Игра отражений (СИ)

— Поверить не могу, что ты все-таки здесь, — Уилл никак не мог выпустить его из рук.

Тяжело дышащий, еще не отошедший от пережитого, Вик только хрипло пробормотал:

— Это я не могу… Надеялся, но не думал, что вы решитесь в зиму…

— А что медлить-то? Повезло, что дом попался. Внук адмирала Хантингтона был его владельцем, кстати.

— Что? Правда? — Вик даже приподнялся на локте, заглядывая в лицо Уиллу. — А знаешь, что Амалия, жена Лекса — внучка Джеймса Хантингтона?

— Нет, не знал… Но нашел что-то про то, что его жена и дочь пропали при кораблекрушении недалеко от Ставроса. Ну, капитан, вы рады? Семья нашлась.

В углу что-то протяжно заскрипело, словно долго и печально вздохнул весь дом.

— Жена капитана умерла вскоре после кораблекрушения, а вот дочь выжила, вышла замуж и родила нашу прелестную булочницу, — усмехнулся Вик.

— Вот как? Ну, есть, кому передать наследство барона, его записи и имущество. Как там Лекс и его семья? Примириться с Бешеной Марго удалось?

— Еще как! Графиня вспомнила юность и на пару с Амалией организовала дело.

— Ого, — уважительно покивал Уилл. — Так, мыш, завтра все расскажешь толком, а сейчас отсыпайся.

— Да, Йети, пожалуй, ты прав, — Вик зевнул и уткнулся ему в плечо, мгновенно отрубившись, словно погасили яркий светильник.

Уилл подумал, что надо бы пойти к Эдме, Вик взрослый, а она маленькая, как она там одна. Но двигаться не хотелось, хотелось обнимать мыша. А у Эдме там котенок занял половину кровати, как это умеют кошки. Он так и остался до утра, за размышлениями уснув. Утром Эдме, поднявшись рано, на рассвете, тихонько прокралась в соседнюю спальню и приоткрыла дверь, бесшумно повернувшуюся на хорошо смазанных Уиллом петлях. Увиденная картина заставила жарко полыхнуть щеки, хотелось закрыть глаза, чтоб не видеть переплетения тел, но оно уже словно отпечаталось на внутренней стороне век: мощный, как скала, Уильям и изящный, по сравнению с ним, Виктор, переплетенные пальцы, ноги, доверчиво откинутая голова одного мужа на груди другого.

Эдме прикрыла дверь и отправилась вниз, греть завтрак на всех четверых. Котенок трусил рядом, задрав хвост трубой и тихо взмяукивал на бегу. На кухне он получил блюдце молока и заурчал над ним, пока девушка возилась с плитой, которой до сих пор боялась, но твердо намеревалась победить.

Коннор, ночевавший у своей подружки две ночи на третью, но почему-то исправно возвращавшийся к завтраку, и тут не замедлил явиться. Обнаружил в конюшне новую лошадь и тут же поинтересовался у Эдме, кто к ним пожаловал.

— Мой второй муж, Виктор. Принеси воды.

— А, равнинник, — равнодушно кивнул Коннор, взял ведра и поплелся в ванную, набирать там уже горячую воду.

Эдме продолжила возиться с завтраком, про себя думая: что Коннору не естся у своей девицы? Через полчаса спустился и Уилл, зевая и почесывая волосатую грудь в вырезе рубахи.

— Утро доброе. Конни, сегодня тьютор приходит, не забыл? Никуда не умчись. Эдме, зайчонок, тебе помочь?

— Да, достань тарелки, — Эдме улыбнулась мужу. — А где Виктор?

— Дрыхнет мыш еще. Укатали беднягу капитанские заботы, — хохотнул муж, сладко жмурясь.

«Ой ли, капитанские ли заботы его укатали, или ты, муж мой?» — с неожиданным юмором подумалось Эдме. Она, к слову, совершенно не ревновала. Она разложила еду на троих, решив, что Виктора покормит попозже. Он и в самом деле выглядел вчера усталым, под глазами залегли тени, из-за бородки он казался старше, чем есть. Пусть поспит, как-никак, домой вернулся, отдыхать.

После завтрака Эдме занялась мытьем посуды, потом побежала искать у себя в запасах ткани что-нибудь, чтобы сшить для котенка матрас. Котенок бегал за ней, счастливый, сытый, и так и норовил запрыгнуть на подол платья, повиснуть и прокатиться. Он был не совсем таким, как ей хотелось: пепельно-рыжеватый, с белыми носочками и кончиком хвоста, но зато с черным пятном на морде, словно карнавальная маска.

«Ну и что, зато он ласковый, — утешалась Эдме. — И может, Уилл разрешит завести попозже еще одного кота?».

Потом ей вспоминалась сумасшедшая Кланнад, у которой было с десяток кошек в ее лачуге, и непередаваемое амбре, намертво въевшееся в ее одежды и кожу, и Эдме решительно отметала эту мысль. Нет уж, пока что ей и одной кошки в доме хватит. А все же, кот это или кошка? Она решительно сцапала проказника поперек тельца, подняла, заглядывая под хвост. Хм, вроде бы, ничего не болтается, значит, все же кошка. Ну, тем более — весной как бы ни нагуляла себе пузо.

— Веди себя прилично, я не знаю, куда девать котят, поняла? Интересно, а если тебя травой напоить, ты не будешь рожать?

Кошка, которой пока еще не придумали имени, замахала лапами, изворачиваясь, плюхнулась на кресло и свернулась в нем, собираясь вздремнуть после сытного завтрака. Ей было хорошо: она нашла дом, где ее кормят и позволяют спать в тепле.

Эдме засмеялась:

— Ты такая забавная. Виктор? Доброе утро, я сейчас завтрак вам согрею.

— Доброе утро, малышка, — сонный, встрепанный, в одних штанах, Вик являл собой забавное зрелище. — Не нужно пока, только чаю, если можно, завари. Или кофе, если есть.

— Я поищу, вроде, был, — Эдме ушла вниз, разыскала Уилла. — Уилл, у нас кофе есть?

— Что, мыш восстал и пытается проснуться? — рассмеялся горец. — Есть у нас кофе, сейчас сварю. Показать тебе, как?

— Да, я никогда не пробовала его делать.

Уилл научил ее, как пользоваться меленкой для кофе, показал, сколько его, молотого, засыпать в странный, вычурно изогнутый ковшик, который почему-то называл «османкой».

— Оно так замечательно пахнет, — решила Эдме.

— Кофе и кофе, такая штука, когда надо проснуться, а никак, и холодная вода не помогает. А муж твой, детка, дурак, забыл специи купить. Сейчас бы сюда да корицы, да ванили палочку, или гвоздики пару бутонов.

— И что, от этого кофе будет вкуснее?

— И ароматнее. А если добавить черного перца и меда — то и взбодрит гораздо лучше.

— Мед у нас есть, перец тоже.

Уилл обрадовался и велел доставать. Премудрости варки кофе его обучил потомок османского завоевателя, каким-то образом прижившегося на Островах еще с тех времен, когда христиане воевали с сынами Мохаммада за Алмазный Город, где, по Библии, был рожден, жил, проповедовал и был казнен язычниками Сын Божий. С Аль-Фераджи Уилл познакомился, случайно забредя по пьяной лавочке после сдачи очередного экзамена в Академии в торговый квартал Савентума. Время было позднее, почти все было закрыто, и лишь эта лавка призывно манила теплым, ало-золотым светом и благоуханием специй.

Аль-Фераджи обрадовался даже такому гостю, долго показывал и рассказывал, для чего нужна та или иная специя, куда ее применить, как она воздействует на того, кто употребляет.