Алеф Элдер - Глазами Странника [СИ]

Древние исполины запахнулись белыми толстыми шубами. Ворс их валенок у подошвы достигал аршина, а в меховых шапках человек мог бы и утонуть. Дъёрхтард укутался в теплый плащ с капюшоном и обмотал лицо шарфом. Опустив голову и пряча глаза от колючего снега, он брел сквозь сугробы, не различая пути, и длинной палкой проверял глубину снега перед собой. Еще больше закутанный в мех, за ним следовал Граниш, теплолюбивый, как и все цверги… В легком голубом платье, дополненном ажурным плащом, Миридис возглавляла компанию. Она беззаботно улыбалась, словно ребенок снегопаду, наслаждалась бурей и утверждала, что не чувствует холода. Ее невесомый шаг оставлял лишь размытый, тут же скрадываемый свежим снегом след.

Медленно проходили часы, еще медленней путники поднимались в гору. Шли молча, ибо в шуме бури нельзя обмолвиться словом, а попытка перекричать ветер расходует драгоценные силы. Удивительно, но маленькую альву не отрывало от земли и не уносило в небо. Холод замораживал реку мыслей, забирался в перчатки, просачивался в сапоги, щипал глаза, дразнил кожу. Проникая под одежду, он похищал силы, а взамен сулил вечный покой и безмятежность. Стоит только принять его дар, отказаться от цели, и милосердная Анадис навеки укроет тебя мягким пледом.

— Не устал? — временами спрашивала Миридис Дъёрхтарда.

Тот отрицательно качал головой и продолжал упрямо брести следом, хотя почти не чувствовал ног. Ему постоянно казалось, что каждый последующий шаг будет последним, он упадет и больше не сможет идти. Но тело продолжало двигаться, ведь на самом деле человеческая выносливость гораздо больше, чем кажется до тех пор, пока не очутишься в ситуации, когда нельзя повернуть назад и сдаться.

В очередной раз маг отрицал усталость, но теперь уже едва волочился и без большого сопротивления согласился на привал. От него потребовалось выжечь ямку в снегу. Дъёрхтард использовал огонь-кормилец — одно из наипростейших бытовых заклинаний, но вероятно самое ходовое в арсенале странствующих магов. Возникшее в его руках пламя не могло опалить плоти, но легко разжигало костер и согревало в непогоду. Малые усилия, затраченные на колдовство, едва не лишили мага сознания. Остальную работу по обеспечению путников укрытием взял на себя Граниш. Несмотря на малый рост и кажущуюся субтильность цверг работал споро. Используя одни только руки, он выравнивал и уплотнял снег и быстро выкопал нору с узким лазом, надежную и для троих просторную внутри. Нора почти не впускала света, но ветер успешно задувал внутрь.

— Жаль я не такой маг, который волен раздвинуть горы или хотя бы растопить весь этот снег и унять ветер, — сокрушался Дъёрхтард.

— Это ненадолго, — уверила Миридис. — Но пока ты еще не стал великим магом, получай удовольствие от преодоления трудностей. Если однажды жизнь покажется тебе невыносимо легкой, ты еще будешь с грустью вспоминать, как мерз в ледяной норе на склоне Снежных гор.

Дъёрхтард только посмеялся ее словам. Предложение мага запечатать вход изнутри Граниш поддержал, но прежде чем окончательно схорониться под толщей снега переглянулся с Миридис. Этот взгляд неразличимый в темноте человек не увидел, но почувствовал. Было в нем что-то недосказанное, заговорщицкое.

— Можешь ненадолго зажечь свет? — спросила альва мага, — хочу достать одеяло.

— Конечно, — Дъёрхтард вызвал небольшой светящийся желтый шар и тот поднялся к потолку. Еще одно заклинание, незаменимое в странствиях. Шар-проводник, стремясь к свету, выведет путешественника из любой пещеры. Волей заклинателя он может быть зафиксирован на месте, либо послан в нужное направление.

Миридис запустила руку в мешочек на поясе, где никак не могло уместиться одеяло, разве что шелковый платок. Из мешка она извлекла нечто маленькое и положила на пол, а когда отняла руку, Дъёрхтард открыл рот.

На примятом снегу стояла глиняная фигурка волка. Грубо изготовленная она не давала никаких намеков на свою сущность, но маг, ранее ее не видев, тем не менее, не мог не узнать. Первобытная древняя магия пульсировала внутри статуэтки, готовая вырваться по первому требованию.

— Адорант… — потрясенно выдохнул Дъёрхтард.

— Люперо! — позвала Миридис. — Ко мне!

Статуэтка подернулась дымкой, очертания расплылись черным туманом, его становилось все больше, он густел и принимал новые очертания. Когда дым рассеялся, на месте крошечной фигурки оказался гигантский иссиня-черный волк. Он был так велик, что легко закрыл собой вход, гораздо больше обычного волка, крупнее льва. Длинная густая шерсть струилась волнами и в гриве достигала длины трех пядей. Белыми была грудь и мощные лапы волка, причудливые узоры, тянущиеся вдоль холки зверя и как бы впадающие в глаза, а также сами глаза. Нет, не глаза зверя, но духа, древнего как горы, в чреве которых он явился в мир смертных на этот раз. Эти глаза видели расцвет и крах царств, города, преданные забвению, события, осыпавшиеся прахом времени. Сотворенные богами, адоранты стали прообразами первых существ Яраила. Но и сейчас отдельные племена людей поклонялись им как предкам, воздвигали в их честь тотемы и назывались звериными именами.

Адорант выглядел устрашающе. Но лишь первое мгновение. Проявившись полностью, он вильнул хвостом, подошел к Миридис и ткнулся в нее мордой.

— Мне нравится твое одеяло! — пошутил Дъёрхтард.

— Такое одеяло и укусить может, — предостерег Граниш.

— Не укусит, — успокоила альва. — Люперо предан хозяину, — и в этих словах почему-то прозвучала тонкая нотка грусти.

— Как вы познакомились?

Несколько секунд Миридис собиралась с мыслями.

— Моя мать была особенной, интересовалась людьми и восхищалась миром поднебесным. Она пыталась привить эту любовь и мне. У нее почти получилось. Мы находились в лесу, когда мимо пронеслось огромное косматое чудовище. Из его пасти свисала, безвольно размахивая ушами, заячья голова. Я испугалась и заплакала. И возненавидела землю. А потом потеряла мать. Она ушла к людям и не вернулась. Моя неприязнь к земному миру возросла. Отец пытался переубедить меня, но в тот момент я была самой несчастной девочкой и никого не слышала. Он не мог ни успокоить меня, ни утешить. Пока однажды не принес подарок. Это был комочек черной шерсти, который при ходьбе неуклюже заваливался с одного бока на другой. «Это щенок, — сказал мне отец, — и он тоже лишился мамы». Я сразу влюбилась, хотя в душе и боялась, что он вырастет огромным черным волком. С Пушком прошло мое детство, и в те годы я была самой счастливой девочкой в мире, — она помедлила. — Много позже, когда я покинула Альвакрис, отец выступил против моего решения, и мы расстались в непонимании. В одну из одиноких ночей, когда я стояла на балконе «Лебедя» и вглядывалась в темноту, знакомый голос окликнул меня. Отец просил впустить его и, конечно, я так и поступила. «Одиночество — плохой спутник, — сказал он, а затем показал фигурку адоранта. — Это не Пушок, но друг столько же надежный. Заботься о нем и да хранит он тебя». Я сразу его узнала. Я разозлилась на отца, но он меня вразумил. Сказал, Люперо не мог ослушаться хозяина и добавил, что в охоте нет ничего преступного, когда она призвана прокормить охотника. Мы быстро подружились. Я прониклась его переживаниями, а он — моими тревогами. В нем нет и тени той злобы, что мне привиделась в детстве. Только строгость. Но много в нем и ласки, которой он отвечает на добро. Мы вместе уже двадцать лет, почти столько, сколько прошло с тех пор, как я увидела в небе твое, Дъёрхтард, рождение.