Михаил Кононов - Азиэль (СИ)

Как же сильно я изменился за эти неполных три месяца. Я уже не могу представить себе день без хорошо прожаренного солёного кролика с перцем. Ну, или другого любого животного. Птица тоже сойдёт. А главное - я могу всё это добыть сам. Я не забыл все те голодные дни в Лесной. Я не забыл всех тех людей, благодаря которым у меня были такие дни. Триста шестьдесят пять дней в году. Сколько у нас там людей живёт? Человек четыреста, может пятьсот. А сколько из них охранников? Десятка три, может быть четыре, но сомневаюсь.

Я знаю, чем я займусь после войны. Раз в месяц или около того буду приходить в Лесную и убивать там людей. Охотников, которые вышли в лес за добычей. Рыбаков, которые пошли к реке. И больше никогда не вернулись. Фермеров, которые задержались в поле допоздна. Всех. Все, кто старше шестнадцати лет. Уверен, через полгода они там с ума все сойдут. Жаль я не буду слышать речи батюшки Рональда, который будет рассказывать, как жители деревни прогневали бога и он послал на них проклятье. Может его первым грохнуть? Тогда жители сразу предадутся панике. Хотя, лучше не надо. Месяца не пройдёт, как там будет уже новенький святоша, а он мне плохого ничего не сделал.

Работа шла сама собой, не отвлекая меня от моих мыслей о мести. Нет, ну вот некоторых личностей нужно однозначно там поймать и пытать долгими неделями! Интересно, кто-нибудь из лагеря мог бы мне помочь в этом? Хм, да в принципе, за золото - все. А что, это идея. Солидную долю после войны я отдам в казну, никому ничего не буду должен, крыша над головой у меня есть, еда всегда будет, в лесу же живём. А золото мне и не нужно. Какого-нибудь Родара, что в таверне хозяин, или там Яцыка с его братвой, что жизни мне нормальной не давали, похитить бы, да к дереву тут неподалёку привязать бы. Я бы кормил их, ухаживал за ними, за травами ходил бы лечебными. И каждый день медленно снимал бы с них кожу. Хотя нет, я бы сказал даже шкуру, потому что это не люди, а звери. Начал бы со ступней, и так медленно-медленно двигался бы до головы. Если я правильно помню слова старика Элдота, то большие листы зелёного стволовика, наложенные на свежую рану, вызывают дикую боль, при этом, не давая той самой ране загнивать, и даже ускоряет её заживление. Уверен, я бы смог найти его достаточно в этих лесах, по-моему, я даже видел его как-то на охоте. Эх, скорей бы война! Я даже знаю, кто у нас согласен на любую работу за деньги.

Да, как же сильно я изменился за эти три неполных месяца. Раньше у меня даже мыслей не было не то, что убить кого-то или пытать, я даже малейшего зла не желал своим обидчикам. Сочувствовал всегда, если кто-то болел или получал тяжёлую рану. Теперь всё изменилось. И я очень этому рад! Скорей бы уже война.

Я так глубоко задумался, что даже и не заметил, как за двором настал вечер. Беннет, похоже, тоже уже начал сдавать позиции за целый день:

- Всё, Ази, пошли они куда подальше, не могу я целый день ишачить без доброго эля! - бросив инструменты прямо там, где и стоял, сказал он. - Пошли до Линдена с Мораном, эти точно сидят, выпивают.

Конечно, бедняги построили на свою голову отдельную беседку у себя во дворе, зная, что у них все друзья ещё те алкоголики, теперь каждый день встречают гостей. С другой стороны, нас они были очень рады видеть. Отто и остальные уже сидели с ними. Сегодня у нас был запечённый с яблоками гусь, творог с мёдом и разнообразные фрукты. Вместо пива был сегодня сидр. Та ещё вкуснятина. Мы с Беннетом засиживаться не стали - поели, попили, парой слов перекинулись со всеми, и пошли спать. Работы было ещё много.

На следующий день я встал в добром здравии, под крик петухов. Вот почему мы курей едим? Зажарить бы живьём этих крикливых мерзавцев, особенно того, что возле бараков ходит и с утра орёт мне под окном. Вот тогда бы я с удовольствием послушал бы “кукареку”.

Весь день мы проработали с Беннетом и закончили латать практически всё, что ему принесли. Он поблагодарил меня за огромную работу, сам бы он ни за что не успел без меня. Что ж, мне завтра тоже нужно было выступать с нашими, так что неплохо было бы собраться. Я вернулся к себе домой, проверил снаряжение, все было на месте. Мне уж точно ничего латать не надо было. Я что-то сильно устал за последние два дня, есть все-таки разница - то ли для себя делать что-то особенное, то ли рутинная работа. Поужинал я в одиночестве и сразу же лёг спать.

Ночь прошла спокойно, проснулся я за несколько минут до петухов. И тут мне пришла гениальная идея. Я вскочил с постели, натянул шлем и выскочил на улицу. Тихонечко прокрался к небольшому курятнику, прямо перед ним спал этот треклятый петух, орущий мне на ухо, когда я с бодуна. Я встал на четвереньки, приблизился максимально близко к его морде и:

- Ку-ка-ре-ку, “здесь я от души выругался, но не стоит упоминать, как именно”!!!

Если бы петух снёс яйцо, я бы вообще не удивился. Он резко подскочил и с разбегу дважды врезался в курятник. Не понимая, что происходит, с тяжёлым дыханием начал бегать туда-сюда. Я злорадно ржал до слёз, так и не встав с четверенек. Надо отдать должное петуху - как только до него дошло, что случилось и кто в этом виноват, он с боевым воплем ринулся прямо на меня. Но не тут-то было, я должен был уйти победителем, что я и сделал, перескочив через забор. Ещё потом рожи корчил этой пернатой скотине, будет теперь знать, как у меня под окном орать.

- Ази, ты там что, грибов не тех съел что ли? - услышал я голос Отто.

- Да вот, решил отомстить этому пернатому за все дни, что он не давал спать по утрам, - обернувшись, я увидел человек пятнадцать, которые выскочили посмотреть, что же там происходит.

- Ну, ты даёшь, - почесал он затылок. - Тут половина лагеря чуть в штаны не наложило от твоего крика, а это ты тут беднягу пугаешь за его работу.

- Что поделать, пусть он теперь от злости лапы свои грызёт, вон, смотри, как петушится, - я показал язык петушку, после чего он кукарекнул на меня и пошёл в курятник.

- Ладно, иди, собирайся и подходи на площадь - там все позавтракаем и двинемся в путь.

О, на площади! Значит, завтрак будет плотный. Женщины, у кого они есть, пойдут провожать своих мужей. Там же должны выдать и пайки в дорогу. Не считая недели в Бальдхольме, я бы сказал, что это последний раз, когда я смогу хорошо поесть в ближайший месяц или два.

Я надел свои прекрасные доспехи, они значительно придали мне уверенности в себе, взял свой лук, колчан, проверил метательные ножи, повесил меч на пояс, взял шлем в руки, и наконец-то был готов. Когда я вышел, меня у входа ждал Оберон с четвёркой мохнатых бойцов.

- Они не хотели идти к столу без тебя, - сказал он мне. - Похоже, что последний час в лагере они хотят провести с тобой.

Только я вышел за порог, как вся четвёрка ринулась на меня. Я положил на землю шлем и с удовольствием гладил и обнимал моих верных друзей. Как же мне будет их не хватать! Это самые честные, самые искренние существа на свете! И такие мягкие, тёплые, слюнявые, и совсем не вонючки!