Алеф Элдер - Глазами Странника [СИ]

Те дни проплыли незаметно. Вараил стоял, по обыкновению положив руки на борта лодки, когда впереди вырисовалось сердце величайшей цивилизации Яраила. Вырвался из горящих вод и застыл непоколебимой черной твердыней Альмир-Азар-Агадор, остров альмандов, Кровавый вулкан, Адояс. Древний народ жил всегда здесь, но когда кровь обезглавленного занавъяра наполнила долину Горящим морем, перебрались на его тело. Высоко вздымались отвесные мрачные скалы, неприступные горящим волнам, а все-таки уступившие огню. Облизывало склоны пламя: жадно, упрямо, вожделея увлечь в ненасытное чрево богатства сокрытого от него мира. Оно не могло победить. Там, под слоем савана альмандов — сухих, крошащихся скал, незыблемо покоилась плоть павшего титана.

Вараил долго оставался в лодке, прежде чем ступить на черную землю. Хрусткая как снег, она крошилась под ногами. Она не пережила гибели детей и выгорела полностью, на многие сажени в глубину. Однако здесь, в соседстве буйного огня его движениями еще жило воспоминанье жизни. Иную картину, безнадежного упадка, неотвратимого разрушения и смерти прятали погорелые стражи.

Это была обитель мудрецов и волшебников, ученых и поэтов, король всех городов и сердце мира. Здесь, в Альме, собирались цверги, поучиться кузнечеству, сюда спускались альвы, послушать музыку. Голоса альмандов звучали так проникновенно, что песнью радостной они возвращали к жизням почивших, заслышав же их скорбный плач, опускали ветви и смолой исходили деревья. Они, исследователи и первооткрыватели познали письменность и, объединив противоположности, сотворили удивительных существ: кентавров, минотавров, гиппогрифов, гиппокампусов, и многих других. Они сгинули на заре прописных лет, но с кончиной их не смерилась сама земля, отказавшись принимать обломки великой цивилизации.

Заметенный пылью и похороненный пеплом, ныне Альм являет грустное зрелище: выжженная, никогда больше неспособная породить жизнь земля, усыпанная осколками базальта, оникса, обсидиана, адарионовыми пластинами, покосившимися, почерневшими, разрушенными строениями, чьи облики и назначения ныне невозможно определить. Ступени, кольца, черепки, обрывки чудом не истлевшей ткани — не таких почестей достоин король. Он пал в бою, не погребенный и обугленное тело короля присыпал прах его народа.

Альмир-Азор-Агадор давно не привечал дождей, ветер обдувал скалы, но не переступал через них. Носками сапог Вараил загребал пыль тысячелетий. В безветрии прах подолгу висел в воздухе, шлейфом отмечая дорогу странника.

Вараил вышел на тропинку из адарионовых плит, покосившуюся, запыленную, но все же явственно выделяющуюся на фоне иных развалин, и последовал ей. Вскоре по обе стороны дорожки выросли надгробные плиты разных форм и размеров, осыпавшиеся и еще сохранившие очертания, поваленные и расколотые, от иных могил не осталось и следа, другие едва только подверглись разрушению. Время стерло большинство эпитафий, многие сохранившиеся посмертные слова звучали на чужих Вараилу языках, но некоторые не столь древние и написанные родным словом надписи он мог разобрать.

«Мой друг и товарищ Варглиф. Ты был лучшим из нас. 1752–1776 Л. А.».

«Удел геройский тобою избран, твой путь окончен, спи сладко Киран. 2128».

«Ах, сестра, зачем? Помним и любим».

«Пугалище драконов, покоритель великанов, светоч Ёрмира, разрушитель оков, перешедший пять пустынь и переплывший три океана, презревший смерть, друг справедливых, защитник сирых и бич злонравных. Зераил Великий».

«Ровас 1157–1185 и Налия 1159–1185. Земля тебе пухом, любимый, но одного я тебя не оставлю».

Выделяющуюся среди прочих массивную заостренную плиту с торцов подпирали каменные скамейки, предназначенные для сидения. Окаймленная плетеным, во многих местах осыпавшимся орнаментом, эпитафия почти стерлась, так что, только отерев с нее пыль, Вараил смог прочитать:

«… Высокочтимый: 12?? — 137? Л. Д. С. примером… но мудрость осталась… ваши и за гробом подданные».

Но гораздо больше, чем признания величия забытого правителя, Вараила поразила следующее обращение к усопшему:

«Дурачина, а ведь я предупреждал».

Он переночевал среди могил, а на утро продолжил поиски. Переводя взгляд с одной плиты на другую, паломник вскоре приблизился к центру кладбища, где на свободной от могил поляне очерченной идеальным кругом высился Яг-Ра-Тах. Долог был путь, теперь он окончен. «Последний путь», — пронеслась мысль. Адарионовая дорожка заканчивалась базальтовым постаментом и там, под ногами альманда, на различных языках была вырезана уже знакомая Вараилу надпись:

«Здесь, пред тобою, я стою: беззащитный и безоружный. Пролей кровь мою, и кровь врагов твоих наполнит долины».

Альманд выглядел именно так, как его иллюстрировала «Азбука странника», но теперь Вараил мог рассмотреть его в деталях. Ростом он четырех аршинов, телом красив и строен, кожей бел как мрамор, ликом миловиден. Он обнажен по пояс, одежда его из полос и чешуек адариона. Он стоит прямо, устремив взор мертвых иссиня-черных глаз за горизонт, левую руку приблизил к ним так, словно защищается от солнца, правую протянув перед собой, обратил ладонью к небу. Кожа его гладкая, без морщин, шрамов и волос, лицо без бровей, глаза лишены век. Вараил осторожно прикоснулся протянутой руки, и ощущения подсказали — перед ним не живое существо, но камень. Оставив посох, копье, меч и нож, Вараил уложил походную суму среди могил, и уже собравшись с силами, протянул альманду посох, но промедлил, хватку не разжал и, оставив Яг-Ра-Таха безоружным, опустился у его ног в раздумьях. Причиной измены решению ни в чем не сомневаться стала следующая, не замеченная сразу Вараилом деталь: хотя земля вокруг, словно снежной крупой покрывалась пеплом и пылью, альманд оставался идеально чист. Эта мелочь не испугала Вараила, но показала, как рассеяно его внимание, упустив одно, он мог упустить и что-то еще. Последний раз перед боем упорядочивал он мысли, поначалу они метались как звери в клетке, но, не сумев привлечь внимания дрессировщика, утомились и уснули. Тогда дрессировщик увидел, прежде заслоняемую спинами диких животных маленькую птичку, и вспомнил о том обещании, которое давал Зверю-из-Лучей.

Просто человек, воин в латном доспехе и обломком вместо меча, мертвец, тысячами которых полнилось это кладбище. Он лежит ничком, руки и ноги раскинуты в стороны, а в спине запечатлен глубокий след продавившей латы могучей стопы альманда. Вараил похоронил мужчину в могиле, которую тот заблаговременно себе вырыл. Заготовленная плита гласила: «Если умер я здесь, имя мое — пустой звук и не достойно упоминаться в летописях». Затем Вараил нашел свободное место между только что похороненным безымянным воином и «Заботливым отцом, братом и сыном Н.Н. Донисом» и выкопал могилу для себя. Верхний слой земли окаменел, но расколов его копьем, он легко расчистил пространство достаточное для своего тела. «Если мне снимут голову или разрубят надвое, я даже переусердствовал», — отстраненно подумал он. Эпитафию он писать не стал, посчитав, что выразиться лучше, чем его предшественник все равно не сможет, и в изголовье могилы положил кусок базальта. Вернувшись, он вручил посох Яг-Ра-Таху, отошел на девять шагов и, держа копье наизготовку, произнес слова, которые тогда пришли на ум: