Кира Соловьёва - Одиночество на земле

— Благодарю, — задумчиво сказал Альтвиг.

— Не за что.

Киямикира подозвал разносчицу, попросил принести еще вина. Девушка подхватила кружки и унеслась, словно вихрь. Посетителей было много. Корчма полнилась гулом голосов. Люди, несколько гномов, одинокая женская фигурка в черном плаще. Внимание инквизитора привлек рыжий голубоглазый парень, увлеченно жующий хлеб. Метка, оставленная колдовством, выглядывала из его сущности любопытной кошкой.

Альтвиг лениво потянулся и собрался забыть о рыжем, когда тот перехватил его взгляд. Парню показалось, что из испещренных трещинами голубых пятен на него взглянула бездна. Он вздрогнул, а еретик улыбнулся, обнажив изящные белые клыки.

Дитя племени наровертов? Здесь, в форте?! Инквизитор повернулся к инфисту, намереваясь спросить, как часто он видит вампиров. Киямикира лишь поднял брови:

— Вообще не вижу. А что?

Альтвиг указал на рыжего… на место, где он совсем недавно сидел. Теперь там остался лишь одинокий стул. И, если присмотреться, веселая россыпь крошек.

Вернувшись домой, инквизитор прошмыгнул в свою комнату и запер дверь. На кровати обнаружилась серая полосатая кошка, но выгонять ее было лень. К тому же животное дремало.

Форт Шатлен укрывался сумерками, словно одеялом. Парень устало смотрел в окно, перебирая в памяти события прошедшего дня. Киямикира проводил его до памятника, показал Фонтанную площадь и полуразрушенный театр. Там собирались люди из низших слоев общества. Кто-то — чтобы отвлечься, а кто-то — чтобы выступить. Альтвиг не понимал, что за смысл кроется в фальшивом подражании чужому сюжету. Хотя, может, людям просто надоела собственная жизнь.

Парень лег и уставился на паутину в углу. Хорошо, что ее никто не смахнул. В спальне, и без того пустоватой, стало бы совсем тоскливо.

Семейство остроухих собралось в кухне. Госпожа Эльтари и господин Кольтэ спорили, не обращая внимания на дочь. Та ехидно посмеивалась, утверждая, что оба правы.

Интересно, чем занят Рикартиат? Вниз он не спускался, завтрак, обед и ужин пропустил. Альтвиг прислушался, но сквозь тишину верхнего яруса не пробивалось ни единого звука. Спит? Илаурэн говорила, будто зимой менестрель слабеет и предпочитает отдыхать. Были случаи, когда он несколько недель проводил во сне.

«Большинство своих стихов Рик написал потому, что ему не хватало вас», — сказал Киямикира. Как узнать, прав ли он? Долго ли Альтвиг и Рикартиат были знакомы? Что из себя представляли дух-хранитель и драконья душа? Так много вопросов… и так мало ответов. Неужели смерть — и последовавшее за ней возрождение — так прочно отшибают память? Можно ли ее вернуть? Сейчас инквизитор согласился бы отдать что угодно, лишь бы вспомнить, что происходило за границей живой земли.

«А вдруг тебя обманывают?» — прогремел в голове голос отца Еннете. Парень скривился. Этот фрагмент прошлого и сделанный вывод — безоговорочное доверие вредит в первую очередь тебе, — не подходили под ситуацию с Мретью. Детали одной картины легко складывались. Да и менестрель не просил Альтвига поверить. Ему было все равно. Он знал, что не ошибается.

Рикартиат оказался легок на помине. Задумавшись, инквизитор прекратил вслушиваться в тишину, и осторожный стук застал его врасплох.

Парень помотал головой. Остатки мыслей не вытряслись.

— Альтвиг, ты там? — полюбопытствовал Мреть. — Можешь мне помочь?

— Могу, — растерялся тот. — А что случилось?

Он впустил менестреля в комнату. Рикартиат огляделся, улыбнулся трупикам мух и уселся на край кровати. В руках он держал книгу и желтый исписанный листок.

— Ты слышал песню про небесные корабли?

— Угу, — подтвердил Альтвиг, вспомнив Витоль.

— Я нашел ее продолжение, — гордо сообщил Мреть. И смущенно почесал затылок: — Но перевести не могу. Плохо понимаю староприбрежный.

— А-а-а, — с умным видом протянул инквизитор. Язык Морского Королевства он изучал — больше зрительно, чем на слух, но все же. — Хорошо. Давай попробуем.

Рикартиат просиял. Альтвиг сел рядом с ним, принял книгу и уставился на четыре корявых строфы. Тот, кто их вывел, пользовался дешевыми чернилами мутно-синего цвета. Да и вообще не особо старался — страница пестрела кляксами, разводами и прилипшими кусочками листьев. Порой диву даешься, какими неаккуратными бывают люди.

— Вот здесь — «ты далеко, но я ощущаю тебя на расстоянии вытянутой руки», — перевел инквизитор. — Дальше — «мы закрываем глаза и видим небесный свод».

— А где тут «словно»? — не понял менестрель.

Альтвиг подчеркнул нужное слово пальцем:

— «Haallen».

— Ага. Минуту.

Рикартиат торопливо записал первые строки.

— Дальше.

— «У меня под ногами — речное дно, у тебя — морское», — пробормотал инквизитор. — А это я не могу разобрать. Смотри, тут — «etta nae». Ожидание… нет, скорее ожидать. А тут «okrae keralle». Спать… или находиться во сне?

— Удобно, — фыркнул менестрель. — И подождал, и отдохнул. Я всегда так поступаю.

Альтвиг рассеянно улыбнулся, продолжая изучать текст.

— Лучше не будет.

— Неважно, суть я уловил. Хотя потом тоже какой-то бред, — нахмурился Рик. — «Tante» — это, если не ошибаюсь, мозг. «Loaka» — больной, а «shietara»…

— Чужой, — продолжил инквизитор. — Забавно выходит. Чужой больной мозг? А вот еще «hasal», оковы.

Перо Мрети заскребло о лист. Зеленые глаза сощурились.

— Значит, приукрасим. Это не сложно. Берем первые две фразы, складываем… ну, например, так: «Наша связь — на уровне вытянутой руки, стоит только закрыть глаза и представить небо. Под моими ногами — песчаное дно реки, под твоими ногами бушует морская пена».

— Сразу видно — перевод вольный, — улыбнулся Альтвиг.

Менестрель рассмеялся:

— Нормально все. Главное, чтоб на музыку лег.

— А ты ее еще не написал?

— Зачем? — изумился парень. — А, в смысле новую? И в мыслях не было. Я хочу подогнать строки под прежнюю, из «Небесных кораблей». Создать единое целое из первой и второй песен.

Инквизитор приподнял брови.

— Ой, да ладно тебе, — отмахнулся Рикартиат и вернулся к староприбрежному варианту. — Хм… если честно, эта строфа мне не нравится. И так понятно, что кто-то где-то кого-то ждет. На кой черт усложнять? Пропустим ее. Возьмем следующую…

Альтвиг озадаченно моргнул. До сих пор он считал песнопевцев безгрешными. Живут, приносят в мир музыку, собирают со слушателей монеты… но о том, что до принесения они эту музыку коверкают на свой лад, парень даже не догадывался.

Мреть тем временем продолжал:

— «Hatalie na el» — «Я не помню». Потом «тебя», «она», «отобрать»… О, есть еще «зачем». Получается: «я не помню, зачем она тебя отобрала». А здесь… э-э… не подскажешь, что это за слово?