Антон Ханыгин - Грани лучшего мира. Дилогия (СИ)

- О, а я его знаю, - Демид внимательно посмотрел на один из скелетов, обтянутый подозрительно светлой кожей. - Это же Босой.

Кристоф подошел и посмотрел на прилепленное к обезьяньему черепу человеческое лицо. Это была именно физиономия По-Като, позорно сбежавшего во время стычки с пантерой. Выходит, освежеванный труп был не кем иным, как одним из членов команды "Отважной куртизанки". Данное открытие не предвещало ничего хорошего.

- Это не наши дикари, - заявил Тридий. - Надо идти на юг.

- А если наши? Может быть, это именно племя Наджуза так развлекается. Мы ведь точно не знаем, кто из них кто и где они обитают на острове, - напомнил помощник капитана.

- Но хочется верить в лучшее.

- Всем нам будем висеть как Босой с кишка наружу и кожа рядом, - предрек Бадухмад, разминая распухшую от укуса насекомого руку. - Кристоф-капа нас помогает сделает это.

"И так он разговаривает со своим капитаном. Впрочем, какая команда - такая и дисциплина", - подумал Тридий. Но осадить дерзкого кажирца он уже не успел.

Джунгли вокруг опушки извергли из себя волну теней, словно от ночного мрака оторвались несколько лоскутов, отдаленно напоминающих человеческие силуэты. Они неслышно и стремительно окружили святилище, и только тогда шестеро моряков смогли различить в темной массе толпу людей. Их кожа отливала бронзой даже при лунном свете, а нагота прикрывалась лишь узкой набедренной повязкой и манжетами на руках и ногах, если не считать украшения, которые были достойны истинных дикарей: вплетенные в волосы ракушки и косточки мелких зверьков, проколотые губы со вставленными в них продолговатыми кусочками темного камня, бусы из зубов всевозможных животных, а также разноцветные перья, привязанные ко всему, чему только можно.

- Кажется, у них принято носить на запястьях человеческие волосы, причем вместе с кожей, - прошептал Демид, не решаясь поднять заточенный сук без приказа капитана. - Кристоф, как думаешь, до Алокрии такая мода дойдет?

Капитан не смог ответить, потому что дикари подняли невыносимый гвалт, перекрикивая друг друга, толкаясь между собой и тыча в сторону моряков грубо отесанными копьями, обсидиановыми кожами и увесистыми дубинками. Порой раздавался животный рык и вой, и тогда в толпе начиналась потасовка.

Кристоф замер, недоуменно наблюдая за поведением аборигенов, и лихорадочно думал, что вообще можно предпринять в подобной ситуации. "Будь ты проклят, Шеклоз Мим, и ты, Мирей Сил! Языковой барьер не проблема, значит? Посмотрел бы я на вас в окружении орущих дикарей, намотавших на себя скальпы".

- У кого-нибудь есть идеи? - негромко спросил Тридий, обращаясь к обескураженным матросам. - Хоть что-то?

- Ладно, давай я попробую, - пожал плечами Демид.

Он демонстративно отбросил в сторону кол, поднял руки над головой и сделал шаг к беснующейся толпе. Набрав побольше воздуха в грудь, он прокричал:

- Наджуза! Наджуза, понятно? Мы - друзья, хорошо, а купол - плохо, очень плохо. Наджуза, в общем. Слышите меня, подкопченные?

"Ой, кретин, - Кристоф мысленно отвесил затрещину товарищу. - Пошел на контакт, называется". Однако дикари притихли, только где-то в задних рядах несколько человек продолжали потасовку. Им никто не мешал, как будто подобное происходило здесь в порядке вещей. Даже когда один из аборигенов повалил соперника на землю и перерезал ему глотку острой гранью обсидианового осколка, никто не обратил на это ни малейшего внимания.

От рычащей теневой массы отделилась долговязая фигура, оказавшаяся жилистым стариком в шлеме из черепа огромной гориллы. Он приблизился к Демиду и не очень сильно ткнул его дубинкой в грудь.

- Наджуза забу кагали барту?

- Ну, например, - помощник капитана кивнул и постарался улыбнуться максимально дружелюбно. - Наджуза, да.

- Забу нуги параку Наджуза! - завопил старик и мощным ударом дубинки оглушил Демида.

С леденящим душу воем дикари набросились на моряков, которые уже почти почувствовали робкую надежду, и необычайно ловко повязали их. Раздавленные отчаянием жалкие остатки команды "Отважной куртизанки" не смогли даже оказать хоть какое-то сопротивление, моментально смирившись со своей новой ролью пленников. Омерзительная влажная прохлада тропической ночи заставляла их надеяться на скорый конец мучений. Неважно, что их ждет, лишь бы все закончилось быстро. Голод и жажда стали постоянным чувством, к которому невозможно было привыкнуть. Наоборот, желудок все сильнее сжимался в источающий резкую боль комок, и во рту не осталось ни капли слюны, чтобы хоть как-то расшевелить иссохший язык и смочить горящее горло. А вокруг бушевала кипящая жизнью природа, как будто в насмешку демонстрируя неуловимых аппетитных зверьков и сочную листву.

Аборигены повели моряков в джунгли, предварительно швырнув тела убитых в потасовке соплеменников на кучу полуразложившихся животных. У святилища остался только старик с черепом гориллы. Он вскрыл грудную клетку одному из трупов и принялся запихивать внутрь него связку бананов. Насколько престарелый любитель обезьян преуспел в своем деле - об этом Кристоф и его люди судить не могли, потому что их к тому моменту уже проглотила тень хаотично растущих деревьев.

Куда их вели, зачем и почему - никто даже не пытался найти ответы на эти вопросы. После стольких несчастий, случившихся всего за один день, надежда на счастливый конец казалась несусветной глупостью. Экипаж затонувшей "Отважной куртизанки" предпочел бы сейчас оказаться где угодно, даже на палубе ушедшего под воду патрульного корабля, только не в этом зеленом аду. Если и существовало чувство безысходности сильнее отчаяния, то ими завладело именно оно.

Кристоф Тридий корил себя за все последние принятые им решения и тут же пытался оправдаться перед самим собой, объясняя свои действия долгом перед страной, подарившей ему море. Остальные моряки изнывали от внутреннего жара и прохладного влажного воздуха. Многочисленные ссадины, царапины и ушибы покрывали их тела, зудящей болью напоминая измученным людям, что они все еще живы. И капитан ничего не мог с этим поделать. Сожаления и страх надломили его дух, и он поддался всепоглощающей апатии, машинально раз за разом прокручивая в голове слова бесполезных оправданий.

Хуже всего пришлось Бадухмаду. Он покрылся бисеринами блестящего пота и лихорадочно дрожал, бормоча себе под нос что-то на родном языке. Укус той твари не прошел бесследно - у кажирца был жар, руку он уже не чувствовал, опухоль и пузырящиеся волдыри перекинулись на плечо, а из открывшихся язв сочилась мутная кровь. Без помощи фармагика или хотя бы обычного лекаря чернокожий матрос долго не протянет.

Демид еще раз попытался завязать разговор с дикарями, но в ответ его только избили дубинками, сломав нос и выбив несколько зубов. Остальным тоже доставалось - они шли слишком медленно и неуклюже по меркам аборигенов, привыкшим легко просачиваться сквозь самые непроходимые дебри. В итоге у моряков появились новые кровоподтеки, было сломано несколько ребер и рассечена кожа на лицах, а также значительно возросло желание поскорее умереть.