Алеф Элдер - Глазами Странника [СИ]

— С нами рассвет, — прохрипел он, но не смог выговорить вторую часть лозунга мусотов.

Ераиль погрузила черный клинок в его сердце. На мгновение ей показалось, что Глефор все еще жив, что огня в его душе так много, что он просто не может погаснуть. Никогда. Но застыли глаза и больше не закрывались. Король умер.

Ераиль распростерла руки и улыбнулась, приветствуя солнце.

— Лучший День Рожденья! — задорно произнесла она. — Чтоб я так отмечала каждый юбилей! — затем обратилась к стоящему неподалеку тальинду. — Снимите голову короля и отправьте матери в Тронгарос.

— Что я могу рассказать тебе о вестниках? — вслух размышлял Граниш, продираясь сквозь чащу Плакучего леса. — Мы несем особую силу — дыхание анияра. В каждом предвозвестнике оно проявляется по-разному. Я могу видеть то, что некогда видела земля, Миридис предсказывает будущее, и я не встречал лучшего целителя во всем Яраиле. Что касается Ераиль, она способна поглощать и использовать огонь в своих целях. А ты, Дъёрхтард, как дыхание анияра проявилось в тебе?

— Я маг, этого достаточно?

— Нет, — покачал головой Граниш. — Не думаю. Но ты едва достиг двадцатого лета, так что сила эта должна вот-вот проявиться. Но особенности предвозвестников, — продолжал он после паузы. — Суть инструменты в достижении высшей цели. Я мыслю так: цель наша в защите устоев мира от мракобесия и жителей его от насилия. Мы избраны следить за гармонией и поддерживать порядок. Миридис со мною здесь не согласна, по ее мнению — мы испытание, которое Яраил должен перенести и вместе с тем участь наша испытание для нас самих.

— А как считает Ераиль? — спросил Дъёрхтард, так как цверг, по-видимому, не собирался продолжать.

— Ераиль развила мысль Миридис, но по ее разумению мы не должны отказываться от того, что нам предначертано. Предвестники, как она считает — разрушители мира и она делает все, чтобы осуществить свое предназначение.

— Предвозвестники рождались и умирали, — озвучил свои соображения на этот счет Дъёрхтард. — И мир этого не заметил. Если они и пытались его разрушить, то безуспешно, но если сохранить — им это удалось. Или все проще: две, может, пять тысяч лет назад первые вестники были кем-то вроде старших жрецов в древних общинах. И, например, благодаря большой силе поддерживали порядок Яраила.

— Нет, вряд ли. Издревле рошъярапоклонники боялись предвестников, преследовали, истребляли. Наши предшественники представлялись им угрозой.

— Раз в тысячелетие… может здесь ключ? Почему именно тысяча?

— Для смертных это долгий срок и он лишь подчеркивает важность предвестников. Если такие как мы рождались бы каждые десять лет, то могли создать собственное поселение.

— Как ты нашел меня? — изменил Дъёрхтард направление мысли и озвучил давно вертящийся на кончике языка вопрос.

— А-а, это не я. Это Миридис, она нашла нас всех.

— Но как?

— Об этом ты вскоре сможешь спросить у нее самой. Нам недолго идти.

— Она не могла ошибиться? Никакой особой силы я в себе не чувствую.

— Эта сила в тебе, Дъёрхтард, с рождения. Как же ты можешь судить, каково этой силы не ощущать? Миридис не ошиблась. Она выискивала твою нить в клубке судеб существ, рожденных в предначертанный анияра день так же, как некогда искала и мою судьбу.

— И что она увидела в нашем будущем?

— Ничего. Судьбы предвозвестников не определены.

— Судьба всего Яргулварда не определена. Есть лишь предпосылки к происшествию тех или иных событий, которые и формируют возможное будущее.

— Верно. Но мы и сейчас можем сказать, что Яргулвард продолжит расти и шириться, что люди будут стареть и умирать. Что же касается предвозвестников, нет причин полагать, что мы хотя бы способны умереть.

«Это абсурд! — хотел поспорить Дъёрхтард. — Я знаю точно, что могу умереть, и убить меня не так уж сложно». Но потом передумал. Откуда, собственно, такая уверенность?

— Нет ключевых точек, которые определены законами вселенной, — продолжал Граниш. — Нити наших судеб непредсказуемы. Они могут оборваться бесследно или до неузнаваемости переплести полотно бытия.

Некоторое время молчали, шелестели травой, затем Дъёрхтард заговорил.

— Я никогда не был под землей. Не видеть сияния звезд, не вдыхать аромата осоки, не слышать голоса неба, должно быть, ужасно.

— Шесть десятков лет провел я в темноте Баркхааша. Шесть десятков лет ковал металл и добывал самоцветы. Цверги не знают другой жизни, нам не с чем сравнить, свою жизнь мы считаем единственно возможной, — Граниш, сощурив глаза, поднял взгляд. — Солнце Яраила горит ярче кристаллов сильгиса и великих горнов. Но, быть может, канафъяра сочтут его свет лишь туманной дымкой, — он опустил голову, вспоминая. — Первый год я не мог ходить под солнцем без стонов. Мои глаза слепли, руки горели ожогами. Кабы не доброта Миридис, вернуться мне под землю и вернуться без дыхания.

Дальше двигались в тишине. Когда деревья расступились, путники добрались центра вересковой поляны.

— Пришли, — сказал Граниш. Он поднял голову, что-то высматривая в небе, затем опустил и теперь искал нечто в траве. Проделав загадочный ритуал еще раз, он остановился.

Дъёрхтард заозирался по сторонам, посмотрел вверх и вниз, но не увидел ни Миридис, ни признаков ее присутствия, никакой подсказки или ориентира.

— Посмотри сюда, — предложил цверг.

Маг проследил взглядом за направлением смуглой руки. Некоторые травинки едва заметно блестели. Этот блеск в полпяди шириной огибал путников дугой и замыкался саженным кольцом.

Граниш поднял руку вертикально. В чистом небе над ними летели ажурные облака. Присмотревшись, Дъёрхтард увидел, что одно из них, совсем маленькое, оставалось неподвижным. Округлив глаза, он вопросительно перевел взгляд на спутника, отказываясь верить вдруг посетившей его мысли. Цверг лишь хмыкнул.

— Возьми мою руку, — сказал он. Маг выполнил, что было велено. — Мирис, это Граниш. Пусти нас.

Мир закружился, сжался до размера точки и исчез, а когда возник снова, путники оказались в самом прекрасном месте из тех, где Дъёрхтарду доводилось бывать.

Пространство вокруг него клубилось облаками, густыми и перистыми, они стелились полом, поднимались стенами, смыкались сводчатым потолком. Дъёрхтард опустился и пощупал пол руками: мягкий и в то же время упругий он пружинил прикосновению и призывал пройтись по нему обнаженными стопами. Маг положил дорожный мешок, разулся и прислонил сапоги к стене. Он разглядывал помещение, вдыхая свежий, но не столь разреженный как в высоте гор воздух. Граниш остался в обуви. Они прошли коридорную комнату, или небесную пещеру, и очутились в гостиной. Облака в ней принимали форму трех округлых кресел, стоящих полукругом перед овальным столом у камина. Выложенный из хрусталя, он полыхал трепещущей молнией, ярко освещавшей помещение и темнейшими ночами. Ей вторили небольшие шаровые молнии, заключенные в причудливой хрустальной люстре гроздями свисающей с потолка. На стенах расположились многочисленные картины, вырезанные изо льда. Они изображали парящие в воздухе дворцы, сказочные деревья или просто звездное небо. Холод картин разбегался по комнате дорожками витиеватых узоров.