Игра отражений (СИ)

Спустилась Эдме, умывшаяся, но все равно, еще чуточку сонная:

— Ой, а почему вы меня не разбудили, чтобы я вам завтрак согрела?

— У нас тоже руки есть, — усмехнулся Уилл. — Садись за стол, малышка. Выспалась?

— Я не знаю, наверное. Но мне так спалось сладко.

Мужчины переглянулись, улыбаясь. Им в эту ночь тоже спалось неплохо, они уже успели обсудить это и признать, что в таких ночевках, втроем, было что-то успокаивающее. Оставаясь вдвоем, они словно с ума сходили, не засыпая без того, чтоб сначала вымотать друг друга горячей страстью. Эдме же словно гасила ее. Это было хорошо.

— А где же господин лекарь? — спохватилась Эдме.

— Уже умчался. Дилижанс отходит рано, так что доктор Цельсий уже в пути.

— Он очень славный, — Эдме придвинула к себе тарелку. — Надо сегодня снова сходить на рынок.

Они опять переглянулись.

«Кто проводит? Я или ты?»

«Ты, я занят делами».

«Хорошо».

Не то, чтобы это в самом деле прозвучало, но в глазах друг друга они читали так, словно уже давно были вместе, одним целым.

— Я тебя провожу, малышка, — улыбнулся ей Вик.

— Хорошо, понесешь корзинку.

— Я передал с доктором письма для тетки и Амалии, если все пройдет хорошо, капитан Дамайн нам напишет, а то, может, и приедет вместе с женой, посмотреть на предка и его документы.

— Это будет замечательно, — согласилась девушка.

Королевский бал. У любого простолюдина, тем более, у девушек это словосочетание вызовет восхищение и зависть, а в разуме тут же замелькают соблазнительные картинки — у каждого свои, ведь мало кто мог похвастать, что хоть краем глаза видел убранство королевского дворца. А вот нарядных дам и кавалеров видели многие, и воображение, несомненно, нарисует в первую очередь их, медленно кружащих в этом новомодном и совершенно бесстыдном вальсе или чинно вышагивающих под чуть заунывные звуки менуэта.

И только сами аристократы, ругающиеся на тесные наряды, запачканные ткани, потускневшие камни, не скажут, что бал во дворце короля — это прелестно. Это интриги и зависть, повсюду зависть. Это кинжально-острые взгляды соперниц, оценивающие наряды и драгоценности, это сплетни, в которых порой ни крупицы правды. Это жестокие насмешки над проигравшимися вконец наследниками, спускающими нажитые предками состояния, над разрушенными репутациями дам, которых где-то кто-то застал в компрометирующей ситуации. А если не застал, так всегда можно присочинить.

— Я влезла в платье? — Кристина осматривала себя. — Кажется, да. Джоанна, зашнуруй получше.

— Вы хотите удавиться сами и удавить ребенка? — флегматично поинтересовалась женщина. — Платье зашнуровано впору, без корсета я лишь рискую разорвать петли.

— Хорошо, теперь украшения. И духи. Как я выгляжу? Сегодня мне нужно блистать.

Вместо ответа камеристка повернула к ней тяжеленное, на раме со звериными лапами вместо ножек, зеркало, купленное за бешеные деньги Доминико. Из отражения на Кристину посмотрела почти незнакомая ей роскошная женщина. Сегодня она выбрала платье винного цвета, похожее на то, в котором была на балу в первую встречу с мужем. Открытые плечи были подчеркнуты жесткими кружевами цвета старого золота, корсаж заставлял грудь еще больше выделяться, притягивать мужские взгляды, и на этом богатстве мягким, завораживающим светом сияло другое богатство: бирманские кровавые рубины, редкостные камни, в отличие от обычных рубинов. Бриллианты, их обрамляющие, лишь подчеркивали красоту основных камней.

— Отлично. Это мой последний бал, нужно сделать все, чтобы он запомнился, — Кристина горделиво улыбнулась.

Она знала, что Доминико сегодня тоже будет блистать, и что он выбрал наряд, схожий с тем, в который был облачен на своем первом в Савентуме балу, тоже знала. Это было для них как символ, пока еще непонятно чего — то ли завершения жизненного периода, то ли начала нового. Кристина склонялась к первому трактованию. Для нее заканчивалась ее жизнь на Островах, впоследствии она намеревалась приезжать сюда лишь летом. А сегодня она хотела покуражиться всласть. Начать с леди Норфолк, продолжить… Тетя Маргарет скажет, кем продолжить. В принципе, уже одно ее появление в этом наряде и в этих драгоценностях будет неплохим ударом для леди Норфолк. Лет сорок назад единственное месторождение бирманских рубинов было перекуплено под носом у Норфолков семьей Саматти.

Кристина набросила на плечи палантин и отправилась вниз, дожидаться супруга и предвкушать, как именно она повеселится сегодня. Интересно, будут ли обмороки? Палантин тоже был ее гордостью: его доставили буквально считанные дни назад из Балтской империи, славящейся на весь мир своей пушниной, да и не только ею. Вернее, доставили два палантина: белый, словно искрящийся сугроб, песцовый, который было решено преподнести в дар королеве Марии, и этот, из чернобурки, подбитый бархатом.

— Ну что, мой дорогой супруг, вы готовы отлично повеселиться на сегодняшнем балу? — шутливо вопросила Кристина у явившегося Доминико.

— Несомненно, моя драгоценная донна, mi estrella brillante*, — совершенно серьезно ответил тот, но в глубине туманно-серых глаз сверкали искорки недоброго смеха. Ему в этот день тоже было, с кем сцепиться.

— Чувствую, ты тоже ощутил вкус свежей крови?

— О, я буду не слишком жесток. Мужчине никогда не сравниться с женщиной в коварстве, — рассмеялся Нико, помогая ей сесть в экипаж и бережно укутывая нагретым пледом ее ножки.

— Ну, тут я поспорю, — Кристина рассмеялась.

— Разве я коварен? — Доминико состроил умилительно-невинное лицо, сразу указавшее его возраст.

— Нет, ты очень мил, невинен и прелестен, юное создание.

Он рассмеялся мягким, бархатным смешком, вызывавшим в Кристине одну реакцию — немедленно зацеловать этого хищника, так чудесно умеющего прятать клыки и когти за пушистой шкурой. Благо, что при соблюдении меры можно было этим заниматься, не мешал никто. В экипаже точно никто не мог им помешать, а Нико всегда был осторожен, прекрасно зная, сколько времени и труда тратится на наведение лоска любой дамой, а его драгоценной донной — тем более. Так что ко дворцу они приехали, чуть более румяные, чем следовало бы. Но кого волновали такие мелочи?

Никого уже не удивляло титулование Кристины, но ее привычка, входя в зал, на несколько секунд останавливаться, обращая на себя внимание, играла немалую роль. Сейчас на ней и маркизе Даркмайр, как лучи, скрестились все взгляды. Доминико заметил белый палантин на плечах королевы и тонко улыбнулся: ее величество явно была весьма довольна подарком, об этом говорили безотчетные ласкающие движения ее руки, то и дело касающейся искристого меха.

Леди Норфолк пошла хорошо различимыми пятнами, узрев рубины. Кристина про себя тонко улыбнулась: неплохо для начала. Позже, когда она томным движением скинула палантин с плеч, ярко-алые пятна на фоне мертвенно-бледного лица плоской, как доска, леди Норфолк стали багровыми. Мода на подобные фигуры безвозвратно уходила вместе с эпохой корсетов, сдавливающих грудь. Теперь те, у кого эта самая грудь была, всячески старались ее подчеркнуть. Те же, у кого ее не было, шли на любые ухищрения, чтоб хотя бы изобразить то, чего нет. Тон сегодня задавала королева, с радостью скинув корсет и облачившись в такое удобное и модное платье. Королевская грудь уже заставила споткнуться нескольких лордов. Георг тоже неприкрыто косился в сторону супруги.