Ник Перумов - Эльфийская стража

— Не. Это выходит, что змеи разумные, а таких там не случилось, иначе они б от всего Кинта мокрое место б оставили. Хоть и похоже ты обсказал.

— Гм. Не знаю тогда. Змеи — они ж сожрать норовят, вот и всё.

— Не все, Полночь, не все. Не зря мы их гнёзда искали-выжигали. Что я тебе рассказываю, всё взаправду, никакие не выдумки. Идёт тебе навстречу твой друг, да только от него одно только обличье и осталось.

— Это как же?

— Да вот так. Змеи мелкие, что жили большими колониями, навроде муравьёв, выучились так жертву выедать изнутри и сами там устраиваться, что тело и шагать могло, и руками двигать, и смотреть…

— Постой, постой, ты ж сказал — идёт к тебе твой друг и рукой машет? Он что же, не мёртвый был?

— Не мёртвый и не живой, Полночь. Память осталась, а над прочим власти у него нет, как нам наш маг тогда объяснял. Ну, объяснялто он уже после, а тогда… лихо пришлось.

— Лихо?

— Ага. Потому что… друг это мой был, друг ближайший, одним плащом укрывались, одну горбушку делили, плечом к плечу стояли, друг другу спину защищали.

— Понимаю, — осторожно кивнул Полночь.

— Да, наверное… вы ведь тоже сражаетесь. Так вот, народ у нас из джунглей хоть и редко, да выбирался. Случалось. Везло кому-то. Правда, чтобы спустя столько дней — не упомнить, но всякая ж вещь когда-то впервые да выходит? В общем, кинулся я к нему тогда, хорошо, десятник дядька Вышеслав меня… э-э… мне… в общем, дал мне древком по голове. Не добежал, короче говоря. И хорошо, что не добежал, потому что иначе мы бы с тобой тут речей не вели, Полночь.

Дядька Вышеслав тогда в упор два дрота арбалетных в того всадил, и оба — в голову. Мастер был, никто так стрелять б не смог, мне до него как до Ордоса пешкодралом. В общем, завалился… этот, тело упало, значит, а из него змеюки так и драпанули. Рубили мы их с дядькой, рубили — ни одна не ушла.

— Значит, они таки говорили ему, что делать? Змеи эти?

— Не, — покачал головой Лемех. — Они ядом его затуманивали, так, что одно только желание оставалось — к своим добраться, за Стену. А там они в толпу бы порскнули — Спаситель один ведает, скольких бы перекусали-перетравили. Яд-то у них такой, что ящера свалит.

— Не пойму только, как же они до такого… додумались? Нет, они ж не думают…

— Инстинкт, как нам наш учёный маг втолковывал. Дельный был старик, с Волшебного Двора самого. Мол, так эти змеюки на броненосцев охотились. Шкура у тех тварей такая была, что змейкам её не прокусить ну вот просто никак, а пуще всего прочего лакомы те змеи были до броненосцевых детёнышей. В логово пробраться — никак, у мамаши нюх такой, что любую змею заметит - затопчет сразу. Вот и приспособились. Искали раненых, в ловушку попавших, чтобы кровь открытая…

— Кровь, когда из раны вытекает, её же и очищает, — заметил Полночь. — Недаром яд из ранки всегда выдавливать сразу надо.

— Ну, за что купил, за то продаю, — развёл руками Лемех. — как-то вот приноровились эти змеи раненых броненосцев в собственное оружие превращать. И с нами попытались тот же фокус проделать.

— М-да. Только и скажу — хорошо, что вы их гнёзда выжигали. Я бы, правда, ещё посмотрел, нет ли под теми лесами такой же вот твари, как под нашим. Уж больно похоже.

— У вас тоже такие змеи имеются?

— Нет. Но и Гончих, и других — словно чья-то воля направляет. Несложно угадать чья.

Лемех хотел было спросить, знают ли эльфы, почему у Тёмной Птицы в глазах по четыре зрачка, но тут Полночь вздрогнул, прижимая пальцы к вискам.

— Зовут, — он резко поднялся.

— Куда? Только разговорились…

— Твари Ниггурула, — с неожиданной высокопарностью ответил Полночь, ныряя в спальную камору. — Прокопались опять. Бой идёт. Эльфийская стража вся уже там.

— Тогда я с тобой, — поднялся Лемех.

— Как угодно, — Полночь торопливо вооружался.

— У тебя кольчуги лишней не найдётся случаем? Я за сынами шёл, не на войну. Своё дома оставил.

— На месте дадут, — эльф затянул подбородочный ремень высокого и вычурного шлема с острым навершием и подобием двух лебединых крыл по сторонам. — Только поспешай тогда, Лемех.

Неслись верхами. Хуторянин впервые увидал эльфийских скакунов — тонконогих и тонкошеих, с точёными головами и длинными гривами, каких никогда не бывает и быть не может у простых, неволшебных коней. Расчёсывать такую — мука мученическая, а уж как за ветви и сучья цепляться должна! Однако вот не путается и не цепляется — не иначе, эльфья магия опять.

На тропах к ним присоединялись другие эльфы, все — верхами и с длинными луками. Не похоже, что Полночь вёл этот отряд — все сами знали, куда направиться.

Они с разгону вылетели на редкий в Зачарованном Лесу высокий берег говорливой речушки, огибавшей вытянутый подковой древний холм. Земля ощутимо дрожала, кони Лемеха упирались и храпели в страхе, и даже сердитое гавканье Найды, обычно работавшее лучше хозяйской плётки, ничего не могло сделать.

— За мной! — понятным Лемеху языком крикнул Полночь и тотчас же скомандовал что-то ещё уже по-эльфийски. Спешившись, эльфы бегом бежали вниз по склону, на ходу натягивая луки.

Обращённый к реке склон холма сейчас кипел, земля обваливалась целыми пластами, погребая под собой нежно-розоватые венчики водяных лилий. Из открывающихся чёрных нор лезли Гончие вперемешку с прыгунцами, вспархивали крылатые нетопыри размером с кошку — и тех, и других доводилось встречать стрелами с частокола родного хутора.

Были и другие, неведомого прежде вида. что-то навроде сухопутного краба аж с четырьмя клешнями, были пауки ростом человеку по плечо — с последними Лемеху дважды пришлось схватываться, когда только устраивал своё хозяйство, и больше они не появлялись.

Нельзя сказать, что под ними «земли видно не было» или что «валили их многие множества». Но чтобы сожрать десятков пять эльфов-стрелков и почти столько же копейщиков со щитоносцами — людей, этого хватит.

Да, вот она, Эльфийская Стража. Не знал, что вас уже столько набралось, подумал Лемех, привычно вскидывая самострел.

Отряд Полночи лихо ударил в бок бросившейся вперёд своре, запели знаменитые эльфийские луки, бело-оперённые стрелы одна за другой поражали Гончих в головы, бока, лапы; но твари продолжали бежать, хоть и хромая, хоть и завывая от боли.

Стрелы летели и через речку, лучники били через головы изготовившихся к отпору щитоносцев и пикинёров. Лемех разрядил самострел, попал оба раза — под лопатку и в голову ближайшей Гончей; «его» бестия оказалась единственной, что повалилась в высокую влажную траву, извиваясь и корчась в судорогах.

— Людское железо, Лемех! — крикнул ему через плечо Полночь. — И выстрел отличный!

Хуторянин не ответил — торопился перезарядить арбалет.