Джон Толкин - Две крепости

Дальше он пошел длинными осторожными шагами между деревьями, углубляясь в лес, но не отходя далеко от ручья.

Деревья в большинстве своем, казалось, спали и не реагировали на его появление. Но некоторые все же вздрагивали, а иные поднимали ветви над его головой, когда он приближался.

Он шел и все время разговаривал с собой, выдавая длинный безостановочный поток вполне мелодичных звуков.

Хоббиты некоторое время молчали. Они, как ни странно, чувствовали себя в безопасности, им было удобно и было о чем подумать и чему удивиться. Наконец Пиппин решился заговорить снова.

— Древобородый, можно спросить вас кое о чем? Почему Келеборн предупреждал нас о вашем лесе? Он говорил нам, чтобы мы не рисковали и не входили в него.

— Хм, он так говорил? — пробормотал Древобородый. — Ия сказал бы то же самое, если бы вы пришли другим путем. Не рискуйте входить в леса Лаурелиндоренана! Так называли его эльфы, но теперь они сократили название: Лотлориен зовут они его. Возможно, они и правы. Возможно, их лес увядает, а не растет. Земля долины Поющего Золота — вот чем она была когда-то. А теперь она Дремлющий Цветок. Но это странное место, и никто из нас не входит туда. Я удивляюсь, как вы сумели выйти оттуда, но еще больше удивляюсь, что вы зашли туда. Этого не случалось с чужеземцами уже много лет. Это странная земля. Да, это так. Население там в горе. Да, в горе. Лаурелиндоренан аурелиндоренан линделорендон малинориолион огнеталин, — бормотал он про себя. — Я думаю, они ушли из здешнего мира. Ни сама страна, ни Золотой Лес теперь не таковы, какими были, когда Келеборн был молод. Да, Таурелиломеа — тумбаламориа тумбалетауреа ламенор — так они говорили обычно. Мир меняется, но эти слова по-прежнему справедливы.

— Что это значит? — спросил Пиппин. — Что в них справедливого?

— Деревья и энты, — ответил Древобородый. — Я сам не понимаю многого, поэтому не могу объяснить и вам. Некоторые из нас остаются истинными энтами и живут так, как у нас принято, но многие становятся сонливыми, древоподобными, как вы могли бы сказать. Большинство деревьев — это, конечно, только деревья, но многие просто спят. Многих нелегко разбудить. Так продолжается все время.

Когда это происходит с деревом, вы обнаруживаете, что у некоторых деревьев плохие сердца. Это не имеет отношения к древесине, я не это имею в виду. Я знавал добрых старых ив здесь, вниз по Энтвошу, давным-давно, увы, ушедших! Они были совершенно пустые, в сущности, они распадались на куски, но они были так же благоуханны, как молодой лист. Но есть деревья в долинах у гор, которые звучат как колокол, но очень плохие внутри. И кажется, таких деревьев становится все больше. В этой стране некоторые места стали очень опасными.

— Как Старый Лес на Севере?— спросил Мерри.

— Да, да, что-то подобное, но много хуже. Я не сомневаюсь, что какая-то тень от Великой Тьмы легла на земли к северу. Но в этой земле есть долины, где никогда не лежала Тьма, и там есть деревья старше меня. Мы делаем, что можем. Мы поддерживаем чужеземцев и храбрецов, мы учим и воспитываем, мы ходим и сеем.

Мы пастухи деревьев, мы старые энты. И нас осталось мало. Овцы уподобляются пастухам, а пастухи овцам. Энтам нравятся эльфы, меньше интересуются они делами людей и стараются держаться в стороне от них. И, однако, энты больше похожи на людей, они скорее склонны к изменениям, чем эльфы, они быстрее принимают цвет окружающего, так можно сказать. Некоторые из моих родичей ныне очень похожи на деревья, и нужно что-то очень важное, чтобы разбудить их. И они говорят лишь шепотом. Но некоторые из моих деревьев могут сгибать ветви и разговаривать со мной. Эльфы, конечно, начали будить деревья, учили их говорить и сами учились языку деревьев. Они очень хотели говорить со всеми, эти старые эльфы. Но потом пришла Великая Тьма, и они уплыли за Море или бежали в далекие долины и спрятались там, и пели песни о днях, которые больше не вернутся. О, когда-то давно сплошной лес стоял отсюда до гор Луне, и это был лишь восточный его край.

Какие то были дни! Я мог целый день ходить и петь, и слышал только эхо собственного голоса в холмах. И леса были подобны лесам Лотлориена, только гуще, сильнее, моложе. А аромат в воздухе! Я по целым неделям только и делал, что дышал.

Древобородый умолк и продолжал идти, бесшумно переступая своими большими ногами. Потом снова начал бормотать про себя, и постепенно бормотание превратилось в песню. Вскоре хоббиты начали разбирать слова.

Песня кончилась, а он все шагал, и во всем лесу не раздавалось ни звука.

День подходил к концу, и тьма сгущалась у стволов деревьев. Наконец хоббиты смутно увидели перед собой круто поднимающуюся каменистую землю. Они приблизились к подножию гор, к зеленому основанию высокого Метедраса. Шумно прыгая с камня на камень, навстречу им катил свои воды по склону Энтвош. Справа поднимался длинный склон, покрытый травой, серебрившейся в сумерках. Ни одного деревца здесь не росло, и склон был открыт небу. Звезды посверкивали в разрывах между облаками.

Древобородый поднимался по склону, не замедляя шага. Внезапно хоббиты увидели перед собой широкое отверстие. Два больших дерева стояли здесь с обеих сторон, как живые столбы, но, кроме перекрещивающихся и переплетающихся ветвей, ничто не закрывало проход между ними. Когда старый энт приблизился, деревья подняли свои ветви и кроны их задрожали. Это были вечнозеленые деревья, чьи листья, темные и полированные, сверкали в сумерках. За ними открывалось широкое ровное место, напоминающее огромный зал, устроенный прямо в склоне холма. С двух сторон вздымались на высоту в полсотни футов скалы, и вдоль каждой из них рядами стояли деревья: чем ближе к скале, тем более высокие.

В дальнем конце одной из скалистых стен была ниша, вроде зала поменьше, с полукруглым сводом. А все помещение укрывали сверху лишь ветви, оставляя узкий просвет посредине. Маленький ручеек, сбегая со скал, превращался в занавес из капель возле входа в маленький зал. Серебристая капель со звоном падала на землю. Вода собиралась в каменной чаше среди деревьев, а уж оттуда струилась к выходу, чтобы соединиться с Энтвошем в его путешествии по лесу.