, застеленном бордовой дорогой тканью, я замечаю странного вида стеклянную сферу, переливающуюся мягким золотым сиянием внутри.

— Стигма, — шепчет Адриан.

В ответ на его слова девушка кидается в угол, глядя на меня огромными голубыми глазами, расширившимися от ужаса.

— Не подходи! — кричит она, выставив руки вперед.

Я шагаю ближе, силясь понять, почему она кажется мне такой смутно знакомой. Эти темные волосы выглядят так неуместно, оттеняя огромные глаза, напоминающие два кристально чистых озера.

Я уже смотрела в эти глаза — и сулили мне они только боль.

— Ты… — мой голос срывается, — тебя зовут Корал?

Черт возьми, этого не может быть. Поверить не могу, что старая ведьма скрывала свою младшую дочь, пряча ее в катакомбах дворца, чтобы она потворствовала ее мерзким делишкам.

Глаза девушки округляются, и она подозрительно обводит меня глазами.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

— Что ты здесь делаешь? — напряженно спрашиваю я, игнорируя ее вопрос.

— Эланис, сейчас как бы не время, — кричит Адриан, сдерживая Оракул.

О нет, он не прав. От нас столько всего скрывали, что я лучше отдам правую руку, чем сдвинусь хоть с места прежде, чем мы разберемся в том, что же здесь, черт возьми, происходит.

Я не собиралась отступать от плана, но если у меня есть шанс забрать сестру Эйдана с собой, то я им воспользуюсь. Я хмуро смотрю на дергающуюся в руках Адриана Оракул, стараясь избегать ее острого, холодного взгляда, который вонзится мне в мозг при любой возможности. Мы и так, судя по всему, оставляем ее.

Корал неуверенно переводит взгляд с меня на свою мать, а затем смело рявкает:

— Отпусти ее.

— Расскажи мне, что ты здесь делаешь, — настаиваю я.

— Сначала отпусти ее.

— Правила здесь устанавливаю я.

Корал мнется, затем откидывает золотой капюшон и раздраженно смотрит на меня.

— Я — алхимик короля. С помощью Стигмы я помогаю ему закупоривать силу Искупительниц для дальнейшего использования.

— Зачем тебе это?

— Не твое… — она сталкивается со мной взглядом и мрачно вздыхает: — я — не Искупительница, а значит, у меня нет прав находиться при дворе. Мама не хотела разделять своих детей, поэтому, когда я родилась, отдала меня алхимикам. Они научили меня всему, что я знаю.

— И тебе известно об Эйдане? — недоуменно уточняю я.

— Конечно, известно, — презрительно кривится она, — он мой брат и я всегда присматривала за ним.

— Откуда у короля Стигма?

Корал смотрит на свою мать, затем вздыхает и нехотя говорит:

— Мой отец был алхимиком. Наш род хранил древние знания и передавал их из поколения в поколение. Вместе со Стигмой. Предполагалось, что мы будем хранить ее ото всех, но мама решила привезти ее в Лакнес, где правил король, озабоченный собственной безопасностью. Она выбила себе и нам отличное место при дворе, пожертвовав честолюбивыми желаниями о власти и деньгах, которые пришли бы в голову таким примитивным людишкам, как ты.

Ну и семейка — прям джекпот выбили! Отец из древнего рода алхимиков, а мать — из древнего рода Искупителей. Почему-то я совершенно не удивлена тому, что Оракул врала о том, каким образом ее обнаружили. А еще я очень сомневаюсь, что кому-то вроде Оракул не пришла в голову подкупающая мысль о власти и положении — с такой силой она могла бы управлять Лакнесом, а не прислуживать в нем. Она обожает все контролировать. Уверена, она нашептывала королю о том, что нужно отправиться покорять Ламантру, чтобы в случае чего вся ответственность пала на него, а она спокойно исчезла где-то за горизонтом в поиске других дурачков.

— Не говори ей ничего, — рявкнула Оракул, но Адриан лишь сильнее прижал ее к себе.

— Отдай мне Стигму, — приказала я, протянув вперед руку.

Корал испуганно сжалась, схватившись за сферу.

— Я не могу…

— Послушай, я все равно заберу ее — так или иначе. Но тебе больше не нужно быть здесь, выполняя чужие приказания и соответствуя чужим представлениям о том, как поступить правильно. Ты же всегда знала, что тебя используют для того, чтобы забирать чужую силу — и едва ли для миролюбивых целей, не так ли? Ты же не глупа, Корал. Прими верное решение — решение, которое ты сама давно хотела принять.

В ее глазах мелькает неуверенность, но мать, стоящая напротив, не позволяет ей сделать ни шага.

— Откуда ты знаешь, какое решение я хотела принять? — рявкает она, напуская браваду.

— Пожалуйста, Корал, пойдем со мной. Я покажу тебе другую жизнь. Ты сможешь вернуться к своему брату. Ты снова сможешь стать свободной.

— Не слушай ее! — надрывается Оракул прежде, чем Адриан зажимает ей рот рукой, — она врунья! Тебя повесят за предательство! Или, того хуже — просветят!

Но я вижу, что слова о свободе сыграли для Корал решающую роль. Она мрачно смотрит на маму, затем поднимает на меня глаза и в них сверкает боевой дух. Если эти полгода перевернули все мое существо, сковали меня в цепи и заставили позабыть о том, что это вообще такое — быть свободной, то каково было Корал, которую с самого детства закрывали в комнатах дворца и заставляли делать то, что ей не нравилось? Каково было маленькой девочке, которую мать тоже наверняка обучала болью с жестокостью монстра? Девочке, которую отлучили от брата, чтобы тот принял смертельную миссию? Как Оракул, которая радела за будущее своих детей, согласилась на такую судьбу для них? О нет, она беспокоилась только за себя саму. Она отдала свою родную кровь на службу королю, чтобы тот проникся к ней доверием и исполнял все, что она скажет. Она просто уничтожила все, что ей дорого, ради власти.