Алеф Элдер - Глазами Странника [СИ]

— Мне не пройти, — признался Вараил. — Я всегда понимал, что не смогу этого сделать. Но меня позвали, и я все еще надеюсь, что дебри сами расступятся предо мною.

— Оправдан ли риск?

— Да.

— Тогда более ни в чем не сомневайся.

Сбросив бремя волнения, Вараил сразу почувствовал усталость, мысли его упорядочились, а глаза стали смежаться. Он продолжал беседу, расспрашивая Хиенайю о доме, стремлениях и мечтах, хотя сам почти не слышал ответов. Видя, что собеседник из вежливости старательно пытается скрыть борьбу со сном, Хиенайя просила разрешения ненадолго отлучиться. Стоило верблюжьей шкуре опуститься за ее спиной, Вараил провалился в сон. Ему снились белые глаза, они лучились светом и разгоняли тьму. Когда глаза закрылись, он проснулся, мгновенно забыв о виденном сне.

Он лежал на выделанных шкурах, даже не сняв доспехов — такова была его усталость, а над ним нависала Хиенайя. И хотя их лица отделяло не более двух пядей, прежде чем глаза Вараила опознали девушку, он почувствовал ее присутствие и вздрогнул.

— Прости, что разбудила.

— Ничего страшного, я выспался.

— Но ведь ты только что уснул.

Вараил помедлил с ответом. Происходящее вдруг показалось неправдоподобным. Почему Хиенайя вернулась в шатер, едва он заснул? Нет, ответ на этот вопрос может быть каким угодно, было что-то другое. Тишина продлилась еще немного. Вараил поднялся на ноги — он давно не спал в тишине.

— Что случилось? — озабоченно спросила Хиенайя, видя тревогу на его лице. Вараил высвободил меч из ножен, которые так и не снял перед сном, одернул полог шатра и приказал:

— Оставайся здесь.

Ему не потребовалось много времени, чтобы установить причину тишины. Храпун лежал на боку и, подойдя ближе, Вараил увидел, как из разорванного горла животного сочится кровь. Вокруг него, на песчаной равнине не виднелись вдали хищные звери, на песке же помимо копыт верблюда отпечатались только сапоги Вараила и сандалии Хиенайи. Не убирая меча, Вараил обернулся. Стены шатра встрепенулись, полог приподнялся, и вдоль шкур проползла длинная мохнатая рука, за ней под свет божий выбралось все создание. Головою кошка, телом гиена, задними ногами осел. Но самым жутким в ее облике было лицо, именно лицо, а не морда, поскольку хоть тело Хиенайи изменилось до неузнаваемости, поросшее серой шерстью с бурыми пятнами лицо все же сохранило человеческий вид. Она была гулей, джиннией земли, коим на равных с глупыми кутрубами-гигантами дозволили рошъяра остаться в Яраиле, им завладев.

— Прочь, — отдал новый приказ Вараил. На этот раз гуля не послушала. У нее по-прежнему были большие карие глаза, но теперь они не полнились мудростью, словно возврат истинного облика изгнал более не нужный разум.

Хиенайя совершила длинный прыжок, и добыча не сумела избежать удара. Вараил не выставил перед собой меча единственно потому, что не хотел убивать ту, с кем недавно мирно беседовал. Произошедшая с ней перемена казалась ему абсурдом, насмешкой природы, ибо по разумениям людей, гули являлись существами умом не превосходящими иных четвероногих. Будь это правдой, Вараил бы не помедлил, существо же мыслящее, как известно, убить сложнее. Сражение с гулей напомнило ему столкновение со львом, однако же, сейчас меч мог способствовать его скорому окончанию. Вараил толкнул меч, проворно, но не так быстро, как мог бы. Не получив ранения, Хиенайя отскочила в сторону. Поднявшись на колено и выставив перед собой клинок, он сказал:

— Я не хочу тебя убивать. Уходи. — Хиенайя не ответила, но выжидательно села, животное безумие в глазах как будто угасло. Вараил убрал меч в ножны и показал пустые руки. — Я тебе не враг. — Затем он переступил через тушу верблюда и, опустившись на колени, правой рукой пригласил гулю к трапезе, левой же незаметно вновь обнажил клинок.

Хиенайя неторопливо приблизилась к нему. Она с интересом обнюхала тушу, укусила разок, а затем внезапно набросилась на Вараила. Когти гули пропороли ему щеку, разорвали кожу на шее и скользнули по чешуе доспехов, сама же она под собственным весом сползла по клинку до самой гарды. Тщетно она силилась вытащить острое железо из тела. Вараил же поднявшись на ноги, не решился добить ее, боясь, что легенды, в которых второй удар возвращает гулей к жизни, правдивы. Не желая наблюдать агонии Хиенайи, он вернулся в шатер, где из вещевого мешка достал собранные ранее листья алоэ и, вызвав ножом сок, приложил к ранам.

Собирался Вараил поспешно, ведь гули и другие падальщики уже верно шли по свежему следу. Он срезал с Храпуна немного мяса, но, когда распорол горб, к изумлению никакой воды в нем не обнаружил. Верблюжий горб наполнял один только жир. Разочарованный, с отчаянной глупой надеждой Вараил разрезал второй горб и, утвердившись в бытующем заблуждении окончательно, сел на песок возле трупа и вперился в него затуманенным вялым движением мыслей взглядом. Но одна мысль подавила прочие — в желудке верблюда могла оставаться вода. Вараил вспорол Храпуну брюхо. Отвратительный запах полупереваренной травы ударил в нос, но не заставил отпрянуть. Омерзительная жижа лилась в рот, а высушенная трава падала на песок. Но когда желудок верблюда опустел, на дне, скрываемый прежде травой, Вараил обнаружил тугой пузырь, а в нем чистую воду. Ее путник взял с собой. Закапывать тела, чтобы скрыть запах от хищников, а значит обезопасить себя, он не стал, работа эта требовала определенных сил, о сохранности каждой частицы которых он сейчас заботился.

Вновь одинокий брел он под палящим солнцем. Прежде чем укрыться в тени шатра и забыться сном, он хотел отдалиться на как можно большее расстояние от стремительно разлагающихся тел. Еще не настал вечер, когда странник уступил усталости и отдался сну. Короткое забытье охладило разум и тело, и он продолжил следовать долгой тропой терний. Через две ночи у него кончилась вода. С приближением к южной воронке мира становилось все жарче. Скорпионы и фаланги, изредка попадающиеся Вараилу, почти не содержали влаги и никак не могли утолить непреходящей жажды. Но в раскаленных песках Белраха не обитали даже такие жизнестойкие создания, и пересечь ее без сторонней помощи невозможно даже самому выносливому человеку. Там, на границе жизни между желтыми песками Аунвархата и белыми песками Белраха расположились монахи ордена Черной свечи, живительным огнем вскармливающие обессиленных заплутавших странников и тех безумцев, по следам которых шествовал Вараил.

Солнце выпивало последние силы, глаза нестерпимо болели и не различали горизонта. Почему-то туча опустилась на песок, или поднималась с земли, распадаясь серой дымкой в небе. Поняв, что видит дым, Вараил ускорил шаг. Позади кто-то пролаял. Обернувшись, путник увидел группу следующих за ним зверей, левкрот, гиен ли, гулей — издалека он не мог сказать точнее. Он побежал, и животные погнались следом. Вскоре Вараил определил с облегчением для себя, что стал добычей все-таки гиен. Расстояние между ними стремительно сокращалось, и добежать до спасительного дома — его очертания в форме оплавленной свечи уже вырисовались впереди — Вараил не успевал, с другой стороны, выйти победителем в сражении с десятком гиен он также не рассчитывал. Обнажив меч, он приготовился к бою. Глумливо смеясь и тявкая, гиены начали его окружать. Одна из пятнистых гиен, самая большая и свирепая, должно быть матриарх, щелкая зубами, возглавила атаку. Она прыгнула и раскрыла пасть, но внезапно опаленная, опрокинулась. Остальные гиены нерешительно отступили. Добыча оказалась в коконе иссиня-черного огня. Через миг лепестки раскрылись и разметали обугленные туши. Маленький высохший монах в грубой рясе, подпоясанной вервием, без каких-либо приветствий и объяснений скрылся в стенах своего необычного дома. Жилище это стояло уже на белом песке Белраха и было подобно цельному куску обсидиана, на оплавленной вершине которого всегда горело темное неугасимое пламя. В проеме, где в обычных домах располагается дверь, вход преграждало такое же пламя.