Джон Толкин - Две крепости

Пожалуй, теперь я понимаю, что он замыслил. Захотел стать Властью. У него вместо мозга механизм из железных пружин и колес, и он не заботится о растениях, по крайней мере если они не служат ему для каких-то целей. Теперь ясно, что он черный предатель. Связался с грязным народом, с орками. Брм, хум! Хуже того: он что-то готовит с ними, что-то опасное. Эти исенгардцы хуже злых людей. Знак Зла, которым помечает Великая Тьма орков, не позволяет им выдерживать свет солнца, но оркам Сарумана и ясный день нипочем, хотя и ненавистен. Как же он добился этого? Может, это люди, измененные Саруманом? А может, смешал расы — людей и орков? Одним словом дело его — черное Зло!

Древобородый некоторое время бормотал, как бы про себя произнося глубокие подземные энтские проклятия.

— Недавно я стал размышлять, почему орки осмеливаются проходить через мои леса так свободно, — продолжал он. — И не сразу догадался, что виноват в этом Саруман, что он уже давно разведал все пути и раскрыл мои тайны. Теперь он и его подлые слуги чинят вокруг опустошение. Вниз по границам они срубили деревья — хорошие деревья! Некоторые они просто подрубили и оставили гнить, но большинство сплавили по воде в Ортанк. Над Исенгардом все время поднимается дым.

Будь он проклят, корень и ветви! Многие из этих деревьев были моими друзьями, я знал их от ореха и желудя. Многие умели говорить, и голоса их умолкли теперь. И ныне лишь пни да заросли ежевики там, где некогда стоял поющий лес. Я был слишком бездеятелен. Я упустил время. Это нужно прекратить.

Древобородый рывком приподнялся на кровати, встал и затопал к столу. Светящиеся сосуды испускали два потока пламени. Глаза Древобородого засверкали зеленым огнем, борода ощетинилась и сделалась похожей на огромный веник.

— Я остановлю это!— взревел он. — И вы пойдете со мной. Вы поможете мне! А заодно и своим друзьям: если не остановить Сарумана, у Рохана и Гондора враг будет не только впереди, но и сзади. У нас с ними одна дорога — на Исенгард!

— Мы пойдем с вами, — сказал Мерри, — и сделаем все, что в наших силах.

— Да! — подтвердил Пиппин. — Я хочу увидеть свержение Белой Руки. Я хочу быть там, даже если от меня будет мало пользы: я никогда не забуду Углука и переход через Рохан.

— Хорошо! Хорошо! — сказал Древобородый. — Но я говорю очень быстро. Не следует торопиться. Даже жарко стало. Я должен освежиться и подумать. Легко кричать: «Остановлю!» — а на деле все гораздо труднее.

Он зашел в арку и некоторое время стоял под водяным занавесом. Потом засмеялся, отряхнулся, и там, где капли падали с него на землю, они вспыхивали красными и зелеными искрами. Вернувшись, он снова лег на кровать и затих.

Через некоторое время хоббиты услышали знакомое бормотание. Казалось, он что-то считал по пальцам.

— Фангорн, Финглас, Фладрив, так, так, беда в том, что маловато нас осталось, ох маловато, — вздохнул он, поворачиваясь к хоббитам, — только трое из первых энтов, что ходили по лесам до наступления Тьмы: только я, Фангорн, а кроме меня Финглас и Фладрив, если по-эльфийски. А еще можете называть их Листоволосый и Древокожий, если вам так больше нравится. Но и Финглас, и Фладрив не очень полезны для нашего дела. Листоволосый стал очень сонлив, почти как дерево, он все лето стоит неподвижно, в полудреме, и луговая трава вырастает ему до колен. Он весь листвой зарос. Зимой, правда, просыпается, но все равно почти не двигается, так что далеко ему не уйти. Древокожий живет на горных склонах к западу от Исенгарда. Именно там и произошли самые большие неприятности. Он был ранен орками, и большую часть его древесного стада они истребили и уничтожили. Он ушел высоко в горы, поселился там среди любимых берез и не спускается вниз. Конечно, можно еще рассчитывать на молодых энтов, если только удастся их разбудить и поговорить с ними. Мы народ неторопливый. Как жаль, что нас так мало!

— Почему же вас мало, если вы так давно живете в этой стране? — спросил Пиппин. — Может, многие умерли?

— О нет! Никто не умер сам по себе! Некоторые за долгие годы, конечно, погибли от несчастных случаев, еще больше уподобились деревьям. Но много нас тут никогда не было, и числом-то мы не прирастали. Уже очень давно, кошмарное количество лет, у нас нету потомства. Понимаете, мы потеряли своих жен.

— Это грустно! — посочувствовал Пиппин. — Но как могло случиться, что все они умерли?

— Они не умерли, — ответил Древобородый. — Я не говорил, что они умерли. Мы потеряли их. Потеряли и не можем найти.

Он вздохнул:

— Я думал, все знают об этом. Среди людей и эльфов от Мерквуда до Гондора известны песни о том, как энты искали своих жен. Их не могли совсем забыть.

— Боюсь, что эти песни не преодолели горы и не известны в Шире, — сказал Мерри. — Не расскажете ли вы нам больше или, может, споете одну из песен?

— Да, расскажу, — согласился Древобородый, по-видимому довольный их просьбой. — Но я не могу рассказывать подробно — только вкратце. Надо нам от разговоров переходить к делу: завтра созовем совет, предстоит много работы, возможно, начнется путешествие.

— Это необыкновенный и печальный рассказ, — продолжил он, помолчав. — Когда Мир был молод, а леса обширны и дики, были энты, их женщины, были и энтские девушки. Ах! Красота Фимбретиль, легконогой Гибкой Ветви, во дни моей нежной юности! Они ходили вместе и селились вместе. Но наши сердца росли по-разному: энты отдавали свою любовь тому, что встречали в Мире, а их жены — другим вещам. Энты любили большие деревья, дикие леса и склоны высоких холмов, они пили воду из горных рек и ели только те плоды, что падали с деревьев. И эльфы научили их разговаривать, и энты разговаривали с деревьями. А энтские девушки и женщины занялись меньшими деревьями и лугами, что лежат в солнечном сиянии у подножия лесов, они видели терн в чаще, и дикое яблоко, и ягоду, цветущую весной, и зеленые водяные растения летом, и зрелые травы в осенних полях. Они не хотели разговаривать со всеми этими растениями, они хотели, чтобы растения слушали их и повиновались им. Женщины энтов приказывали им расти в соответствии со своими желаниями, выпускать листья и приносить плоды, которые им понравились бы. Женщины энтов хотели порядка, совершенства и мира. Но под всем этим они понимали вот что: растения должны оставаться там, где они их посадили. Поэтому они стали устраивать сады и жить в них. А энты продолжали бродить и приходили в сады лишь изредка. Затем, когда Тьма пришла на Север, энтские женщины пересекли Великую Реку, устроили новые сады, ухаживали за полями, и мы видели их еще реже. После того как Тьму удалось отогнать, земля энтских жен богато расцвела, а их поля были полны зерна. Многие люди учились искусству обращения с растениями у энтских жен и высоко чтили их. А мы для них стали всего лишь легендой, тайной лесного сердца. Но мы все еще здесь, а сады энтских жен исчезли. Земли, где цвели они в прежние времена, люди теперь называют Бурыми.