Андрей Голышков - Карта Саммона са Роха

Учитывая диспозицию, партия Мааном была фактически проиграна, все его попытки спасти положение летели в тартарары. Большинство игроков, находясь в аналогичной ситуации, непременно сдались, сдался бы и Огненный, но, повинуясь непонятной ему самому прихоти, тянул, надеясь хоть как-то довести партию до финала. Предпочтя медленную смерть быстрому концу.

Раффи был стремителен; он наслаждался, беря реванш за все восемь проигранных партий, — бил фигуры одну за другой, единым фронтом продвигаясь на половину противника. Он оставил в тылу одну, никому сейчас не нужную — старшую в игре, черепаху. Позиция была такова, что ни одна из фигур не могла прорваться сквозь плотные ряды чёрных.

Красные фигуры исчезали с доски после каждого хода.

Маан бросил взгляд на Коввила, он смотрел не на доску, а совсем в другую сторону. Он не видел куда, но понял, что друг отыскал нечто более интересное, нежели их партия. А вот маленький Табо… Пееро с совершенно беззаботным видом сидел у Коввила на плече и забавлялся с белым костяным кубиком. И тут Маана осенило: он быстро подсчитал ходы и…

Едва Раффи убрал с доски очередную его фигуру, Огненный, бросив лишь мимолётный взгляд на доску, взялся за деревянный стаканчик с кубиками. Это было так неожиданно, что все вздрогнули…

Охнул, сразу поняв, что сейчас произойдёт, впечатлительный Бибброу.

— О-о-о! — застонал кто-то за спиной Маана.

Глархрад шлёпнул себя ладонью по лбу.

— Шестнадцатый ход.

«Зачем ты делаешь это? — вспыхнул огонёк в голове Маана. — Может, ну его к Хорбуту — пусть феа выиграет!»

Но руку было уже не остановить. Кости грохотнули в стаканчике, как тысячи ахирских барабанов разом, а после, вылетев, долго катились по столу, цокая и пританцовывая, ударяясь о стопки монет, подпрыгивая и вращаясь.

«Поздно».

Взгляд Раффи стал каким-то рассеянным, в пылу азарта, увлечённый охотой, он забыл о подсчёте ходов. Да что Раффи — забыли все!

Феа покраснел, лысина его покрылась капельками пота, кончики побагровевших ушей нервно подрагивали. Руки Глара предусмотрительно опустились на его массивные плечи. По толпе прошёл шум, и кто-то сзади дружелюбно похлопал Маана по спине.

На одном из кубиков выпало пять, на втором — три.

«Восемь! Чётное!»

Всё было кончено. Все глядели на Маана, и он, покорный взглядам, хоть уже и не хотел этого, выставил варана на белое поле, в двух клетках от чёрной черепахи, что означало неминуемый выигрыш в два, максимум в три хода.

Привставший в ожидании Раффи вцепился пальцами в край столешницы и начал медленно оседать.

Глархрад сдавил его плечи.

— Держи себя в руках, друг!

Раффи дёрнулся, сбрасывая руки Глархрада, поднялся вновь и, толкнув ногой стул, гордо вскинул голову. Мощный кулачище феа обрушился на столешницу, заставив кружки испуганно задребезжать.

Выкрик разорвал тишину.

— ЦЕПИ!!!

Керия притаился в тени глубокой каменной ниши и наблюдал за домом напротив. Несмотря на поздний час, здесь и там было видно, как тусклый свет от масляных ламп и светлячковых светильников, разливаясь по комнатам, проникал в окна. Керия ждал уже час, и каждая минута тянулась, как целая вечность.

— Чё перетаптываешься, как кобыла в охоте?

Хоть Керия и ждал гостей, но голос из темноты был до того неожиданным, что он вздрогнул.

Зацокало о кремень кресало. Трут вспыхнул и тут же погас, превратившись в тлеющую точку, на мгновение, осветив мрачную фигуру калеки на тачке, груды мусора за его спиной, копошившихся там крыс, гнившие в лужах отбросы и щербатый камень мостовой.

Когда появилось это чудовище с мощным торсом и непропорционально маленькой для такого тела головой, увенчанной парой, наверное, самых оттопыренных на Ганисе ушей, по имени Чойум Пятишкур, Керия так и не учуял.

На безногом была широкополая с закопчённым от табачного дыма краем шляпа, из-под которой свисали грязные сосульки волос. Из особых примет (хотя куда уж больше): рыхлое, изъеденное оспой лицо; кривой, похожий на устрицу нос с вывороченной вверх единственной ноздрёй и навечно обиженная выпяченная нижняя губа.

Естественно, всего этого Керия не смог разглядеть за короткие мгновения, озарённые вспышкой. Он прекрасно знал Чойума Пятишкура и раньше и мог досконально дорисовать в воображении сокрытые сейчас под покровом темноты фрагменты лица и остатки фигуры.

Красная точка поползла вверх, набухла — калека громко зачмокал, раскуривая трубку.

— Долго ждал? — спросил Чойум, которому удивление старого приятеля доставило большое удовольствие.

Огонёк погас. Керия ощутил, как его ноздри защекотал пряный аромат гольфу.

— Н-никого за мной нет? — игнорируя вопрос, задал он свой.

— Никого.

— Я уж думал, т-тебя до морковкиного з-з-за… з-заговения ждать п-придётся.

— Хе-хе-хе, — засмеялся Пятишкур. — Замёрз?

— Устал, — безразлично зевнул Керия. — Держи вот, к-как договаривались.

Кошель с тридцатью монетами, часть того что он получил от Хыча, поглотила беззвучная тьма.

Скрипнула колёсами тележка — безногий сдал назад.

— Я всё рассказал Хычу, — сказал Керия.

— Всё? — клацнул стальными зубами Пятишкур.

— Всё как есть.

Безногий стукнул о брусчатку колодками, выехал на свет.

— Теперь ты должен передать всё это Джиару?

— Откуда ты знаешь?

Чойум снял шляпу, постучал по темени скрюченным пальцем, снова надел.

— Знаю. Может, мы его «того»? — безногий потёр пальцами мочку уха — жест древний, как сама смерть.

— С Джиаром лучше не связываться. Он опасен.

— Охотно верю.

— Я с-с-серьёзно, он очень опасен, — подчеркнул Керия, облизывая сухие губы. — Не стоит рисковать.

— Ладно, будь по-твоему.

— Мне охрана н-нужна, до утра — спину прикрыть.

— С тобой двое пойдут: Горох и Щепа, — он снял шапку, отёр ладонью лоб. Пожевал трубку.

— Если со мной что-нибудь случится…

— Не беспокойся. Хыча, если что, мои мальчики быстро покарают. За ним уже приглядывают.

Керия, хоть и через коротенькую паузу, но кивнул согласно.

— А может, и ждать нечего? Знаешь, как лучше всего сохранить тайну между тремя къяльсо? — спросил Чойум.

— Убить двоих?

— Именно так.

— Нет, т-только если…

— Жаль, я предпочёл бы помочь ему сделать свой последний вдох — это проще и надёжнее.

— А я п-п-предпочитаю, чтобы он был здрав и н-невредим, по крайней мере, до тех пор, пока… впрочем, не важно.

— Хорошо, — согласился безногий. — Смотри сам — тебе, стало быть, виднее. А сейчас иди и ничего не бойся. Всё сделаю, как уговаривались. Ребяток моих ты даже не увидишь, но знай: они будут всегда рядом.

— Ты уверен, что м-мне н-нечего б-бояться?

«Откуда у Трайса такой трусливый брат? — подумал в тот момент Чойум. — Может, они не родные?»