Игра отражений (СИ)

— Да. Нужно выбрать место и время объявления.

Доминико поднял руку:

— Я всецело полагаюсь в выборе на вас, ведь совершенно не знаю здесь ничего.

Кристиан подумал, перебрал в уме все возможные варианты:

— У леди Дилейне на послезавтрашнем приеме. В меру торжественная обстановка для подобных объявлений. После чего придется в честь помолвки устроить бал, чтобы все разделили счастье влюбленной пары.

— И попытались залить нас ядом. И, кстати, если вы не появитесь на объявлении в ипостаси дона Кристиана, все сочтут, что вы не одобряете этот брак. Я могу помочь вам исправить это? Или же поможет дон Дамайн?

— Хм… — Кристиан глубоко задумался. — Это и впрямь может стать проблемой. Признаться, раньше удавалось лавировать между двумя ипостасями. Но я не могу сообразить, как поступить.

— За день до объявления помолвки пустите слух, что вам необходимо выехать из города по делам. На приеме дон Дамайн сопроводит донну Кристину отдохнуть, под окном вас будет ждать Анхель, выберетесь через окно и якобы прибудете в мужской ипостаси, извинитесь, что только на полчаса, ибо дела не ждут, произнесете речь и «отбудете». Вернетесь тем же путем.

— Отлично, — просиял Кристиан. — Значит, с этим мы разобрались. А ваши родители? Как они отреагируют на такую… невесту?

— Отец, вероятно, выпорет меня, но только за то, что я проявил поспешность и не поставил в известность его и матушку, — ухмыльнувшись, пожал плечами Доминико. — Я ведь говорил вам, что слишком молод еще для женитьбы. В Сагранзе принято жениться мужчине в двадцать пять лет, когда, как говорит отец, в голове заводятся мозги. До двадцати одного я даже не считаюсь полностью совершеннолетним. Но, когда я уезжал сюда, отец сказал, что все мои поступки будут оцениваться так, как если бы я был уже взрослым мужчиной.

— Что ж, придется вам тут задержаться на четыре года, как минимум, — решил Кристиан, поглядывая на полностью остывший кофейник.

— Анхель! Свари свежего кофе! — Доминико заметил его взгляд и смутился собственной оплошности: ведь обещал же кофе.

— Только что снял с песка, дон Доминико, — с достоинством отозвался слуга, внося новый кофейник и забирая остывший.

— Наконец-то, я его попробую, — обрадовался Кристиан. — Люблю этот напиток, но добыть его здесь очень непросто.

— Да, его величество не жалует кофе, зато продвигает свой любимый чай, — фыркнул юноша. — Да еще и с молоком. Какая пакость.

— Ну, если без молока, то чай неплохо бодрит. Привыкайте, вам тут придется выпить его очень много, — Кристиан подождал, пока ему нальют кофе.

— Если я не пью кофе или вино, я пью воду, — покачал головой Доминико. — Иначе попросту не могу утолить жажду. Приказать принести вам что-то к кофе? Я люблю сладости, которые готовит Валенсо.

— Да, я готов попробовать тот десерт. С миндалем.

Доминико обрадовался, Анхель понятливо испарился, чтобы вернуться уже с подносом, на котором в хрустальных креманках возвышались белые горки воздушного десерта.

— Обожаю запах миндаля, — признался Кристиан, зачерпывая десерт ложечкой. — М-м-м… Божественный вкус. Это волшебство, это магия.

— Это всего лишь искусство, помноженное на опыт предков и собственный. Валенсо — потомственный, можно сказать, маг сковородок и кастрюль. Его род уже более трех веков служит моему роду и, надо сказать, служит не за страх, а за совесть. И за хорошее вознаграждение, конечно же.

Кристиан что-то пробормотал, не отрываясь от восхитительной сладости, напоследок облизал ложечку.

— Будь мы дома, в палаццо Сан-Марко, отец вызвал бы повара, чтобы лично высказать мнение об угощении, но здесь так не принято, — заметил Доминико, лукаво щурясь.

— Ну, жить по традициям здешних мест всегда вы не обязаны, не так ли? — улыбнулся Кристиан.

— Так я позову Валенсо?

Кристиан кивнул:

— Да. Такое искусство требует похвалы.

Повар выскочил из-за двери, как чертик из коробочки: пухлый, невысокий, зато обладающий густейшими роскошными усами, щегольски закручивающимися в кольца, и намечающейся лысинкой в буйных кудрях. Застрекотал на родном языке, услышав похвалу, всплескивая руками и кланяясь.

— Валенсо не говорит на языке островов, хоть и понимает его, — посмеиваясь, сказал Доминико, — я переведу вам. Он счастлив узнать, что и здесь нашелся ценитель истинного искусства, говорит, что готов приготовить для вас самые изысканные блюда, если пожелаете. Он льстец, но искусство кулинарии подвластно ему в полной мере, драгоценный дон Кристиан.

— Я достаточно неприхотлив в еде. Но вот сладкое, — Кристиан развел руками. — Каюсь, я готов питаться только сладостями, если б это было возможным.

— Валенсо, ты этого не слышал! О, он ведь будет баловать вас! Выпросит разрешение у меня, а я тоже не устою и дам его.

— И в итоге я не влезу в свою одежду, бедная Бекки, ей ведь придется все это перешивать. А Уолтер — это мой повар — как же он будет недоволен…

— Я буду тверд… Ну, по крайней мере, я постараюсь взять себя в руки и не растаять, как тростниковый сахар в кипятке, от прекрасных глаз донны Кристины и вашего змеиного обаяния.

Кристиан рассмеялся:

— Это будет очень нелегко. Я очень обаятелен и отлично умею соблазнять.

Доминико покраснел и уткнулся в чашку с кофе.

— Вы жестокосердны.

— И в чем же выражается мое жестокосердие? — полюбопытствовал лорд Сент-Клер.

— Вам доставляют удовольствие мои мучения, и вы продолжаете меня испытывать и смущать. А я не знаю, как спросить то, что меня сводит с ума.

— Просто скажите словами. И не сходите с ума, — Кристиан чуть подался вперед.

Доминико вздохнул, покусал нижнюю губу, и без того полную и манящую поцеловать ее.

— Обещайте, что не станете смеяться надо мной.

— Клятвенно заверяю. Спрашивайте.

— Я не спрашивал у матушки, как раньше двуликие искали себе избранников, потому что в том возрасте мне это и в голову не приходило. Но сейчас я не знаю, что мне делать. Я ведь и в самом деле люблю женщин и никогда не смотрел на мужчин как на возможных партнеров, хотя в Сагранзе нередки подобные браки. Но если… не будете ли вы чувствовать себя обделенным? — от щек Доминико уже можно было спокойно зажечь камин.

— Если в спальне я буду лишь в женской ипостаси? Нет, мне нетрудно, — спокойно отозвалась Кристина, поддергивая рукава рубашки повыше.

— Ну что же вы творите, драгоценнейшая донна, — почти простонал юноша, смущение которого перешло некоторую грань и стало чем-то отдельным, отчего Доминико даже несколько успокоился. — Вы искушаете и без того каждым мигом своего существования, а лицезреть вас в мужском платье — это удар по моей незрелой душе! — он даже улыбнулся, показывая, что это была шутка.