Игра отражений (СИ)

— А это что за крупа горелая? — спросил тогда с пьяным смехом Уилл, ткнув в жаровню, где осман обжаривал кофейные зерна. Маленький, смуглый и очень колоритный мужчина возмутился:

— Ай, ты сам, гяур, горелая крупа! Это божественный напиток — кофе! Способствует ясности мысли, придает сил и прогоняет сонливость, и даже протрезвляет, если правильно сварить.

— Так его что, есть надо, или все-таки пить? — заржал Уильям МакТавиш.

Аль-Фераджи потер ладони и с коварной усмешкой предложил:

— Попробуешь?

Он сварил тогда такую ядреную смесь кофе и специй, что у Уилла мигом выветрился хмель из головы, а уснуть он не мог целые сутки. А ведь выпил всего лишь крохотную, чуть больше наперстка, чашечку густой, как патока, и черной, как смола, жидкости.

А сейчас в голове мелькнула мысль дать попробовать Эдме напиток, но Уилл все-таки не рискнул. Может быть, когда он сварит что-то полегче. Но сейчас в «османке» закипал заряд бодрости для Вика, для маленькой их женушки он был бы слишком крепким. Аль-Фераджи тогда предупреждал, что, при всей своей полезности, кофе не слишком хорошо действует на сердце, и слабым, малокровным людям его лучше не пить.

— Я все-таки сделаю ему хлеб с мясом, с утра надо есть, — решила Эдме.

— Сделай, зайчонок, он проснется и поймет, что голоден. С вечера нежрамши.

Вик же, которому умывание теплой водичкой не помогло, босиком и в одних штанах выбрался на крыльцо, добежал до ближайшего сугроба и принялся растираться снегом. Это уже взбодрило настолько, что желудок просяще заворчал, намекая, что надо в него положить что-нибудь, побольше, повкуснее, помяснее. Через две чашечки кофе он уже просто взвыл, заявляя, что переварит носителя, если его немедленно не наполнят. Эдме, хихикая, снова разогрела еду.

— Приятного аппетита, Виктор.

— Спасибо, милая, — он, прежде чем сесть за стол, склонился и поцеловал ей руку.

Эдме смутилась, слегка покраснела. С Уиллом ей было проще — он был прост и понятен, как топор. Виктор же, как сказал Уилл, был потомственным аристократом, плюс, еще и капитаном теперь, его поведение было причудливой смесью манер и попыток казаться проще. Она не знала, как следует вести себя со вторым мужем. Вежливо, это понятно. А еще? Он пока что был для нее закрытой книгой, которую лишь предстояло прочесть. И то неясно — а поймет ли она в ней хоть что-то? Поэтому девушка ушла наверх, к вышиванию. Оно было понятным.

Вик проводил ее взглядом и погрустнел. Он не слишком-то умел ладить с прекрасным полом и не понимал, обидел он жену или нет?

— Мыш, ты чего?

— Кажется, я что-то не то сделал или сказал. Эдме обиделась.

— Почему обиделась? Вовсе она не обижалась, — удивился Уилл.

— Да? Хм, — Вик подчистил тарелку кусочком хлеба, с трудом удержался, чтоб не облизать пальцы, до того было вкусно. — Пойду, оденусь и подарок ей, что ли, отнесу.

— Отнеси, она очень порадуется.

Прежде чем идти к жене, Вик переоделся, вернее, накинул сорочку и обернул талию широким кушаком, чтоб не затягивать ремень. И в итоге стал походить не на капитана Королевского военного флота, а на пирата. Не хватало лишь колец в ушах. Эдме восторженно уставилась на мужа:

— А вы такой… обаятельный.

— Спасибо, малышка. Я тебе кое-что привез, не знаю, правда, понравится ли… — Вик присел на край ее любимой кушетки и вынул из-за пазухи бархатную коробочку, купленную уже в Савентуме. Открыл ее, поднося супруге. На бархате сверкнули каплями морской воды камни.

— Какие они красивые, — Эдме тут же сцапала колечко, надела и расстроилась. — Оно мне велико.

— Ничего, хорошо, не мало. Хочешь, сходим сегодня к ювелиру, он подгонит его на твой пальчик?

— Да, хочу. Пойдем!!!

— Можно, я тебе и серьги сразу надену? — улыбнулся такому воодушевлению Вик.

— Давай, — Эдме подставила ему левое ухо.

Мужчина осторожно вынул серебряное колечко и вставил золотую сережку, защелкнул замочек и не удержался от шалости — поцеловал розовое ушко.

Эдме фыркнула от щекотки:

— А они красиво выглядят?

— Сейчас увидишь, — Вик проделал ту же процедуру со вторым ушком, и тоже поцеловал.

Эдме счастливо и смущенно улыбалась — Виктор привез ей подарок, он такой милый.

— Ну вот, у тебя есть зеркальце? Полюбуйся. К твоим глазам очень подходит.

Она поспешила посмотреться в зеркало. Серьги ей, и правда, очень понравились, камни были прозрачными и красивыми, как морская вода.

— Но они же дорогие…

— Эдме, не дороже денег, как говорил мой капитан. Тебе понравилось, и я очень рад. Ну, что, одевайся, сходим к ювелиру, чтоб и колечко ты смогла носить.

Эдме закивала и помчалась одеваться. Колечко хотелось очень. Даже странно, живя в доме родителей, она никогда не хотела ничего такого. Серьги, и те согласилась надевать, для чего пришлось прокалывать уши, лишь после долгих уговоров матери. Раньше ей казалось, что незачем цеплять на себя побрякушки, они не сделают ее красивее. Сейчас, впрочем, тоже так казалось, но это же подарок Виктора, он выбирал его для нее, он даже запомнил, какие у нее глаза, хотя видел-то от силы несколько часов. Это же так приятно, не правда ли? Когда мужчина что-то запоминает из твоей внешности?

— Уилл, мы с Виктором сходим к ювелиру, чтобы мне колечко сделали по размеру.

— Сходите, зайчонок, — кивнул тот, — может, еще что прикупите, чего в доме не хватает? Если до полудня догуляете, то я вас в городе, у портового рынка ждать буду, хорошо?

— Хорошо, я куплю гвоздику и… И что ты еще говорил, я забыла, — она понурилась.

— Корицу, малышка, она в таких закрученных палочках продается, молотую не надо брать, мы ее лучше сами смелем. Ваниль, это стручки, длинные такие. Кардамон. Впрочем, давайте встретимся там, и я все специи тебе покажу, которые сам знаю.

— Хорошо. Встретимся у входа на рынок, — закивала Эдме.

Пока они с Виктором шли в город, Эдме думала: вот у нее есть два мужа, они намного старше, Уилл — больше чем в два раза, Вик — ровно вдвое. Они много знают и умеют, оба выучились, такие умные. Сильные. Красивые. А она? От этого было грустно — ну зачем им такая маленькая и глупая девчонка, которая ничего не умеет, только вышивать. Читает она с трудом, пишет тоже едва-едва, о мире вокруг знает только то, что рассказывали старшие братья и родители, то есть, очень мало. Конечно, и это для женщины уже много, но ведь с ней и поговорить толком не о чем. Эдме совсем приуныла — а еще сейчас Виктор и ювелиру заплатит за кольцо, а оно дорогое.

— Что ты, девочка? — Вик, наконец, заметил, что Эдме плетется нога за ногу и все ниже склоняет голову, остановился и приподнял ее лицо. — Что-то случилось? Устала? Хочешь, я тебя понесу? Я, конечно, не Йети, но тоже не слабый, — он улыбнулся ей, пытаясь развеселить.