Джон Толкин - Две крепости

С этим он уснул. Леголас лежал неподвижно, сложив руки на груди, глаза его были открыты — он блуждал в живой стране сновидений, как поступают все эльфы. Гимли, сгорбившись, сидел у костра и задумчиво водил пальцем по лезвию своего топора. Деревья шумели. Других звуков не было.

Неожиданно Гимли поднял голову: на краю освещенного пространства, опираясь на посох, стоял старик. На нем был серый плащ, шляпа с широкими полями была надвинута на глаза. Гимли вскочил, слишком удивленный в эту минуту, чтобы вскрикнуть, хотя в мозгу его мелькнула мысль, что их захватил Саруман. Арагорн и Леголас, разбуженные внезапным движением гнома, сели. Старик не говорил и не шевелился.

— Отец, что мы можем сделать для вас? — спросил Арагорн, вскочив на ноги. — Погрейтесь, если замерзли!

Он сделал шаг вперед, но старик исчез. Даже следов его поблизости не было, а далеко идти они не решились. Луна скрылась, и ночь была очень темной.

И тут закричал Леголас:

— Лошади! Наши лошади!

Лошадей как не бывало. Они выдернули колышки, к которым были привязаны, и исчезли. Три товарища стояли молча и неподвижно, убитые новым ударом судьбы. Они находились на краю Фангорна, и бесконечные лиги лежали между ними и людьми Рохана, их единственными друзьями в этой обширной и опасной земле. Им показалось, что где-то далеко в ночи раздается лошадиное ржание. Потом все стихло, и только холодно свистел ветер.

— Что ж, они ушли, — сказал наконец Арагорн. — Мы не можем найти их и поймать, так что, если они не вернутся по своей воле, нам придется обходиться без лошадей. Мы начали свой путь пешком и закончим так же.

— Пешком! — изрек Гимли. — Пешком далеко не уйдешь!

Он подбросил дров и сгорбился у костра.

— Всего несколько часов назад вы не хотели садиться на лошадь Рохана, — засмеялся Леголас. — С тех пор вы стали всадником.

— У меня не было выбора... — пояснил Гимли. — Если хотите знать, — начал он спустя некоторое время, — я думаю, это был Саруман. Кто же еще? Вспомните слова Эомера: он бродит под видом старика в плаще с капюшоном. И вот он появился и исчез вместе с нашими лошадьми, а может, просто напугал их. Нас ждут большие неприятности, запомните мои слова!

— Я запомню, — сказал Арагорн. — Но также не могу забыть, что у нашего старика была шляпа, а не капюшон. Не исключено, однако, что ваша догадка верна, и во всяком случае здесь нас и днем и ночью подстерегает большая опасность. Но сейчас мы ничего не можем сделать, только отдыхать. Давайте-ка теперь я посторожу, Гимли, — мне скорее нужны размышления, чем сновидения.

Ночь тянулась долго. Леголас сменил Арагорна. Гимли сменил Леголаса. Но больше ничего не произошло. Старик не показывался, и лошади не вернулись.

Пиппин лежал в темном и беспокойном сне: ему казалось, что он слышит собственный голос, эхом отдающийся в темном туннеле: «Фродо, Фродо». Но вместо Фродо из тени на него смотрели сотни отвратительных оркских физиономий, сотни отвратительных рук со всех сторон тянулись к нему. Где же Мерри?

Пиппин пришел в себя. Холодный ветер дул в лицо. Он лежал на спине. Наступал вечер, и небо темнело. Хоббит повернулся и обнаружил, что явь не намного лучше кошмара. Руки и ноги у него были крепко связаны. Рядом лежал Мерри с бледным лицом и грязной повязкой на лбу. А вокруг стояли и сидели сплошные орки.

Медленно отделяясь от сновидения, в голове Пиппина всплывали недавние события. Ясно вспомнилось: он и Мерри побежали в лес. Что же случилось потом? Почему побежали, не спросив старину Скорохода? Они бежали и кричали. Пиппин не мог вспомнить, как долго это продолжалось. Неожиданно они натолкнулись на большой отряд орков. Те заорали, из-за деревьев выбежали десятки других гоблинов. И они с Мерри выхватили свои мечи. Но орки и не подумали с ними сражаться, — старались захватить живьем, — даже после того как Мерри мечом ударил одного или двух. Молодчина Мерри! 

Потом из-за деревьев выбежал Боромир, он сразил много орков, остальные отступили, но ненадолго: тут же вернулись и напали вновь. На сей раз их было не менее сотни, некоторые — очень большие. Дождем летели стрелы — и все в Боромира. Он так затрубил в свой большой рог, что лес зазвенел. И орки сперва растерялись, но, когда не послышалось никакого ответа, кроме эха, кинулись в бой с удвоенной яростью. Больше Пиппин ничего не помнил. Последнее, что застыло в глазах, — прислонившийся к дереву Боромир, весь утыканный стрелами. Затем навалилась тьма.

«Наверно, меня ударили по голове, — сказал он себе. — Сильно ли ранен бедный Мерри? Что теперь с Боромиром? Почему орки не убили нас? Где мы и куда направляемся?»

Ни на один вопрос не находилось ответа. Только холод и боль. «Эх! Уж лучше бы Гэндалф не переубедил Эльронда и нас не приняли в Товарищество, — подумал он. — Какая от меня польза в этом походе? Я лишь помеха, пассажир, хуже того — багаж. А теперь меня украли, и я сделался багажом для орков. Одна надежда — что Скороход или кто-нибудь придет и освободит нас! Но в праве ли я надеяться на это? Не нарушит ли наше освобождение планов Товарищества?»

Он задергался, пытаясь освободиться. Один из орков, сидевший рядом, засмеялся и что-то сказал другому на своем отвратительном языке.

— Отдыхай, пока можешь, маленький дурак! — рявкнул он в сторону Пиппина на вестроне, который в его устах тоже звучал отвратительно. — Наслаждайся, пока дают! Скоро придется поработать ногами. Еще соскучишься по отдыху.

— Будь моя воля, ты пожалел бы, что не умер! — захрипел другой. — Уж и попищал бы ты у меня, жалкая крыса!

Он склонился над Пиппином, приблизив свои желтые клыки к его лицу. В руках у орка мерцал черный нож с длинным зазубренным лезвием.

— Лежи спокойно, а то воткну тебе эту штуку! Станешь привлекать к себе внимание, так я ведь и приказ могу нарушить. Проклятье исенгардцам! Углук у багронк ша пуждуг Саниман-глоб бубхош скай!

И он разразился длинной злобной тирадой на своем языке. Постепенно слова его перешли в сплошное невнятное бормотанье и фырканье.

Смертельно напуганный Пиппин не шевелился, хотя боль в руках и ногах нарастала, да еще и камни врезались в спину. Чтобы хоть как-то отвлечься, он напряженно прислушивался ко всему, что происходило вокруг. Раздавалось множество голосов, и в них звучали ненависть и злоба: очень походило на то, что среди орков разгорается ссора.

К удивлению своему, Пиппин обнаружил, что понимает почти все, что слышит: орки использовали общий язык. Очевидно, тут собрались представители двух или трех совершенно разных племен, не владевшие языком друг друга. Злобная перепалка шла по поводу того, что делать дальше, куда направиться и как быть с пленниками.