Игра отражений (СИ)

— Говоришь, Лекс женился? Странно, что Марго ни словом об этом не обмолвилась.

— Ну, там какая-то странная история, он еще не совсем женился.

— Вот поезжай и узнай, что за история. Ясно тебе? Все равно племянника в Академию повезешь.

— Да, отец, мне все ясно. Я напишу тебе, когда сам пойму, в чем там все дело, — Уилл был согласен на все. — А теперь я могу идти?

— Да иди уж, нетерпеливый какой, как жеребец застоявшийся. Да не забудь прислать письмо! — это Коннор МакТавиш крикнул уже вслед сыну, взлетевшему в седло.

Уилл про себя пообещал прислать, но оборачиваться не стал, торопился. Рядом на смирной кобылке, как воробей, нахохлилась Эдме, Коннор-младший следил, чтоб она не навернулась с седла. В седельных сумках и на еще двух лошадях были навьючены их припасы и все, что понадобится для обустройства дома: в основном, деньги и драгоценные камни, которые еще предстояло продать.

— Познакомишься с равнинной ветвью моих родичей, — весело пообещал Уилл. — И с капитаном Лексом Дамайном. Думаю, он тебе понравится.

Эдме только кивнула, по обыкновению предпочитая не раскрывать рот лишний раз.

— Уже не так сильно боишься, правда? Я рядом, помни это.

— С тобой я и не боюсь, — улыбнулась девушка.

Коннор только фыркнул и приотстал, чтоб не мешать дяде ворковать с молодой женой. Для него это все было пока глупыми телячьими нежностями. Нет, с девчонками на сеновале он уже вдоволь накувыркался, но о чем с ними можно говорить, пока не понимал. Утешался мыслью, что поймет потом когда-нибудь. Ведь все о чем-то с женами и невестами говорят. А некоторые — вообще светятся.

«Вот дьявол, этак мы до этого Савентума будем месяц добираться», — с досадой думал Коннор.

Но Уилл не собирался слишком уж задерживаться в пути. Он ласково тронул ладонью раскрасневшуюся от мороза щечку жены и кивнул ей. Эдме тряхнула поводьями, и ее лошадка ускорила шаг, переходя на бодрую рысь. До темноты Уилл рассчитывал добраться до ближайшего места ночевки. Медлить не особенно и нужно. Правда, и загонять лошадей тоже нельзя, еще ни одна лошадь под ним не проскакала галопом дольше пары миль. Ну, так вот вышло, что он слишком крупный. Это кораблю все равно, а лошадь живая. А такого тяжеловоза, чтобы нес и не спотыкался, в горах и не найти. Остается гадать, как его Вик выдерживал, они ведь совершенно не заботились, кто на ком и как лежит, а Авенбрайт и не пискнул. Уилл помотал головой, отгоняя настырные мысли. Соскучился, ну надо же! А что ж дальше-то будет? Да, следует купить дом, обустроить его и присматривать корабль. Корабельный сертификат дает ему право на покупку за счет казны или барка, или же иного судна, если с доплатой. Уилл и доплатить был готов, лишь бы было море, палуба под ногами и Вик рядом.

Закат разлился над холмистой вересковой пустошью, покрытой белоснежным одеялом, окрасив и снег, и низкие тучи мрачно-багровым и алым, когда они добрались до первого трактира и постоялого двора на Савентумском тракте. Уилл взял для них троих хороший сытный ужин.

— И немного вина, только не самого паршивого, для моей супруги.

— Может быть, лучше меда? — предложил трактирщик, глянув на девушку. — А для вас — хороший эль, лучший на дороге.

— Или так, — согласился Уилл. — Эдме, как ты? Не слишком устала?

— Чуть-чуть. Ноги болят, — тихонечко пожаловалась девушка.

Стоило насторожиться: если уж терпеливая и тихая Эдме пожаловалась, значит, дело швах. Она ведь никогда не ездила верхом, отец запрещал, а мать боялась, что у Эдме может закружиться голова.

— Трактирщик, ужин в комнату! Коннор, главное, трактир не покидай, а так — веселись от души.

Жену Уилл унес в выделенную им комнатку на руках, уложил на постель, раздел.

Ну, так и есть: стерла ноги до кровавых ссадин.

— Что ж ты мне не сказала, глупышка. Эдме, нельзя же так. Если тебе плохо, нельзя молчать, — ласково выговаривал он, обмывая ее бедра, смазывая мазью, которую мудрая бабка Мойра положила в мешок.

— Но ты торопишься. А я… Я потерплю, правда.

— Никогда, слышишь, никогда не говори мне такого. Эдме, никакая спешка не стоит твоей боли. Ни я, ни Вик никогда не сделаем что-то, что принесет тебе страдания, — Уилл вдруг вспомнил кое-какие рассказы женщин, подслушанные им еще мальчишкой, и запнулся. — Ну, разве что одно, но эта боль, как говорят, забывается очень быстро.

— Ты про детей? — решилась уточнить Эдме.

— Угу, — Уилл смущенно отвел глаза.

Эдме покраснела и промолчала, не зная, что сказать.

— В общем, если что-то не так, даже если болит совсем чуть-чуть, ты сразу говори мне, поняла? — Уильям продолжил намазывать ссадины, потом осторожно накрыл их полотном, только чтоб не запачкать мазью ее юбки.

— Вот и все, к утру будет все в порядке. Проверено, — усмехнулся, но не стал уточнять, на ком.

Эдме решила, что Уилл проверял на себе. В дверь постучали:

— Ваш ужин.

Муж удержал ее на месте, накрыл одеялом:

— Лежи, — и сам забрал поднос с тарелками, кувшином и чашками.

Запахло тушеным мясом, хлебом и медовым, клеверно-вересковым лугом. Эдме вдохнула этот запах, даже стало как-то словно бы легче дышать. Постоянный обруч вокруг груди чуть разжался. Трактирный служка вышел, а Уилл принялся ее кормить, вгоняя в краску. И ведь даже нельзя было сказать, что он ведет себя, как с ребенком. Нет, не смотрят на детей такими глазами, не касаются губ жесткими кончиками пальцев в такой интимной ласке.

— Съешь еще немного мяса, оно тут такое нежное и сочное. Вот мед. Сладкий, как ты.

Эдме уже не знала, куда деваться, куда глаза спрятать, или самой спрятаться. И не столько даже от того, что он смущал ее, сколько от стыда и непонимания, что творится с ее телом, с ее душой? На короткие прикосновения жестких, как железо, пальцев внутри нее расцветали огненные цветы и порхали бабочки. Наверное, это неправильно? Или так все и должно быть? Она невольно свела ноги и чуть не вскрикнула, решив, что это сделано зря.

— Что ты, малышка? Больно? — Уилл тут же заметил, плохим бы он был капитаном, не умей подмечать такое.

— Все еще немножко. Но совсем капельку.

Он взял чашку с медом и принялся поить ее, придерживая под спину. Широченная ладонь согревала не хуже нагретого в печи камня.

— Теперь мне так хорошо, — Эдме решилась понемногу начать описывать мужу свои ощущения от мира.

— Вот и замечательно, зайчонок, — он поцеловал ее в уголок губ, не решаясь на большее. Слишком хорошо помнил, что ноги же болят, да и вообще, не так много времени прошло с их первой ночи, он, признаться, очень опасался того, что повредил ей больше, чем возможно. Хотя старая Мойра, осмотревшая юную жену, сказала, что все скоро заживет и не так страшно, как могло быть.

Эдме улеглась на половине кровати поудобнее, стараясь не тревожить ноги.