Алексей Фирсов - Красные Башмачки

«Смогу ли я еще раз вызвать монеты в свою руку?»

Этот дар опасен как лезвие бритвы цирюльника. Может принести как пользу и достаток, так и страдания и смерть. За колдовство у церковного суда одна награда — смерть!

В полдень под звон колокола с местной кирхи, Лиз миновала городок в месте слияния речки с Риром.

Быстрое течение подхватило и завертело лодку, качая на стремнине. Девушка вцепилась обеими руками в скамью под собой, шепча молитву. Все обошлось.

Лодку вынесло почти на середину Рира.

Захватило дух от стремительной и обширной водной глади. Тевтонский берег тянулся лесистыми холмами справа. Слева — Конфландия и берег полог.

Лиз забеспокоилась — как бы не проплыть мимо Неймегена! Она взялась за весло и потихоньку начала приближаться к правому берегу.

С реки Неймеген выглядел очень необычно и непривычно. Город располагался в долине, между лесистыми холмами. Многочисленные корабли и барки теснились у причалов, над стеной виднелись только шпили кирх и две колокольни собора.

Лиз с трудом добралась до пристани и оставила лодку. Она боялась, что стражники обратят на нее внимание. Напрасно.

Стражу и людей епископа интересовали только прибывающие торговые корабли и купцы с толстыми кошельками.

Девушка пробралась через толпу на причале, мимо груд тюков и бочек и прошла в город вместе с прочими приезжими. Стражники у распахнутых ворот лениво на нее покосились и только. Стальные лезвия алебард тускло блестели.

Лиз первым делом направилась на рынок, рассчитывая подкрепиться пирожками.

Колокола на кирхе рядом с монастырем Святой Бригитты отбили четыре часа после полудня. На рынке в это время покупателей меньше и товары дешевле.

До пирожков Лиз не дошла, столкнулась с Ивонной.

Повариха мэтра Тоффини шла по рядам, выбирая живых кур к ужину. Двое парнишек, лет по двенадцать тащили следом за поварихой полные снедью корзины.

— Ивонна!

— Девочка, это ты!?

Повариха поцеловала Лиз в щеку.

— Как ты сюда попала? Тебя же увезли!

— Тише.

— Сбежала? Ох, быть беде! Какая же ты глупая! Большие господа свирепы, как голодные псы!

— Не причитай, прошу тебя! Мне нужно увидеть мэтра.

— Он еще не вернулся из собора. Пойдем с нами. Голодная, небось?

— Ага… Только вот, я не пойду в дом мэтра. Не хочу, чтобы у него были из-за меня неприятности. Лучше я пойду в собор и там с ним поговорю.

— Как хочешь, девочка. Я буду за тебя молиться!

Ивонна погладила Лиз по плечу и пошла дальше, махнув рукой. В глазах поварихи Лиз заметила страх и облегчение. Ивонна опасалась с нею разговаривать?

Собор Неймегена, посвященный Святому Иакову, располагался всего в трех кварталах от рынка.

Лиз быстро дошла до места, утолив голод на ходу пирожком с капустой.

Узкая площадь перед собором вымощена булыжником и тщательно выметена.

Остановившись напротив ступеней ведущих к арке входа, Лиз прошептала молитву и осенила себя крестом.

Собор, самое большое из зданий Неймегена упирался горделиво в небо двумя башнями колоколен. Светло-серый камень стен под солнцем мерцал искорками.

Нищие попрошайки сидели на ступенях здесь и там. Трясли серыми вонючими лохмотьями, жмурились на солнышко.

На Лиз они внимания не обратили. Не похожа она на зажиточную горожанку, но и на женщину из «веселого дома» она тоже не была похожа. Она купила в лавке по дороге чепец и спрятала под него волосы, заплетенные в косу. Шла скромно глядя себе под ноги.

Лиз, с трепетом в душе, вошла в собор впервые за два года, перекрестилась в сторону алтаря, окунув кончики пальцев в чашу с освященной водой. От входа ряды светлых каменных колонн вели ее к алтарю. Никто не остановил ее, не окликнул, не спросил ни о чем.

«Господь пожелал, чтобы я вошла в его дом!»

Сердце девушки сладко замерло.

Она купила за гульден толстую пачку свечей и поставила их зажженными, переходя от распятия к статуям святых.

Она шептала молитвы, благодаря небесных покровителей за чудесное избавление от герцога Дармштадского и от нелюдей в ночном лесу.

Под центральным куполом стояли леса, целая роща сосновых столбов. Люди мэтра передвигались по лесенкам и мосткам то туда то сюда.

Лиз увидела знакомые лица. Подошла поближе.

«Марко тоже должен быть здесь!»

Она высматривала своего возлюбленного и не находила.

— Здравствуй, Лиз, ты как сюда попала?

Рядом остановился Вальтер, самый крупный и спокойный из подмастерий.

— Доброго дня. А где мэтр?

— Он на самом верху. Работает красками. В такой момент к нему никто близко не подходит, сама знаешь. Он там совсем рядом с господом.

Вальтер перекрестился.

— А Марко?

Вальтер опустил глаза.

— Марко уехал два дня назад вместе с Лоренцо на юг. Пришло письмо, что его отец тяжело болен и все семейство ожидает худшего…

— С Лоренцо?

Вальтер улыбнулся.

— Ну, они же любят друг друга.

Лиз открыла рот и замерла.

— Что ты имеешь в виду?

— То самое… ни всегда были вместе и жили в одной комнате. Лоренцо ревновал Марко к тебе. Ходил как больной, разве ты не знала?

Не чувствуя под собой ног, Лиз опустилась на скамью.

«Марко — мужеложец?! Не может быть!»

— Ты не шутишь? — жалобно спросила она у Вальтера.

Тот вздохнул, сделал большие глаза.

— Так оно сложилось. Ты плачешь?

— Соринка в глаз попала… — прошептала Лиз, кусая губы.

«Все кончено… Марко уехал… все кончено…»

Внезапное крушение всех надежд ударило как дубина вора из-за угла. В ушах настал звон и сердце сжалось в отчаянии…

Вальтер осторожно коснулся ее плеча.

— Ты дождись мэтра, не уходи никуда, хорошо?

— Да, да…

Лиз кивнула, не поднимая глаз. Слезы бежали по щекам и падали на подол платья.

В комнате, снятой для нее мэтром Тоффини, в уютном домике, в конце улицы портных Лиз жила размеренной жизнью.

Днем она работала у белошвейки Дагмар, в соседнем доме. Училась шить белье, рубашки, обшивать тесьмой или кружевом.

Вечером пила чай у окошка, слушая как затихают звуки в этом тихом квартале.

Она старалась быть любезной и услужливой с хозяйкой — фрау Кларой. Вдова гильдейского мастера сдавала второй и третий этажи своего дома незамужним девушкам, работавшим в мастерских и строго приглядывала за своими жиличками. Как только темнело, дверь закрывалась на крепкие засовы и никто не мог не войти не выйти. Особы мужского пола в дом категорически не допускались.

Лиз почти не общалась с соседками, жила уединенно и замкнуто. По воскресеньям ходила в церковь, по субботам на рынок с фрау Кларой. Старушка нагружала корзинку снедью от души, потому что ее несла обратно Лиз.