Андрей Голышков - Карта Саммона са Роха

Маан к тому времени, как это ни было странно, выиграл уже семь партий подряд.

Было далеко за полночь, можно даже сказать, утро — то самое время, когда добропорядочные горожане уже встают, а кутилы вроде тех, что собрались сейчас в «Кашалоте», только начинают развлекаться по-настоящему.

— Да, дядя. — Раффи давно уже перешёл на это обращение, напрочь позабыв почтительное «градд», что, впрочем, свидетельствовало только о его хорошем расположении к противнику. Его «дядя» или «голуба» были в тысячу раз уважительнее и дружелюбнее всех прочих возвышенных обращений. — Общипал, дядя, ты меня изрядно! — феа поигрывал единственной оставшейся у него монетой, искусно перекатывая её по костяшкам толстеньких пальчиков. — Ну так что? Давай ещё, что ли, партийку! На всё! А?!

— Можно, конечно, — Маан глядел на него удивлённо, а сизая ленточка из его трубки взвивалась спиралью, когда онт качал рукой, — но ты же уже всё проиграл. Я, друг мой, играю исключительно ради удовольствия, и деньги твои мне ни к чему. Можешь забрать проигранное — это золото меня богаче не сделает, а тебе вот настроение, вижу, оно уже подпортило.

— Не-а, — с наигранной беспечностью фыркнул Раффи, — мне и без него хорошо!

— Предлагаю сыграть без интереса.

— Без интереса, дядя, — назидательно произнёс феа, — у нас даже девки не целуются! Вот сразу видно: не местный ты, а потому и порядков наших не знаешь. Так же, братья? — Толпа зевак вокруг одобрительно загудела. — Да я себе, если хочешь знать, быстрее ухо откушу, чем впустую играть сяду! — Раффи прищурился и оценил два кольца, перстень с рубином и ровные стопочки монет подле Маановой руки. Подумал с минуту да сдёрнул с пальца последний, сверкнувший мощным сапфиром перстень. С небрежностью, достойной королей, бросил на центр стола. — Ей-же-ей, дядя, не жил богато — нечего и начинать! — мудро изрёк он. — Перстень против всего. Играем? Он того стоит — кого хочешь спроси.

— Как знаешь, Раффи…

Мальчишка на сцене хлопнул в ладоши и продолжил:

— Скучно тут у вас как-то. Хоть бей в барабаны, хоть нет, — после очередной, восьмой по счёту, проигранной партии сцедил сквозь зубы Раффелькраф.

Музыка стихла. В зале остались с две дюжины самых заядлых игроков, несколько зевак и складывавшие инструменты музыканты. Мимо проковылял мальчишка-призрак, предлагая дурман-товар. Народ, видя, что игра закончена, начал потихоньку отходить от их стола в поисках нового развлечения.

Некоторое время Раффи молча курил, вперившись стеклянным взглядом в потолок. Затем взял деревянный стаканчик с костями, встряхнул и выбросил их на стол. Выпали две четвёрки.

Пышнотелая девица, слегка пошатываясь, нагнулась над столом, кри её косичек звонко стукнули по столешнице. Она провела пухлой ладонью по тому месту, где раньше у Раффи были волосы.

— Пойдём уже отдыхать, красавчик!

Он нервно отпихнул её и монотонно пробубнил:

— …Холод клинка и дыхание смерти; завтра не будет — уж мне-то поверьте… Катилась монетка по столу… хлоп!

Одним движением сгрёб кости в стакан, потряс, держа пальцами за края. Перевернул, небрежным жестом высыпая кубики. Те, подпрыгивая, поскакали по столу и ударились о стопки монет. Отскочили, повращались немного, прежде чем остановиться, и выдали — каждый по одному очку.

— Эх-ма! — Раффи запустил руку под рубаху, рванул самоа с груди.

Кожаный шнурок лопнул, по столу заплясали колечки и дииоровые цилиндрики с рунами на боках. Феа подмигнул Маану и с размаху хватанул пятернёй по столу. Что-то звякнуло о дубовые доски. Он поднял ладонь — на столешнице лежал маленький серебряный якорёк.

— А вот так, дядя?

По толпе пробежал шепоток, зеваки в предвкушении зрелища потянулись назад.

— Что это? — Маан коснулся якорька пальцем. — Вы позволите?

— Ксаворонга, — ответил за придурковато щурившегося Раффи Глархрад. — Ты чего творишь-то, лысая башка?! — По его тону трудно было понять: то ли он утвердительно вопрошает, то ли вопросительно утверждает. — Совсем, дурень, берега попутал?!

— Ксаворонга на кону! — выкрикнул кто-то за спиной Маана.

В зале притихли. Стало слышно, как перекатываются брошенные за соседним столом камни.

— Что это? — переспросил Огненный.

— Ксаворонга — хаорд Раффи, — пояснил Глархрад. — Не скажу, что самый быстрый в Таррате, но…

— Всем известно, — хватанул кулаком по столу Раффи, — что Ксаворонга — самый быстрый хаорд Отколотых островов.

— Я, право, не знаю, — замялся Маан. Он чувствовал вину за то, что не послушал Коввила и невольно стал причиной разорения этого незлобивого и, по правде сказать, очень ему понравившегося феа.

— Всё, последняя партия, — отрезал Раффи. — Вы, уважаемый, надеюсь, не против? — Он отшвырнул на пол пустой кисет. — Гольфу и вайру нам! — выкрикнул и, не ожидая согласия Маана, словно вопрос того и не требовал, принялся расставлять повалившиеся фигуры. — Сейчас старина Раффи покажет, как надо играть в зут-торон!

Народ в предвкушении зрелища потянулся назад, некоторые возвращались с первого этажа. Служанки забегали с подносами.

— Нет, конечно, я не против, — запоздало согласился Маан, которого несколько насторожили снова проявившееся «уважаемый» ставшее, как ему показалось, не очень уместным, и прозвучавшее издевательски обращение «вы».

Он поискал глазами Коввила. Воздушный стоял у камина и гладил сидевшего на изгибе его руки Табо по носу.

«Доигрался, интеллектуал доморощенный?»

— Хватит, — негромко огрызнулся Маан, но, тут же поняв, что произнёс это вслух и Коввил вряд ли его услышал, перешёл на мысленную речь: — «Откуда Табо, Воздушный? Где мой Раву?»

«Сбежали они от Глархрадовой дочурки. Раву в капюшоне. Руки заняты, а сам он вылезать не хочет — пригрелся. Они много чего интересного разузнали. Заканчивай скорее — поговорить надо».

«Табо-то спрячь от греха подальше».

«Ерунда, на них здесь никто внимания не обращает. Наплевать всем! Похоже, это был один из способов заработка охранника Глархрада, только и всего. Давай заканчивай! Керии, я так понимаю, нам сегодня уже не дождаться, а новостей много».

«Что такое Цепь Тиртахи, Воздушный? Уже не первый раз сегодня про неё слышу».

«Точно не скажу… Ларакская тиртаха — ядовитая пустынная тварь, а вот что они имеют в виду, говоря о Цепи Тиртахи, я не знаю. Читал где-то, что у ахир был древний обычай: проигравший мог потребовать последней схватки. Не отыгрыша, а именно смертельного поединка, ставка в котором две жизни: его и противника. Жребий судьбы: одному достаются жизнь и золото, другому — почётная смерть. Забавно, не правда ли?»