Уильям Ходжсон - Дом в Порубежье

Через шесть часов я проснулся, ощущая бодрость чувств и ощущений, и направился по освещенной красными огнями стране – после того как поел и попил.

Весь тот день я бодро шел вперед; слева от меня тянулся лес, справа берег моря. Деревья нередко спускались к воде, я брел между ними. Каким чудом казались они мне, никогда не видевшему в том времени леса. Рощи подземных полей не знают столь торжественной красоты. Да и запах этого леса казался сладостным для моего духа.

Итак, я все время шел возле моря, слева друг друга сменяли один за другим огромные леса. По пути я замечал жизнь в этих чащобах; откуда на меня время от времени из теней поглядывали живые глаза. И я не знал, пугаться мне или нет. Тем не менее, никто не посмел приблизиться ко мне.

Трижды за тот день я подходил к небольшим и вонючим огненным холмам, над которыми горело красное пламя. Грохот извержений был слышен еще из леса. Каждый вулкан окружало мертвое пространство, на котором огонь уничтожал большие деревья, хотя малые растения подбирались поближе – жизнь их умещалась в промежутке между двумя извержениями.

В тот день я прошел мимо тридцати и семи кипящих ключей. Не знаю, истинным ли было их кипение, но время от времени они окутывались паром и начинали реветь так, что можно было подумать, что за деревьями рычит огромный зверь.

Когда настал восемнадцатый час, я сел – как было в шестой и двенадцатый, – съел две таблетки, попил воды, вскипевшей весьма бурно, а потом лег спать, испытывая великую усталость. Я выбрал для ночлега место возле большой скалы, чтобы ни одна тварь не могла напасть на меня сзади. И я быстро заснул, заранее решив, что буду спать только телом, потому что блестевшие в чащобах глаза свидетельствовали, что в этих лесах обитали неведомые мне создания. Прежде чем уснуть, я думал о Наани, как и почти весь тот день; дух ее словно бы носился надо мной и звал жалобным голосом. Об этом упоминаю лишь затем, чтобы вы знали, какое настроение владело мной тогда. И засыпая, я благословил ее еще раз, решив как можно скорее спешить к своей Деве, чтобы быстрей отыскать ту страну, находившуюся в неизвестной мне пока части мира, где находилось Меньшее Убежище. А потом я мгновенно заснул.

Пробудился я внезапно. Любезный свет этой страны незамедлительно открыл мне опасность – без всякой неопределенности, к которой я привык, имея дело с загадочными тенями и огнями Ночной Земли. Едва приподнявшись на локте, я увидел какие-то создания между деревьев, не более чем шагах в двадцати-тридцати от себя. Значит, дух мой вовремя заметил беду и разбудил меня. Выхватывая Дискос, я увидел, что передо мной находятся шестеро приземистых, как бы горбатых людей; прячась в тенях, они наблюдали за мной, поблескивая совершенно дикими, как у животных, глазами; мною овладел вполне понятный ужас. Впрочем, я был в панцире, чувствовал в своей ладони рукоять Дискоса, и дух мой не сомневался в победе. Я вскочил, готовый к бою. И о! Горбатые исчезли, и я не видел, как они исчезли, хотя не отводил глаз от их укрытия. Передо мной не было никого, хотя только что неведомые мне Горбачи выглядывали между деревьев.

Оглядевшись, я заметил, что проспал пять часов, и съел две таблетки. Озираясь, торопливо испил воды, готовясь побыстрее оставить это место, ведь Горбачи наверняка прятались в нескольких футах от меня среди деревьев и были готовы наброситься на меня… еще они могли сейчас созвать целое войско себе подобных ради моей погибели. Словом, собравшись и приспособив свое снаряжение, я отправился прочь быстрым шагом, держа Дискос в руках. Внимательно глядя по сторонам, я торопился вперед, потому что, невзирая на худобу, ощущал, что способен перегнать людей этой породы. И весь тот день, почти тридцать больших часов, я шел вперед быстрым шагом и следил за окрестностями; и каждые шесть часов съедал по две таблетки, выпивал немного воды и шел дальше.

Умом я надеялся, что сумел избавиться от Горбатых людей, но сердце говорило иное: дважды и трижды замечал я в лесу слева от меня тени, которые старались держаться вровень со мной и всегда делали это украдкой. И сердце мое тревожилось, и надежда слабела. Наконец вера в мирный исход иссякла, но я не смел засыпать, не обнаружив безопасного места. Так в тот день я шел тридцать великих часов и никак не мог найти необходимого укрытия.

И о! В конце тридцатого часа я заметил впереди воду. Вы помните, что Море всегда было справа от меня. Я подумал, что это, наверно, море зашло в глубь земли, однако было иначе, потому что, приблизившись, я увидел реку, впадавшую в море и вытекавшую из лесов слева от меня.

В устье ее располагался небольшой островок, и, поглядев на него, я сразу понял, где можно найти убежище от Горбатых людей, которые, вне сомнения, следили за мной. Тем не менее, это была праздная мысль; в первую очередь мне нужно было пересечь реку, чтобы продолжить путь вдоль великого моря, которому впереди не было ни конца, ни края.

Я не знал, как переправиться; ведь, пустившись вплавь по великим и теплым водам, можно было попасть в зубы к какому-то чудовищу. И я направился вдоль берега реки, надеясь найти место, где берега сойдутся поближе; пройдя значительное расстояние, я натолкнулся на вторую реку, втекавшую в первую, не более чем в миле от берега моря. Итак, сзади было море, впереди река, а другая река сбоку. Словом, я попал в западню.

Как нередко бывает в подобных случаях, необходимость и страх вселили в меня сообразительность, и я принялся разыскивать взглядом какое-нибудь упавшее дерево. Таких было много, однако среди крупных стволов я едва сумел отыскать два поменьше, которые вопреки изрядной усталости мне удалось стащить в воду.

После этого я изготовил себе грубый шест из молодого деревца, а потом связал оба ствола поясом и лямками так, что получился плот.

Учтите, что, занимаясь этим делом, я все время следил за окрестностями, чтобы Горбачи не набросились на меня, прежде чем я окажусь на воде. Постоянная помеха удвоила мои труды, но в конце концов все было готово, и я приступил к переправе.

Оттолкнувшись шестом от берега, около получаса я попеременно то толкал им свой плот вперед, то греб, поскольку изделие мое трудно было назвать совершенным. Наконец, удалившись от берега, я приблизился к острову и счел разумным остановиться там на ночлег, а уж потом продолжить свой путь на другой берег. Так я и поступил и, поев и попив, лег спать.

Но к этому времени прошло тридцать и три часа после того, как я пробудился, и меня одолевала усталость. Спал я долго и глубоко; остров оказался действительно безопасным местом; я не испытал никакого вреда, хотя и провел в мертвецком сне великие часы.

Наконец я совсем проснулся, съел две таблетки и выпил воды, а потом продолжил свое путешествие, сняв пояс и лямки со стволов плота.