Алеф Элдер - Глазами Странника [СИ]

Азара утомилась за день и не стала возражать, но просила поставить кровать под открытым небом. Ночной кошмар, забытый, быстро отступил.

Устроившись во дворе дома Виктимары, она смотрела на звезды и видела лишь ту единственную, что никогда не погаснет. Ни ярость ядъяра, ни звездный ветер, ни время, не пошатнут радужную Иерранулладис. Но если человеку суждено скоро уйти, он перестает ее видеть. Мягкий свет Ие успокаивал лучше любых слов, под ним бремя прожитых дней становилось опытом, а дни грядущие, — обретением новых знаний. Тревоги уходили, ибо в свете истины не может быть сомнений.

— Ты умерла так давно, — засыпая, шептала Азара. — Но показала мужу дорогу к истине. А ради истины можно и умереть.

Проснулась Азара рано, но не раньше петухов и селян. К ее пробуждению на столе уже стояла крынка парного молока и свежеиспеченные пирожки с творогом. И хотя она больше не имела обязательства принимать пищу, от столь приятного завтрака не отказалась. Обласканная добрым отзывом о своей работе, Виктимара попыталась нагрузить гостью в дорогу пирожками, но здесь уже Азара была непреклонна, она предпочитала путешествовать налегке, без узелков и котомок.

Она возвращалась за долей уговора, когда повелительный голос увлек с тропы в сторону.

Крылатый змей застыл каменным изваянием ночной поляны. Лунный свет стекал по черной чешуе, и как вода отворяет красу разноцветных камней, представлял миру Глумвиндинатриса во всем его величии. Он был статен и велик, зловеще светились зеленые глаза. Но красота не имеет отношения к добру, и зло этих глаз не умаляло красоты дракона. Глумвиндинатрис расправил крылья и вытянул шею. Она поднималась ввысь, выше деревьев, к небу и выше, к дому, в котором дракон никогда не был. Он стоял на поляне, такой одинокий и гордый, и ни зверь, ни птица не смели нарушить его одиночества. Попрятались звуки по норкам да щелкам — этот круг лунного света, эта частица ночи принадлежали только дракону, а драконы не делятся сокровищами. Но какие деревья его создавали! Огромные и причудливые на толстых жилистых ножках с кронами-шляпками они напоминали гигантские грибы. Шесть драконовых деревьев олицетворяли первых детей Ри, а сам Глумвиндинатрис — праотца канафъяра.

— Корень и снохранительницу оставь за чертой круга, — приказал дракон. Их разделяло две сотни саженей, но в тишине слова дракона раскалывали воздух громом. Говоря, он не размыкал рта, голос шел из чрева. Очевидно о том, что Азара выполнила свою часть уговора, он уже знал. Девушка послушалась, затем вошла в круг и стала так, чтобы не оказаться на воображаемой линии гексаграммы. При первой встрече Азара почти не видела собеседника, теперь же могла отчетливо рассмотреть дракона. У него вытянутое худое тело, крылья с выступающими острыми краями, и подобно крыльям летучих мышей передние лапы составляют с ними одно целое. Венчаются крылья, словно парадными эполетами, длинными когтистыми пальцами. Длинными были и задние лапы Глумвиндинатриса, он стоял, выпрямившись, совсем как человек, и короткий хвост только отдалял его от привычного образа дракона. На этот раз Азара была вынуждена признать ошибку: Глумвиндинатрис, возможно, никогда не бывал в Канафгеосе, но в нем текла кровь канафъяра. Не тех осколков величия предков, грабящих города и копошащихся в сокровищах драконов, сражаться с которыми устремляются доблестные воины, но древних разрушительных сил, для которых облик змея лишь один из многих. Глумвиндинатрис обвел взглядом драконовы деревья.

— Я, Риалуссоалатрим, первый среди канафъяра, отец шести и отец тысячи, познавший истину и рожденный вновь, заклинаю вас, дети мои: услышьте глас мой, узрейте лик мой, исполните веление мое! — грянул гром, и зашумели, отвечая, деревья. — На крылах воспарите! Чрез небеса бескрайние, чрез лета и зимы, пронесите имя, что вручу я вам. Имя это — Кетэльдон! — закивали кронами деревья. Глумвиндинатрис воздел руки-крылья и обратил очи к небу. — Мать первая, мать единственная Иерранулладис, от взора твоего не укрыться под сенью Яргулвардовой. Озари светом радужным полет детей наших, даруй удачу, да возвращение скорое. — Проситель замолчал, на короткое время вновь обратившись неподвижным истуканом. Поднялся сильный ветер и закачал одно дерево, затем другое, и так пока не привел в движения все шесть драконовых деревьев. — Вы исполнили мой наказ, вы нашли Кетэльдона? Покажите мне, где он! Покажите мне, кто он!

Ветер стих, небо смолкло. На поляне, над головой дракона возник силуэт дольмена из белого камня. Плиты его имели округлые формы, большой красный валун закрывал вход. Деревья зашумели с новой силой. В шорохе листьев, в скрипе ветвей все отчетливей слышались голоса. Одни из них звучали по-мужски, другие по-женски, но в каждом слове, в каждом звуке сквозила чудовищная, неземная сила:

Голоса смолкли внезапно, с собой они забрали образ дольмена.

— Покажите мне Кетэльдона! — повторил Глумвиндинатрис, — драконовы деревья извиняюще зашумели, но больше ничего не произошло.

— Знаешь это место? — обратился дракон теперь уже к Азаре.

— Нет.

— Могила Нигдарабо, курган забытого бога. Его называют Ветхим Плащом.

— Кетэльдон там? — отдельные строки стихотворения канафъяра вызывали в ней тревогу, однако она не смогла увязать их между собой и потому не придавала им большого значения.

— Да. Но канафъяра не смогли попасть внутрь. Значит, и ты не сумеешь.

— Не понимаю, ведь этот храм или могила запечатана уже давно!

— Очень давно, — согласился Глумвиндинатрис. — Даже драконы столько не живут.

— Как же он может находиться там?

— Этого я не могу знать.

Азара хотела просить Глумвиндинатриса повторить стихотворение, — драконы славились памятью, но неожиданно поняла, — слова канафъяра отпечатались в ее душе. Этому могло быть только одно объяснение.

— Слова Синей книги.

— Предки услышали их у могилы Нигдарабо. Чувствуешь их силу? Озвученные однажды, они все еще сотрясают небеса. — Азара чувствовала.

— Меня тревожит последнее четверостишье.

— Меня тоже, — признался дракон. — Но, коли по-прежнему желаешь найти ответы, следуй за павшим богом.