Алеф Элдер - Глазами Странника [СИ]

Теургский лес прежде служил местом общения богов с их почитателями. Уходя от мирских забот, здесь находили покой анахореты и подолгу задерживались пилигримы Таура. Появление Сребимира, а после Серебряной дороги разрушили уединение отшельников и лишили Теургский лес былой священности.

Чем северней поднимался Белый Охотник, тем сильнее редел Теургский лес. Местами он заболачивался и постепенно сменился Пенистыми топями. Кустарники пожухли, деревья почернели, болотная тина карабкалась по оголенным корням и мертвым стволам. Длинной слегой борут проверял землю перед собой. Гнилая болотная жижа почти не поднималась выше щиколоток, но вязкий ил забирал с собой дополнительные силы. Белый Охотник проявлял большую осторожность, но в какой-то момент однообразие усыпило бдительность, и с очередным шагом он погрузился в воду по пояс. Обернувшись, он уперся шестом в плотный участок земли, выбрался и начал обходить низину. Немного пройдя, он увидел затопленный старый помост и рваный сапог, судя по размеру — детский. Еще дальше сел на воду и выглядывал окнами из болота затопленный ветхий дом. Белого Охотника посетила догадка, что здесь могут таиться болотники или тролли, он сделал большую петлю, прежде чем вернуться к маршруту.

Стоячая вода сменилась проточной, болотная тина — морской пеной. Несмотря на подвижность, Облачный поток река соленая; сочась с вершин Анияра, пресный небесный океан насыщался минералами горы, высокая концентрация которых придавала реке молочный цвет. Медленно повышался уровень воды. Путник преодолел еще десять, а может двадцать верст, прежде чем начать плыть. Белые воды захватили горизонт, не виднелась в тумане земля на заречье. Борут не видел берега впереди себя и, обернувшись, не увидел бы его позади, но из прощальных наставлений Граниша знал, что проплыть предстояло десять верст. Чем глубже он заплывал, тем сильнее становилось течение — это и был ориентир. Он плыл под прямым углом к течению, а когда почувствовал, что его относит в сторону, взял восточнее. Соленая своенравная река рыбаков не интересовала, не приближались к ней и звери. Одинокая и голодная, она заманила жертву на середину, а затем всеми силами потащила к дельте. Белый Охотник увеличил остроту угла и теперь сражался за свою жизнь как рыба в сетях. Река тянула за волосы, хлестала пощечинами брызг. Но и в самые тяжелые минуты он ни на мгновение не усомнился, что выдержит этот бой, ибо, если есть сомнение в победе, сражение уже наполовину проиграно. Стремнина осталась позади. Река не взяла силой и теперь пыталась взять человека выносливостью. Она смеялась над ним и ненавязчиво подталкивала к озеру, играла, не позволяя утонуть, но и не давая выплыть. Белый Охотник терпеливо ждал, когда она наиграется и выпустит его. После борьбы с течением шкуры прибавили в весе. Река предложила компромисс: она выпустит человека, если ей достанется зверь. Такие условия борута не устроили. Он продолжал плыть в одном ритме, больше не слушал Облачного потока и не позволял сердцу ускоряться. Рано или поздно все заканчивается. Не была бесконечной и река. Она претворилась проигравшей. Но когда Белый Охотник коснулся земли, ухватила за ногу и рванула назад. Человек ушел под воду, но тут же вынырнул — нет, если река не удержала его в руках, тем более не удержит пальцем. Но пройти пришлось еще десять верст, покуда вода не опустилась ниже колен.

Вновь шел беродлак Пенистыми топями, словно и не переплывал Облачного потока. Или река все-таки перехитрила его и развернула назад? Вот и лес впереди и никаких гор не видно. Такие мысли блуждали где-то в закромах его разума, но не могли сломить решимости. Он просто продолжал идти вперед, как делал это всегда. Переплывая реку, он следил за тем, чтобы течение толкало только в правый бок, а значит, малодушные поползновения разума суть отзвуки коварной воды в ушах.

Лес Предков сплел воедино травянистые и хвойные деревья непроходимой пущей. Темная громада щетинилась терниями и алела тысячью глаз калины. Но у излучины, где Облачный поток поворачивал на север, от ветров и одиночества согнулась старая береза. Уже стемнело, и прежде чем продолжать поход, Белый Охотник прислонился к дереву и на секунду прикрыл глаза. Много раз в последние дни жизнь проверяла его выносливость испытаниями. Он устал, но не позволил бы себе и миг покоя без разрешения инстинктов охотника.

Его разбудило недовольное сопение. Открыв глаза, он осознал, что проспал всю ночь. Над ним стояло существо в равной степени человек и зверь. Роста оно было нечеловеческого — четырех аршинов и двух вершков от копыт до кончиков массивных лосиных рогов. Его лицо было вытянутое, нос широкий и длинный, рот большой, губы бесцветные, глаза темные без зрачков, уши торчащие, мех черно-бурый, спускающийся треугольной бородой под челюстью. Существо стояло на двух ногах, две другие конечности отличались от человеческих рук только мехом.

Зверочеловек что-то прохрипел, но Белый Охотник не понял, пытаются с ним поговорить, или отгоняют ревом.

— Зар?

Это определенно был вопрос, но смысл его для борута оставался загадкой. Он поднялся.

— Зар? — повторил зверочеловек и ткнул Белого Охотника пальцем. — Рава? — Тот покачал головой.

— Я тебя не понимаю.

— Равазар, — человек-лось показал на себя, — Хариназ. — Затем снова на собеседника. — Зар, — на его лицо, — зар, — на кисть. — Рава, — он коснулся медвежьего меха в одном месте, — рава, — в другом.

— Равазар, — борут показал на себя, поняв, о чем его спросили. — Белый Охотник.

Зверочеловек выглядел удивленным. Он прищурился, повернул голову набок.

— Равазар? — переспросил он, показывая на беродлака.

— Равазар, Охотник.

— Ах-атик, — не очень точно повторил Хариназ.

— Хариназ, — Белый Охотник сложил руки домиком и показал в сторону леса.

— Анияра?

— Анияра, — потрясенно согласился борут.

Хариназ изучил медвежью шкуру и сокрушенно помотал головой, но не из стороны в сторону, а как-то восьмеркой.

— Улууказ, — заключил он и жестом предложил следовать за ним.

Они шли вдоль кромки леса, Белый Охотник все ждал, когда проводник повернет в чащу.

— Анияра? — уточнил он, показывая в сторону леса.

— Улууказ, — поправил равазар.

Они повернули в лес, но углубившись совсем немного, остановились перед стеной колючих шипов. Белый Охотник ожидал узенькой неприметной звериной тропки, но преграда выглядела непреодолимой: колючие кустарники достигали полуторасаженной высоты и разрослись так бурно, что утренний свет блуждал в тугих переплетениях ветвей и листвы и не мог из них выбраться. Хариназ опустился на землю, нащупал выступ огромного плоского камня и вместе с травой и слоем земли приподнял и подвинул его. Под камнем обнаружился подземный ход, достаточно просторный, что даже Хариназ мог свободно им пройти. Пригнувшись, они спустились по старым каменным ступеням, широким, но при этом и низким. Равазар вернул камень на место. Звуки внешнего мира умолкли, воцарилась священная тишина, нарушаемая лишь неторопливым цокотом копыт Хариназа. Они шли в полутьме сетью подземных ходов, освещенных слабым свечением лишайников и грибов. Особый таинственный свет исходил от маленьких бутонов лилий, вырастающих прямо из стен. В считанные секунды цветки распускались и опадали, оборачивались вокруг себя, низ становился верхом, и все начиналось сначала. Их цвет менялся от красного к коричневому и зеленому, синел, белел, розовел и все повторялось. Они лучились насыщенной смесью запахов от сырости леса и свежести дождя, до гниения и гари. Белый Охотник чувствовал и огонь, и холод, исходившие от них одновременно, и боялся, и хотел к ним прикоснуться. Ему представлялось, прислонив ухо к лепесткам, он услышит шум моря и вой ветра. Он попытался проделать это, но Хариназ предостерегающе выставил перед ним руку.