Александр Басов - Союз Верных — Остгренц (СИ)

Молодой человек предпочёл драться и с честью вышел из этого испытания. Тогда, по прямому указанию Берхарда, к Отто направили дух агентов Ордена, игравших роль шпионов с Запада. Они предложили ему совершенно сумасшедшие деньги за пустяковую услугу, обставив дело так, что Отто пришлось бы предать "дядюшку". Молодой человек согласился, как позже выяснилось — для вида, а сам обратился в канцелярию архиепископа с заявлением, где подробно охарактеризовал сложившуюся ситуацию. Подписывая заявление, он ни словом не упомянул о своём высокопоставленном "родственнике", и это окончательно убедило Берхарда в том, что Отто можно доверять.

При личной встрече, молодой человек вёл себя скромно и сказал, что очень хотел быть похожим на Великого человека — архиепископа Остгренцского. Однако церковная карьера Отто не прельщала, о чём он сразу сообщил Берхарду в ответ на предложение стать послушником. Ценивший честность архиепископ не обиделся и отправил "племянника" на службу в городской Магистрат. Когда возникла необходимость ввести должность управителя церковных земель Ордена, Берхард выбрал Отто.

Через занимавшего такую должность человека проходили денежные потоки, стекавшиеся в монастырскую казну. Соблазнов было, хоть отбавляй, но регулярная негласная проверка ни разу не обнаружила серьёзных нарушений финансовой отчётности. Чтобы не вызывать лишних вопросов у жителей Остгренца, Отто было позволено называть себя племянником архиепископа. Чем молодой человек активно пользовался, но у него хватало ума не величать Берхарда "дядюшкой" при разговорах наедине. В этих случаях он обращался к главе Церкви Двуединого согласно этикету, то есть, "ваше высокопреосвященство".

Фамильярность, которую Отто допустил в записке, говорила о желании общаться без свидетелей.

"Завтра праздник Заступничества Великой Матери. Уделю ему время сразу после утреннего богослужения, — решил Берхард. — По пустякам племянничек беспокоить не станет".

Архиепископ не любил пышные торжества. Чем веселей и разгульней люди отмечали праздники в честь Великих Богов, тем меньше они задумывались над смыслом, заложенным в каждой памятной дате. Праздник был хорошим поводом встретиться с друзьями за одним столом, туго набить живот вкусностями и запить их хорошим вином. И всё. Мало кого интересовало, с какими молитвами должен обратиться к Богам каждый из Верных завету Двуединого.

Одно время Берхард занимался просветительской деятельностью, для чего по большим торжествам в город выходили монахи из Теософского отдела. Они в доступной форме пытались донести до жителей Остгренца текст Священного Писания и с удовольствием отвечали на возникавшие у людей вопросы. Обычно слушателей было мало, а вопросов и того меньше. Люди хотели веселиться, а не читать молитвы; пьянствовать, а не размышлять над вечными вопросами бытия. Наблюдая из окон своего рабочего кабинета праздничную суету на городских улицах, Берхард с грустью думал о том, что день Заступничества Великой Матери мало чем теперь отличается от любого чисто светского праздника.

Может быть, поэтому архиепископ под любым предлогом старался уезжать из Остгренца и проводить праздничные богослужения в провинциальных городках. Там ещё оставались люди, по-иному относящиеся к вопросам веры. Он бы и сейчас с превеликим удовольствием уехал, но, поразмыслив немного, решил остаться. Мемуары отнимали много времени, а в дороге заниматься ими не было никакой возможности.

Среди собравшихся в Центральном Соборе Остгренца Берхард заметил Отто, по случаю торжеств, вырядившегося в невообразимо пёстрый костюм. Вознеся молитву Богам и призвав собравшихся в церкви людей последовать его примеру, архиепископ покинул амвон. Слыша, как прихожане искажают и путают слова Священного Писания, он привычно поморщился. На лицах людей явственно читалось желание поскорее закончить с нудным ритуалом и начать праздновать по-настоящему.

"И чем они отличаются от стада овец?, — с неприязнью подумал Берхард. — Если я решу закончить прямо сейчас, то никто не удивится, все будут только рады".

С трудом найдя в себе силы продолжить, он существенно сократил богослужение, чем вызвал недоумённые взгляды остальных священников. Не став смотреть, как шумная толпа радостно покидает Собор, архиепископ сразу же направился в келью первосвященника — небольшое помещение, предназначенное для главы Церкви Двуединого. Отто уже ждал его там, и Берхард едва сдержал улыбку, увидев одежду "племянника" вблизи.

— Такое действительно модно?, — спросил архиепископ, рассматривая пёстрый, сшитый из кусков ткани разного цвета наряд.

— Да, ваше высокопреосвященство. Это костюм в стиле балаганного шута.

— Заметно. Твой портной, должно быть, скроил его из сэкономленных обрезков.

Отто не заметил иронии в голосе архиепископа, или сделал вид, что не заметил.

— Портной создал неповторимый ансамбль одежды, отражающий мой внутренний мир. — сказал он. — Цвета подобраны со смыслом, а их расположение подчёркивает…

— Не трудись объяснять, — прервал его Берхард, — боюсь, мне не постигнуть глубокого смысла философии цветных заплат. Я так понимаю, что твой траур по невесте уже закончился?

— Ради этого вопроса и назначена встреча, ваше высокопреосвященство, — тоскливо вздохнул Отто. — Срок траура истекает через две декады. Это время могло бы пролететь незаметно, если бы не новая любовь, которая зажглась в моём многострадальном сердце.

— Новая? Значит не та, что была декаду назад?, — решил уточнить Берхард. — Блондинка, кажется… Как её звали?

— Ах, ваше высокопреосвященство, — всплеснул руками молодой человек, — сейчас всё настолько серьёзно! Мы жить не можем друг без друга и две декады — это настоящая пытка для двух влюблённых сердец, которые не могу воссоединиться из-за каких-то глупых предрассудков!

— Понятно. Её родители — люди строгих правил и требуют соблюдения всех условностей. Так?

— Вы как всегда проницательны…

— Позволь полюбопытствовать, почему же на тебе шутовской наряд, а не траурный плащ?

— Возникла сложная ситуация. Родители моей дорогой Элеонор настаивают, что я должен носить траур по баронессе фон Кифернвальд положенное время. Мне подумалось, что единственным человеком, который может избавить от этого тяжкого бремени, является её отец, барон Трогот. На днях я заходил к нему для разговора. Оделся подчёркнуто строго, был чрезвычайно внимателен к мелочам. Мой портной пошил для этого новый траурный костюм. Там такая вышивка серебром на обшлагах. Это просто произведение искусства…

— Ближе к делу.

— Простите, ваше высокопреосвященство. Когда барон увидел меня в траурном платье, он пришёл в ярость и стал ругаться ужасными словами, которые ранили как острые стрелы. Я был потрясён, из головы мигом улетучились фразы, которые заготовил по такому поводу. — Отто разволновался и достал флакон с нюхательной солью. — Трудно винить господина барона в том, что он упорно не желает признавать смерть своей единственной дочери. Эта ужасная потеря помутила его разум.