Уильям Ходжсон - Дом в Порубежье

Потом я ел и пил – как всегда – в шестом и двенадцатом часу, а когда настал восемнадцатый, вновь приблизился к лесу, вновь дотянувшемуся до самого берега, который всегда находился справа от меня. Ныли синяки, полученные в отчаянном бою, я ощущал усталость, потому что лазил на скалу, а потом долго шел: после моего пробуждения миновал уже двадцать один час.

Непрерывно осматриваясь, я все же не заметил подходящего места для сна. А потом решил, что могу считать себя дураком: вокруг было много деревьев; на любое из них можно было залезть и в безопасности переночевать, привязавшись к ветви. Так я и поступил, но прежде чем лезть на дерево, поел и попил.

Потом, уже наверху, я устроил себе удобное ложе на толстенной ветви, надежно пристроил у бедра Дискос, чтобы он не упал, но был под рукой, и даже чуточку подумал о Наани, потому что заснул, к собственному удивлению, не сразу, что, наверно, объяснялось внутренним недоверием к столь ненадежному ложу.

Мне вдруг подумалось, что я уже весьма долго не слышал Слова Власти от моей дорогой Девы, хотя уже преодолел огромный путь от своего дома, от Великой Пирамиды, ведь кончался дванадесять пятый день моего пути, а я находился еще далеко от обиталища Наани.

Мне казалось, что я буду вечно скитаться по просторам Страны Огня и Воды, и мысль эта великой тяжестью легла на мое сердце; ведь Дева отчаянно нуждалась в моей помощи, а я заплутал в глуши. Хотя до этого времени мне казалось, что я избрал правильный путь.

Словом, обдумывая предстоящие дела, я напомнил себе про компас… я не слишком надеялся на него, просто хотел знать, куда привел меня путь. Я подумал, что если прибор вдруг покажет направление на Малый Редут, значит, я воистину нахожусь поблизости от него. Впрочем, я не смел в это поверить.

Прошло некоторое время; я просыпался и засыпал, засыпал и снова просыпался и опять забывался нелегким сном, потому что утомленное сердце мое не могло должным образом успокоиться. Иногда я даже приоткрывал глаза и видел над собой ветви деревьев, черные на багровом небе: поблизости над морем высилась яркая огненная гора. Красный венец ее тонул в черноте ночи, в чудовищном мраке вечности, а светлый столб дыма над вершиной лишь подчеркивал предельное величие Ночи, давно уже окутавшей Землю.

Сквозь сон я думал о своем удивительном приключении, о том, как могло случиться, что, живой и теплый, я оказался в Стране Красного Света и дымящихся морей… и о том великом мире, что раскинулся надо мной во мраке и холоде в полутора сотнях миль над этой мрачной землей.

И я со скорбью подумал об усопшей Земле, покоящейся наверху, в никому неведомой ночи; о закутанном в вечный снег унылом и мертвом мире, раскинувшемся под пологом беззвездного неба. Там наверняка царил жестокий мороз, способный погубить все живое. Даже если бы на предельной высоте мертвого мира нашелся бы сейчас хотя бы один человек, способный подойти к краю великой Расселины, вмещавшей теперь всю жизнь на земле, разве сумел бы он разглядеть багровый свет в глубинах великой ночи?

Я только что сказал, что глубина Долины достигала полутора сотен миль, потому что у нас считалось, что поверхность Ночного Мира лежит более чем в сотне миль от поверхности мертвой земли; однако я все время спускался – и по Великому Склону, и ущельем, – пройдя столь великий путь. Впрочем, наверно, я ошибался; сердце подсказывает мне, что мы пребывали в чудовищных глубинах, превышавших то число миль, которое я назвал.

Наконец, оставив все размышления и мечты, я действительно погрузился в сон. Но, тем не менее, спал я не очень крепко и время от времени пробуждался. Должно быть, мне достаточно повезло, ибо, проснувшись, я повернулся на своей ветви, потому что услышал шум, исходивший не от Великой Огненной Горы. И шум этот становился уже угрожающим. Мгновение спустя семеро Горбачей выскочили из леса, так словно бы их преследовало какое-то чудовище.

Они приближались к моему дереву и, почувствовав великий страх, я расстегнул пояс, готовясь вступить в схватку.

Потом все семеро полезли на дерево подо мной. Но не потому, что заметили меня и решили убить; они явно хотели скрыться от какого-то создания, еще находившегося среди деревьев. Рев становился все громче, и Горбатые притаились на нижних ветвях.

Теперь я заметил, что каждый из них держал окровавленный камень, явно заостренный самым примитивным образом. Камни эти они зажимали под мышкой, освобождая ладони для дела. Рев приближался, и из-за деревьев выскочил еще один Горбач, бежавший не слишком быстро к сидевшей на ветвях семерке. Я понял, что он подманивает какого-то зверя. Так и вышло: из-за деревьев появилась огромная и уродливая тварь, передвигавшаяся самым некрасивым образом; с каждой стороны тела у нее было по семь ног, на спине торчали рога, брюхо волоклось по земле; зверь на ходу пыхтел, сотрясал землю своим весом и взрыкивал. Я сразу понял, что тварь эта не из тех, кто ловит быструю добычу, но поедает все, что находит, пользуясь чудовищной силой. Зверь этот гнался за Горбатым человеком, будучи ранен и разъярен; кровь текла из ран на его спине, но чем они были нанесены, я еще не знал.

Тут тварь эта подошла под дерево, на котором я прятался, и уже хотела выйти из-под него, когда семеро Горбачей соскочили с ветвей, хватаясь за огромные рога на спине, и я увидел раны, открывшиеся в сочленениях спины. Семеро Горбачей взялись за свои острые камни и вновь ударили в эти раны. Тварь взревела и бросилась вперед в лес, Горбачи все били и били ее своими рубилами.

Отойдя подальше, животное повалилось на спину, сперва направо, но Горбатые перебежали по ее боку. Тогда тварь немедленно перекатилась обратно, и на чудовище осталось только четверо Горбачей, остальные, как я понял, погибли.

Потом уцелевшие забежали вперед Зверя и взобрались на другое дерево. Один из них вновь принялся дразнить тварь и заманил ее под новую засаду. Горбатые опять спрыгнули на спину чудовищу и принялись молотить камнями, тварь жалобно и громко вопила. Ну, а сколько Горбачей начали странную охоту, я не знал, но, безусловно, до конца ее доживали немногие.

Подобные создания существовали при начале мира, вернулись они и чтобы присутствовать при его конце. Так размышлял я, не слезая со своей толстой ветви, вслушиваясь в звуки охоты, доносившиеся уже издалека и наконец исчезнувшие из слуха.

Тогда я спустился на землю и хорошенько огляделся, чтобы удостовериться в том, что ко мне не приблизится ни Зверь, ни Горбач, а после того съел две таблетки и выпил воды.

Поступив так, я приготовился уйти, но напомнил себе, что сначала следует опробовать компас. Стрелка прибора указала между севером и югом, склоняясь в сторону запада, как и говорила мне Наани. Тем не менее, стрелка повернулась на юг больше, чем следовало из ее слов. Я немедленно ощутил великое облегчение, усмотрев в показаниях прибора верный знак того, что я приближаюсь к тому уголку Земли, где располагалось Меньшее Убежище. Однако до него нужно было еще идти и идти, так как притяжение могучего Земного Тока в Великом Редуте оставалось сильнее воздействия Малой Пирамиды.