Игра отражений (СИ)

— А настоящей быть нельзя?

— В смысле, похожей на сказку, малышка. Настоящей красавицей.

— А я буду лыцалем, — сказал Лучиано. — Папа Нико сказал, я самый настоящий лыцаль.

— Конечно, ты будешь рыцарем королевы малефис, — Кристиан обнял детей.

А еще малыш Люци станет девятнадцатым Рыцарем Островов. Роду Сент-Клер не доставало именно такого наследника. Конечно, пройдет еще много времени, прежде чем он назовет сына своим преемником. Но внутри, в душе прочно угнездилась мысль, что Лучиано уготован именно этот род. Миель станет наследницей рода Даркмайр, Доминико почти год утрясал этот вопрос с королем Георгом. Тот упорно не желал принимать такое решение, пока на него не надавила королева Мария.

— Родич согласился, — объявил Кристиан, читая послание. — Люциан станет Рыцарем Островов.

— Ну, слава Богу, а то я уж думал, мне придется кулаками доказывать этому твердолобому… — Нико прервался, выдохнул, успокаиваясь, — что наша дочь будет лучшей наследницей рода Даркмайр, и что прецеденты уже были и в роду, и вообще в аристократии Островов.

— Но теперь все уладилось… — Кристиан улыбнулся. — Наши наследники.

— Отец решил не требовать от нас третьего, для рода Саматти. Он заключил предварительное помолвочное соглашение с родом Лемарш о тривиуме для Долорес и Беатриче, и согласен ввести их будущего мужа в род Саматти.

Кристиан выдохнул так, словно с плеч свалилась огромная гора:

— Какое счастье.

— Я знал, что ты это скажешь, — фыркнул Доминико. — И так и думал, что за прошедшие два года ты сотню раз менял свое решение подумать о еще одном ребенке.

— Именно так. Я был согласен. И не согласен.

— Это уже не столь важно. Но ты позволишь мне иногда видеть тебя моей прекрасной супругой?

Кристиан церемонно закивал:

— Позволяю, маркиз.

Доминико разрушил пафосность момента, подхватив его на руки и кружа по террасе. Как-то так вышло, что резиденцией их маленькой семьи стала вилла Коста-дель-флор, хотя и в Сан-Марко, и в столичное палаццо они наведывались регулярно. Но только здесь, на побережье, их дети чувствовали себя дома. Да и Кристиану переносить жару здесь было намного легче. Море его успокаивало ночами, дарило свежесть днем и радовало вечерами шумом волн и запахом соли. Море благоволило к ним, благословение морских сестер было ощутимо, как вечное прикосновение пахнущего йодом и солью бриза. Ианталь с младшими однажды приплыли в бухту, но не только втроем. Вместе с ними приплыли еще восемь русалок и русалов. В пяти без труда угадывались дети Доминико. Остальные трое были копия Кристиан.

— Ой, — изумился Кристиан. — Похожи… Сразу узнаю.

Маленькие русалята выглядели все же гораздо старше близнецов. А ведь им было всего полтора года от роду. Старшие же и вовсе уже были взрослыми, хотя родились пять лет назад. Кристиан на русалью молодь смотрел растерянно, слишком необычными они были. Старшие больше походили на людей, младшие же… Нет, сразу было видно — иная раса. Они церемонно вставали на хвостах, склоняясь перед отцами, старательно выговаривали заученные слова приветствия на чужом для них языке. Доминико спустился в воду, прокусил себе палец и коснулся им правой щеки каждого из отпрысков. То же пришлось делать и Кристиану, разве что палец он не прокусывал, а порезал ножом.

— А зачем это? — шепотом спросил он у мужа.

— Так ты показываешь, что признаешь свою кровь. Если у морского народа случится нужда, они вправе будут просить посильной помощи у тех, чьими потомками являются.

— О, это всегда да. Все-таки потомки.

Позже малыши русалы не раз приплывали в бухту, чтобы поиграть со своими родичами по крови. Они очень бережно относились к близнецам. Старались не касаться их лишний раз, но даже намеренные прикосновения не приносили детям вреда. В них властно говорила кровь малефис, они были способны стать частью моря так же, как частью сада или диких зарослей на берегу.

— Пора отвозить их на Острова, в их владения, — наконец, сказал Кристиан.

— Через год, как только проведем обряд крестин и представим их семье. Как раз будет лето.

— Познакомим с родственниками… Увижусь с кузенами. Жду не дождусь. Я скучаю по ним, так не хватает порой насмешек Тео и молчания Лекса.

— Если хочешь, проживем годик там, — предложил Доминико.

— А мы точно выдержим? Осень… Зима…

— Я — да. А детям придется в любом случае привыкнуть к тамошнему климату.

— Хорошо, — Кристиан поцеловал мужа.

Третий год пролетел столь же незаметно, как и первые два. Кристиан всерьез увлекся чтением лекций в Университете, сдружился со своими студентами и профессурой, благоговел перед донной Спата и донной Изабеллой, которые находили силы общаться с мужчинами «от науки». Сам он редко когда рисковал появляться там в женской ипостаси. Но монографии свои печатал только под женским именем.

— Нахожу это забавным, — пояснял он мужу.

— Ты знаешь, что выхода каждой книги ждут с нетерпением? Ты популярен, mi caro, — усмехался Доминико. — А что там профессор Лаквиа? Как его дела в экспедиции?

— Пишет, что намерен назвать в честь меня новый вид какой-то дикорастущей орхидеи.

Серые глаза потомка малефис сверкали, в этом были и ревность, и гордость.

— Орхидея «Кристина» — звучит?

— Очень красиво, любовь моя. Надеюсь, этот цветок будет достоин твоего имени.

Кристиан мечтательно улыбнулся:

— Он привезет показать образец.

Доминико понимал, что ревновать глупо. Но… перед глазами был пример отца, с огромным трудом и все еще не до конца задавившего свою ревность. Донна Изабелла была кристально верна ему, он знал, что она любит его, любит больше жизни, боготворит. Он был во всем уверенным и властным человеком. Кроме любви. Лев на шелковой ленте — это не только Доминико можно было так назвать. Покорный и ласковый, но лишь до момента, когда к его владычице не попытаются приблизиться слишком, по его мнению, непозволительно близко.

Кристиан снова обнял мужа, увлек на постель, просто поваляться рядом. Его любимому львенку уже исполнилось двадцать, и он разительно переменился. Вернее, он стал еще более похожим на мужчин рода Саматти. Мощные плечи и торс, но при том — тонкая талия, узкие бедра, сильные, великолепно развитые ноги и руки. Мужественное лицо, сводящий с ума абрис губ, твердый подбородок, высокие скулы. Глаза, в которые иногда затягивало, словно в туманные омуты. Кудри, которые Кристиан мог перебирать и выглаживать часами.

— Подумать только, встретил милого львенка, а вырос такой гордый хищник.

— Но и я увидел прежде нежный гладиолус, а оказалось, что это гладиус из лучшей стали притворился цветком.

— Цветы слишком нежны, чтобы выживать без защиты.