Алеф Элдер - Глазами Странника [СИ]

— Ярасит, волог.

В красном свете бутонов его лицо выглядело особенно строго. Он поочередно приложил руки ко рту, носу, глазам и ушам, а затем перекрестил руки. Истории таинственных цветков остались нерассказанными. Тогда Белый Охотник переключил внимание на само подземелье. Оно не выглядело рукотворным но, приглядевшись, можно было обнаружить стираемые временем и пожираемые природой трухлявые балки и перекрытия. Они шли лабиринтом дорог, лазеек, проходов, спусков и подъемов. Незваный гость в поисках выхода мог блуждать здесь днями, поддерживаемый проточной водой, грибами и травами. А выходов отсюда было великое множество. Проходя мимо одной лестницы, молчаливому вопросу ведомого Хариназ ответил.

— Равазар, — вытянул руку к потолку, затем развел руки в стороны, вполовину шире плеч и покачал головой.

Нужный выход ничем не отличался от остальных. Хариназ поднялся первым и отворил люк. Они выбрались на поляну, окруженную все теми же непроходимыми дебрями, выбраться отсюда, кроме как через туннели, по-видимому, можно было только на крыльях, подошли к огромному дубу, для обхвата которого потребовалось бы десяти взрослым людям взяться за руки. Хариназ позвал:

— Улууказ!

Высоко над землей из дупла вынырнула морда или лицо: оперение серое, глаза большие, клюв загнут, на кончиках ушей кисточки. За головой показались пернатые плечи, крылья, оканчивающиеся когтистыми пальцами как у летучих мышей, а затем и птичьи лапы. Улууказ слетел на нижнюю ветку дуба и, глядя на борута, оценивающе повернул голову набок. Роста он оказался маленького, втрое меньше Белого Охотника. Равазары обменялись несколькими фразами, после чего Улууказ без предупреждения спрыгнул беродлаку на плечи. Он изучал уши и нос медвежьей шкуры, затем лицо самого борута, смотрел в его глаза, не мигая, и когда человек моргнул, со знанием дела заключил: «Зар». Затем бегло осмотрел шкуру белого медведя, оставляя внимание местам разрыва, что-то пробормотал и вернулся в дупло. Ждали не долго. Улууказ принес костяную иглу и моток бурых ниток. На замечание Хариназа о неподходящем их цвете, Улууказ объяснил, что это есть медвежья шерсть, чем дальнейшие вопросы исчерпал. Белый Охотник вызвался заняться шитьем, но ответом был только нетерпеливый мах крыла. Раздевшись, окончательно подтвердив человеческое начало, борут наблюдал за работой Улууказа. Равазар действовал споро, перескакивал от одной дыры к другой, расчищал когтями шерсть, а шкуру латал мастерски. Когда Белый охотник вновь облачился в длаку, то почувствовал возвращение не только шкуры, но и зверя. Он позвал предка. Его тело увеличилось, наклонилось и оперлось на четыре лапы. Равазары выглядели изумленными, но вместе с тем восторженными.

— Равазар, — лишился сомнений Хариназ.

Белый Охотник вернулся в человеческий облик. Равазары прощались.

— Аяр Мурс, — пожелал Улууказ.

Хариназ вновь вел борута подземными тропами. Этот переход закончился быстро. Поднявшись, он выпростал руку:

— Анияра.

Далеко впереди возвышалась гора. Она была такой высокой, что могла зацепить солнце или луну. Вершина ее утопала в облаках, пронзала небесный океан и поднималась скалой в мире альвов. Четыре головы смотрели точно по сторонам света. Исполинские в пятьдесят саженей деревья были ее шерстью, а живущие в лесу гигантские звери крошечными блохами. И если сейчас Белый Охотник находился в затерянном царстве, спрятанном от большого мира горами и рекой, по ту сторону Анияра обретался мир неизвестный и вовсе. В этом мире и упокоился Нигдарабо.

— Аяр Мурс, — попрощался Хариназ, спустился под землю и оставил Белого Охотника визави Анияра.

На сотни верст простираются владения великой пустоши Аунвархат, но лишь близ редких источников воды она кустится зеленью травы. Многие путники завершили здесь приключения. От них не осталось воспоминаний, и кости их обернулись песком, тем самым раскаленным песком, которым суховей погребает новых жертв. Курганами им стали барханы, но они не надежные хранители плоти, в изменчивости разбегутся прочь и откроют страннику путь. Иной раз, не убаюканный золотым саваном, он поднимется и продолжить бродить по миру, но чаще выбеленные уже никому не принадлежащие кости остаются лежать, пока не рассыплются с порывом ветра и не перемешаются с миром, отныне неотделимым от них.

Значительная часть юга Имъядея из-за нестерпимого жара не была обитаема. Основную же часть континента поделили три государства: Восточный Сир, Манулаш и Западный Сир. Прежде сироккийцы были едины в царстве Сироккар но, как водится это у многих народов, его раздробили взаимные притязания на трон и растущие с годами политические разногласия. В укор мусотам, не всегда дружественные, но сиррокийские царства никогда меж собой не враждовали.

Следуя вдоль берега, Вараил непременно набрел бы на поселения людей, но не желал терять времени, отклоняясь в сторону от намеченной цели. Он двигался на запад в направлении столицы Восточного Сира, Берхаима, где намеривался сделать первую и самую важную остановку, дабы узнать дальнейшую дорогу к местности, о которой говорил Альбмир.

Нещадно палило солнце, доспехи, нагреваясь, усиливали жар вдвойне. Чешуйчатые сапоги загребали песок и жгли ноги. Легкие, но прочные, крепче стали доспехи из чешуи морского змея вместе с перчатками шлемом и сапогами весили меньше половины пуда. Высокий и крепкий Вараил часто упражнялся во владении мечом в часы, когда оставался один, а таких было немало. Он хорошо двигался в бою, но изнеженный дворцовой жизнью никогда по-настоящему не подвергался серьезным природным испытаниям. Он обладал большой силой, но сильным человекам его не назвала бы даже мать. Его брат, король Глефор, был несравнимо сильнее. Старший брат, он повзрослел тогда, когда того потребовали обстоятельства. С пятнадцати лет его бременем стала корона, но Вараил ни разу не видел, чтобы ноша хоть немного согнула брата. Напротив, с каждым годом корона отдалялась от земли все дальше и постепенно стала слишком мала королевской голове. Вараил смотрел на брата с восхищением и завистью. Иной раз он порывался овладеть стратегией, риторикой, или в очередной раз начинал изнурять себя физическими нагрузками, но вскорости неизбежно отказывался от всех замыслов. Брат превосходил его во всем, так было всегда. С годами разрыв только увеличивался. Вараил сдавался и с каждым разом делал это все быстрее и легче. Незачем что-то делать, если есть старший брат, мать и множество советников, которые лучше него знают, как управлять королевством. С каждым годом Вараил погружался в пучину праздности и лени, выбраться из которой самостоятельно уже не мог, и просуществуй он в таком положении еще несколько лет, даже сильнейшие жизненные потрясения не вызволили бы его из созданной им же темницы.