Сара Маас - Королева теней

К часу ночи ливень ослабел, превратившись в моросящий дождь. Аэлина по-прежнему несла вахту на крыше, сменив Эдиона. Рован ходил взад-вперед перед холодным очагом, ожидая ее возвращения. Около полуночи заглянул Шаол – рассказать Эдиону о наблюдении за особняком Аробинна. Эдион предлагал ему переждать дождь, но капитан ответил, что у него хороший плащ, и исчез за водной стеной.

Ровану надоело ждать.

Не замечая дождя, Аэлина стояла, повернувшись лицом к западу. Она смотрела не на сверкающую громаду стеклянного замка, а просто на город.

Ровану вспомнился их разговор. Да, предки Аэлины не были образцами святости и благочестия. Он тоже не святой. Главное – его прошлое не отпугивает ее. Он хотел сказать ей об этом и сказал бы. Но этот ее наряд, потом мысленный разговор. То и другое породило в голове Рована некоторую сумятицу.

В тусклом свете редких уличных фонарей поблескивали ее золотые гребни и дракон на спине платья.

– Дождь угробит тебе платье, – сказал Рован.

Аэлина обернулась. Лицо ее было бледным, как рыбье брюхо. От краски на веках по щекам тянулись тонкие черные полоски. Глаза Аэлины были полны гнева, душевной боли и, как ни странно, чувства вины. Рован даже согнулся, словно его ударили в живот.

– Я все равно больше никогда не надену это платье. – Она вновь повернулась к городу.

– Аэлина, если тебе не хочется… своими руками, я готов… вместо тебя, – сказал Рован, становясь рядом.

После того, что Аробинн пытался с нею сделать и в кого превратить… Они с Эдионом подарят предводителю ассасинов очень долгую и очень мучительную смерть.

Аэлина смотрела туда, где находилась Башня ассасина.

– Я сказала Лисандре, что она может оборвать его жизнь.

– Почему?

Аэлина плотно обхватила мокрые плечи.

– Лисандра заслужила это право больше, чем кто-либо. Больше меня. Больше вас с Эдионом.

Так оно и было.

– Ты уверена, что ей не понадобится наша помощь?

Аэлина покачала головой. С гребней и выбившихся прядок полетели брызги.

– Шаол за всем проследит.

Она стояла, расправив плечи и подняв голову. Ее пальцы крепко сжимали локти. Губы тоже были плотно сжаты. Рован поймал себя на том, что любуется ее профилем.

– Я понимаю: после всего, что было, сожалеть о невозможности иного выхода… глупо, – прошептала Аэлина, хватая ртом воздух. – Он был дрянным человеком. Он хотел подчинить меня своей воле и с моей помощью получить власть над Террасеном. Быть может, он даже намеревался стать королем и заставить меня родить ему наследника.

Она содрогнулась всем телом. Вместе с нею задрожал и золотистый вышитый дракон.

– И в то же время… если бы не он, я бы тогда пропала. Или потом. Я часто представляла, с какой радостью оборву его жизнь. А сейчас – ничего, кроме пустоты и усталости.

Рован обнял ее, прижав к себе. От нее веяло ледяным холодом. Рован не знал, чему уподобить чувства, бурлившие в душе. Нечто похожее он бы испытывал, если бы ему приказали убить Маэву, а вместо него это сделал кто-то из его когорты. Тот же Лоркан.

Аэлина повернулась к нему. Рован безошибочно уловил и ее тщательно скрываемый страх, и это проклятое чувство вины.

– Завтра тебе нужно будет выследить Лоркана. Я хочу знать, выполнил ли он мое, с позволения сказать, поручение.

Ее интересовало, расправился ли Лоркан с гончими Вэрда, или они расправились с ним. Тогда исчезнет главное препятствие для освобождения магии.

Боги милосердные! Лоркан стал его врагом. Рован прогнал эту мысль.

– Мне что же, убить его, если понадобится?

Аэлина с трудом сглотнула:

– Рован, здесь я не могу тебе приказывать. Поступай так, как сочтешь нужным.

Ровану было бы легче услышать однозначный приказ. Но Аэлина давала ему право выбора. Она понимала, сколько веков связывали Рована с Лорканом, и оставляла решение за ним самим…

– Спасибо.

Аэлина опустила голову ему на грудь. Острые концы гребней впились в его тело. Рован вытащил сначала один гребень, затем и второй. Они были настоящими произведениями искусства.

– Гребни продай, – сказала она. – А платье… сожги.

– Как скажешь. – Рован убрал гребни к себе в карман. – Конечно, жаль сжигать такое красивое платье. Думаю, увидев тебя в нем, враги попадали бы к твоим ногам.

Он сам был готов пасть к ее ногам, когда впервые увидел на ней это платье.

Аэлина не то усмехнулась, не то всхлипнула. Она обняла Рована за талию, чтобы согреться. Мокрые волосы Аэлины разметались. Запахи жасмина, алоизии и тлеющих углей перебивали запах миндаля, чему Рован был только рад.

Он стоял со своей королевой под дождем, вдыхал ее запах и был готов так стоять столько, сколько ей понадобится.

Дождь превратился в легкую влажную пыль. Аэлина вынырнула из забытья, обнаружив, что стоит с Рованом на крыше и он согревает ее своим телом.

Фэец стоял неподвижно, похожий на статую. Свет фонарей красиво золотил его нос и выступающие скулы. А на другом конце города, в хорошо знакомой ей комнате, Аробинн сейчас истекал кровью. Или уже был мертв.

Аэлине показалось, что замо́к, который ей никак не удавалось открыть, наконец-то щелкнул и поддался.

Рован повернул голову. И с его серебристых волос капал дождь. Черты его лица чуть смягчились. В них появилось что-то зовущее и даже беззащитное.

– О чем ты сейчас думаешь? Расскажи, – шепотом попросил он.

– Я думаю о том, как просто вывести тебя из равновесия. Достаточно лишь признаться, что я очень редко надеваю нижнее белье.

У него блеснули зрачки.

– Принцесса, какой смысл делать это?

– А какой смысл этого не делать? – игриво спросила Аэлина.

Ей показалось, что Рован мучительно решает, обнимать ли ее дальше или разжать руки.

– Мне жаль иноземных посланников, которым придется иметь дело с тобой.

Аэлина улыбнулась. Ей захотелось совершить какой-нибудь безрассудный, бесшабашный поступок. Сегодня, оказавшись в подземелье Башни ассасина, она вдруг поняла, до чего устала. Устала от смерти, ожидания и необходимости прощаться.

Ей захотелось взять в ладони лицо Рована. Его кожа была такой гладкой, а скулы – такими красивыми и четкими. Аэлина протянула руку.

Она ждала, что Рован отстранится, но он просто смотрел на нее. Нет, он смотрел в нее, как делал всегда. Они друзья, но их связывает больше чем дружба. Много больше. Она это давно знала. Просто не хотела признаваться. Аэлина осторожно провела большим пальцем по его скуле, скользкой от дождя.

Ее обожгло вспыхнувшим желанием. Какой же дурой она была, убегая от желания, отрицая его. Аэлина вспомнила, как просыпалась по утрам и рука сама тянулась на пустую половину кровати. Она и тогда пыталась себя уверить, что ей никто не нужен. Одно слово, дура.