Ксюша Ангел - Я - хищная. Ваниль и карамель

Пока Тома возилась с платьем, я рассматривала альбом. На выцветших, истертых картинках улыбалась красивая девушка. Льняное платье в крупный горошек, с клешеной юбкой и ярким поясом облегало стройную фигуру. Сияющие глаза смотрели прямо в объектив. На заднем фоне — сад скади, совсем новые, покрытые лаком скамейки, брошенное кем-то красное ведерко, лопатка в полуметре, наполовину торчит из травы.

На другом фото они уже вместе. Он безумно похож на Эрика, вернее, Эрик на него. Неважно. Эдмунд держит Божену за руку, а вторая рука обнимает плечи. Она маленькая по сравнению с ним, тоненькая, хрупкая. В глазах — нежность и непонятная мне глубина. Тома говорит, я на нее похожа, но лукавит — не похожа. Божена носила платья и отличалась кротостью. Во всем слушалась мужа, не перечила, вела хозяйство. Занималась детьми. Лечила. Говорили, однажды она исцелила надорванную жилу. Кто знает, правда ли, и на что способны потомки Херсира.

Вот Даша — да, похожа на мать. И внешне, и поведением.

Была и свадебная фотография. Вернее, ее фото в платье. На этом фото она смеется. Лежит на большой кровати, раскинув руки в стороны, на левой — брачный рисунок почти до плеча. Платье задралось, обнажая загорелые колени. Наверное, это фото делал Эдмунд лично. Наверное, они были красивой парой…

Глеб приехал ближе к утру. Рассвет разлил на горизонте розовый и пурпурный, мазнул облаками по небу. Мир спал, даже ветви не качались от ветра. Казалось, жизнь замерла в предвкушении.

— Я привез тебе… вот, — сказал Глеб вместо приветствия и протянул мне сверток, украшенный нелепым красным бантом. Мы пили кофе на крыльце. Я вытащила кресла-качалки и столик, с кухни умыкнула вчерашние булочки и молоко. Люблю вот так сидеть. Когда никто вокруг не суетится и не мешает говорить. Дом скади спал, лишь Эльвира тихо напевала на кухне какую-то английскую песенку, полностью поглощенная приготовлением завтрака.

Я развернула подарок. Венок из засушенных цветов, покрытый каким-то специальным составом, видимо, чтоб не портились. Полевые. Ромашки и бессмертники. Лен. Ковыль и душица.

— Говорят, можно взять кусочек счастья, если надеть вещь, в которой венчалась другая пара, — тихо пояснил Глеб. — Мама была счастлива в браке.

— Спасибо! — растроганно прошептала я, осторожно касаясь украшения.

— Волнуешься?

— Боюсь, — призналась я. — Но хочу этого так сильно, что плевать на страх.

Страх был по-настоящему сильным. Весь день я пила успокаивающий отвар Томы. К слову, ее способности целительницы были примерно на том же уровне, как мое умение ставить защиту. Почти нулевые. Но отвар я послушно пила — хотя бы для того, чтобы чем-то занять руки, которые безбожно тряслись. Казалось, у меня землетрясение внутри. Извержение вулкана. Обжигающая лава по венам. И полное отсутствие связных мыслей.

Тамара колдовала надо мной весь день. Мы уехали на Достоевского, чтобы никто не мешал. Я опасалась, что кто-то вмешается и все испортит. Например, если проболтаются Даше, а она донесет Владу. Не знаю, что он может предпринять в таком случае. Если верить Глебу, мое венчание сорвет ему крышу.

Но, вопреки моим страхам, Влад не появился. Не возник на моем пороге с претензиями и обвинениями. Не звонил, не писал в соцсетях и никак не давал о себе знать.

Тома купала меня в ванне с отварами трав, растирала тело маслами, и в итоге у меня закружилась голова от насыщенных запахов, которыми пропиталась моя квартира. Затем она втирала мне в кожу специальный крем, от которого та стала мерцать в темноте. Смотрелось красиво. Завораживающе.

Неброский макияж, прохладный шелк платья, шпильки в прическе. Венок Ольги. Я была похожа на эльфийку или лесную нимфу. Сказочное существо не из нашего мира.

— Ты красивая, — похвалила Тамара.

— Любая была бы в этом платье.

И в колье, подаренном Эриком на день рождения. В легких сандалиях из мягкой кожи. В ореоле предвкушения счастья.

— Поехали, — скомандовала воительница и открыла для меня входную дверь. — Негоже опаздывать.

Я еще раз посмотрела на себя в зеркало. Бледная, лишь на щеках — пятнами лихорадочный румянец. Глаза блестят, губы сжаты. Около ключицы, под самой костью загнанной птицей бьется голубая жилка.

Я действительно сегодня сделаю это? Шаг, который невозможно будет отменить, переиграть. То, что навеки изменит меня. Эрика. Нас.

Готова ли я?

— Идешь? — окликнула меня Тома, и отражение без промедления кивнуло. Оно было готово. Оно рвалось к источнику силы скади.

— Не бойся, — шепнула Тома мне в самое ухо. И когда успела подойти, ведь только что у самой двери была? Легкое прикосновение к спине, успокаивающие поглаживания. Не помню, чтобы когда-нибудь видела ее такой терпеливой. — Эрик любит тебя. Ты будешь счастлива. Поезжай. А когда вернешься, я тебя разрисую. Это будет самый красивый рисунок из всех, что я наносила, обещаю.

Отражение еще раз кивнуло — на этот раз увереннее. Наверное, потому что я кивала вместе с ним.

Я никогда до этого не ездила с Тамарой. Тогда еще, во время беременности и после, с Аланом, нас всегда возил Роберт. Осторожничал, не гнал и постоянно смотрел по сторонам.

Тома лихачила. Резко выворачивала руль, с силой жала на газ и развивала бешеную скорость на центральных улицах. То ли это, то ли предстоящее венчание повлияло, но на крутых поворотах я зажмуривалась и от страха вжималась в сиденье. Мерцали огни ночных витрин, ветер врывался в открытое окно, и кожа от холода покрылась противными мурашками.

У дома, где находился источник скади, были припаркованы две машины — синий «Ауди» Роберта и внедорожник Эрика.

— Когда вернетесь, я тебя разрисую, — в очередной раз напомнила Тамара и изнутри открыла мне дверцу. Не разгибаясь, пристально осмотрела меня, словно пыталась выискать невидимый изъян в макияже или прическе, а когда не нашла, удовлетворительно кивнула: — Ступай.

На улице было холодно, даже морозно. Порывистый ветер пробирал насквозь, а тонкий шелк совершенно не защищал. Впрочем, я почти не чувствовала этого — разве что мышцы свело и идти было трудно. Или я настолько боялась?

Ошибка, если это она и есть, станет для меня фатальной. И слово «никогда», в которое не верила Лара, превратится для меня в палача.

Если это ошибка… Как понять?

Вдруг через несколько лет мы осознаем, что совершенно чужие друг другу? Вдруг Эрик полюбит другую? А если я полюблю не его? А может, мы оба… Что тогда?

У самой калитки я остановилась. Глубоко вдохнула. Где-то вдалеке включилась сигнализации, свет фонаря в двух метрах от меня погас, затем снова вспыхнул и замерцал.

Ты сама этого хотела, помнишь?

Теплые руки на плечах. Взгляд слегка ироничный, прищуренный, отчего в уголках глаз появляется сеточка мелких морщинок. И сами глаза редкого цвета — глубокие и прозрачные.