Алеф Элдер - Глазами Странника [СИ]

— Я могу идти? — уточнил гость.

— Ты можешь идти. — Лицо Вараила окаменело.

— Вы держали меня, только чтобы закончить свою историю?

— Не тревожься, — успокоил Нихфор. — Ты поспеешь вовремя.

— Вовремя?

— В час, означенный Аяра.

Вараил, потрясенный, вышел из кельи. Его ждала Белрах — мертвые пески, в которых не выживают ни насекомые, ни травы. Они прожигают и металл, и камень, вот почему тает дом Нихфора, и вот почему для передвижения по ней монах обул Вараила в пескоступы — широкую подобную снегоступам обувь, связанную из скрещенных веток, обмотанных верблюжьей шкурой. Сам же Нихфор стал на белый песок босыми ногами, не выказал боли и, убрав руки в широкие рукава рясы, прощаясь, сказал:

— Будь терпелив, в нужный момент знание откроется тебе.

Демаркационная линия солнца осталась далеко на севере, и главным источником жара теперь стал песок. Пескоступы оказались громоздкой, неприспособленной для быстрой ходьбы обувью, но подчиняясь указаниям Нихфора, Вараилу предстояло идти в них два дня, без длительной остановки, поскольку верблюжьи шкуры, хоть и покрытые защитными мазями все же тлели. Трех пар сменных подметок должно было хватить до реки застывшей лавы — тропы Ярхота, перемещаться по которой путник уже мог в чешуйчатых сапогах, впрочем, не без риска провалиться под окаменелую лаву и сгореть.

Люди склонны судить о возможностях других исходя из своего опыта, собственное ничтожество не позволяет признать достижений Великих, оттого люди пытаются уличить их во лжи и всячески умалить неподдающуюся пониманию действительность. Просто говоря, люди не любят, когда кто-то их лучше. Так и Вараил, оставшись инфантильным принцем Тронгароса, никогда бы не поверил, что человек, не смыкая глаз, может два дня кряду идти по горящим пескам. Теперь же, когда тело его закалилось, он вспоминал истории о людях, что поднимали слонов, бежали пять дней без продыху, или так же долго плыли без корабля или плота, не смеялся над теми, кто в них верит, но восхищался героями этих сказаний. Через два дня Вараил достиг тропы Ярхота. Простучав посохом окаменевшую красную лаву и убедившись в ее твердости, он устроился на привал. Отоспавшись, он двинулся медленно, не выпускал посоха из рук, а когда сапоги начинали дымиться, выбирал менее горячие участки лавы. Сейчас он обходился без пищи, дважды в день утоляя жажду и голод одной каплей живительной воды, данной Нихфором. Это был сок Вальториля. Величайшее древо Яраила давно пало, но по-прежнему кормило бережливых странников. Еще через пять дней Вараил пересек реку вдоль. Переход потребовал определенной ловкости, и его акробатические способности неоднократно подвергались проверке. Лицо в те дни он держал под плотным белым шарфом. Но и сквозь ткань неосторожный глубокий вдох грозил ожогом горла, а незнающие продыху глаза болели нестерпимо, и редкие сухие слезы сохли на запыленных ресницах. Схождение по реке кончалось Горящим морем, о близости которого ногам путника сообщил всевозрастающий жар. В дыму Вараилу вновь представились осажденные стены Тронгароса.

Тропа Ярхота размякла, и остаток пути Вараил преодолел по песку. Он шел быстрым шагом, но сдерживался, не переходя на бег, иначе, загребая сапогами песок, причинил бы дополнительной боли ногам, которой и сейчас песок предоставлял с избытком. Приблизившись к южной воронке мира, он остановился, потрясенный величественным зрелищем, забыв, как болезненно прожигает подошвы песок.

Гудящий красно-оранжевый поток бурлил и огнепадом переваливался через край мира, обрушивался с высоты двух верст и взрывался сонмом искр, вызывая рябь Горящего моря. Черные языки пламени внизу рвались к небесам, то опадали, то вытягивались во весь рост и самые высокие из них достигали сотни саженей. Пламя не сопровождал дым, горели не земля или небо, огонь сжигал сам себя и был самодостаточен. И сколько хватало глаз, до горизонта кипел бушующий хаос трех огней (с противоположной стороны в море впадало синее пламя тропы Симори, но со своего места Вараил не мог этого видеть).

Вниз к морю спускалась отвесная адарионовая лестница. Она ширилась на две сажени и состояла из крупных редко расположенных и множества маленьких перекладин, так что по ней могли бы сойти и великан, и цверг. Лестница оказалась немногим холоднее песков, так что жар ее чувствовался и сквозь армячные перчатки. Первое время спуска Вараил беспокоился о трепещущем пламени, с которым еще предстояло свидеться, но по мере продвижения, усталость перенесла все его внимание в руки. Он спускался с остановками, поочередно разминал руки, менял хват, переводил дыхание. Сосредоточенный на одной мысли: как бы ни упасть, он не заметил, как вклинился между остриями огня и спустился на небольшую, немногим шире лестницы базальтовую площадку. Ее передний край утопал в огне, и подсказок дальнейших действий не было. Вызванные неопределенностью малодушие и тревогу Вараил подавил холодным спокойствием. Сделав это, он сразу же увидел огромную, вершиной панциря достигающую ему плеч, черную черепаху, выползающую из моря. Предположив, что верхом мог бы переплыть море, он сказал:

— Не знаю, кто ты, и кем послана, но, если по силам тебе — доставь меня на Альмир-Азор-Агадор.

Черепаха подползла и улеглась у ног просителя. Вараил счел это согласием, но, оседлав, так и не смог заставить ее двинуться с места. Попытки привести черепаху в чувства также потерпели поражение, столь крепко она уснула, а может — умерла. Последнее предположение подтвердилось, когда Вараил уколол лапу черепахи мечом, и она не разомкнула глаз. Ему не доставило удовольствия раскалывать панцирь. Верхнюю его часть, карапакс, он перевернул и подвинул к краю берега, забрался внутрь, оттолкнулся копьем и поплыл, подхваченный волнами огня. В море он увидел утонувшую в огне еще одну исполинскую голову, которая вновь напомнила Пасура, и пришел к верной мысли, что древний народ, населяющий эти края, кем бы он ни был, сохранил черты в кожевнике и силаче Берхаима. Огонь не проникал в черную лодку и, хотя ныне Вараил пребывал в самом горячем месте плода, впервые за долгие дни находился в тепле, без страха обжечься. Он лежал на спине и смотрел, как в ночи вьются колосья огней, осыпаются снопами искр, но ни одна из них не попадает на него. Укачиваемый яростными снаружи, но ласковыми для него волнами, он уснул, словно ребенок в колыбели, а когда приятные, но быстро изгладившиеся из памяти сны окончились, челнок еще продолжал путешествие. Он спал легко, а с пробуждением больше не чувствовал жара. Весь тот день и день последующий Вараил провел в ожидании. Он был жив милостью черепахи, которая, о чем он так и не узнал, отдала взамен его жизни свою. Но не пугали его огненные воды, напротив, не имея ныне власти над судьбой, Вараил отрешился окончательно от страхов, словно все трудности остались на берегу, а сам он теперь лишь сторонний наблюдатель, глазами героя взирающий на окончание истории.