Игра отражений (СИ)

— Ныне нарекаются чада сии Лучиано Доминико и Глэдис Миель, да пребудет с ними благословение Господне!

Кристиан улыбался с ноткой растерянности. Это был красивый обряд. И почему-то очень трогательный. В боковом притворе их ждали полотенца и сухая одежда для малышей, их вытерли и переодели. Нико оставил богатые дары храму, и они все отправились домой.

— Я не совсем понимаю это таинство, но оно очень красивое, — признался Кристиан.

— Теперь у детей как бы есть еще родители. Если что-то случится с нами, они станут им родными, приняв все заботы на себя.

— А разве это не могли б сделать остальные родственники?

— Это будет делать вся семья, Кристо, — улыбнулся Доминико. — Но представь, что кроме Анхеля и Бекки у меня никого нет? Что они — единственные мои друзья и близкие. Не у всех в этом мире есть большая семья. Затем и обряд, чтобы не оставлять детей сиротами, если что-то случится. В Сагранзе, конечно, есть сиротские приюты. Но там оказываются дети, у которых совсем уж никого не осталось. Остальных забирают на воспитание крестные или родичи.

— Я понял, — кивнул Кристиан. — Да, в этом есть какой-то смысл.

— А какой смысл Таинства крещения на Островах? — полюбопытствовал Нико.

— Я не знаю, — растерянно признался Сент-Клер.

— Посвящение ребенка Богу, — пришла ему на помощь Бекки. — У нас считается, что до крещения у младенца нет ангела-хранителя.

— Вот, — закивал Кристиан. — Обретение ангела-хранителя.

Доминико не стал спорить, просто напомнил, что у близнецов уже есть ангел-хранитель. Вернее, мале-хранитель, тот юный любопытный малефис, который рискнул заглянуть в колыбельку королевы и едва не лишился глаз. Любопытство как раз объяснили возрастом, взрослые малефис ждали королеву терпеливо, но этот, совсем юный, решился прокрасться и посмотреть. Кристиан знал, что он всегда рядом. Даже здесь, в городе, он незримо присутствует неподалеку. Разве что в церкви его не было, и то он не мог за это поручиться. Малефис умели растворяться в окружающем мире так, что становились невидимками. Юношу звали Элиа, и он оказался очень ответственным охранником. Когда близнецам было по два года, он спас их от змеи, заползшей в сад, на которую неугомоны наткнулись, гуляя. Они хотели поиграть с ней, но разозлили. Элиа отвлек змею и поймал, утащив подальше. Убивать не стал — она же не была виновата в том, что приползла погреться на камне.

Кристиан постепенно отношение к Элиа сменил на более теплое. Все-таки тот верно охранял Миель и Лучиано.

— Начинаю привыкать к чудесам вокруг, Нико.

— То ли еще будет? — усмехнулся тот.

Прием, устроенный в честь близнецов, вышел едва ли не роскошнее императорского. Впрочем, чему удивляться, если на нем присутствовали и император Альфонсо, и его супруга, и еще многие приближенные, являвшиеся членами дружной семьи Саматти. Кристиан, успевший от такой роскоши отвыкнуть, понял, что у него болит голова от обилия света и блеска. Он пожаловался Доминико, и тот под предлогом того, что детям пора спать, увел и мужа, оставив гостей на герцогскую чету.

— Прости… — виновато сказал Кристиан.

— За что? — удивился Нико. — Все хорошо, mi caro. Отдыхай.

— Я немного отвык от такого блеска.

— Нам придется посещать балы при дворе Георга, когда поедем в Савентум. Нужно привыкать снова, но потихоньку.

— Да, но там будут семейные вечера, для семей с детьми, блеска должно быть меньше. Да и народу тоже.

— Хорошо, — согласился Нико. — А теперь отдыхай. Мне придется вернуться к гостям еще ненадолго.

Кристиан улыбнулся, прикрывая глаза:

— Возвращайся скорее, я уже скучаю без твоего присутствия.

И это было правдой. Кристиан чувствовал: связь между ними столь прочна, что расставание даже ненадолго приносит желание вжаться друг в друга, врасти и стать единым целым при встрече. Для него, ранее привычному к одиночеству с самим собой, это было чем-то странным, почти нереальным. Как можно настолько быть единым с кем-то? Это даже пугало. Они вместе уже почти четыре года. Это было так… необычно. Эти годы пролетели так быстро, что Кристиану показались одним глубоким нырком. И вот сейчас он вынырнул, чтобы набрать воздуха в грудь, и в ошеломлении оглядывается. А вокруг все изменилось. Он больше не один, у него есть двое детей, три изданных книги по теме, о которой раньше, в Савентуме, он даже не задумался бы. У него масса студентов и приятелей, целая куча друзей из числа Саматти. Да у него, в конце концов, вернее, в начале начал — любимый муж!

— Я самый счастливый Двуликий Островов, — сам себе сказал Кристиан.

Он закрыл глаза, улыбаясь, и уснул. За стеной спали в детской их дети, из бального зала доносились отголоски музыки. За окнами, во внутреннем дворике палаццо пели соловьи, и журчал фонтан.

Когда Нико явился, Кристиан ощутил его присутствие, приоткрыл глаза:

— Иди сюда.

От сагранзца немного пахло вином и тем пьянящим, терпким, древесным ароматом, который сводил Кристиана с ума с их первого свидания у озера Даркмайр-холла. Он быстро разделся и нырнул в постель, прижимаясь к мужу.

— Как все прошло? Закончилось?

— Да, прием закончился, кто хотел остаться — тот остался, остальные разъехались. Завтра разберем подарки.

Кристиан обнял супруга, наслаждаясь этим теплом, этим запахом. Он проспал едва ли два часа, но чувствовал себя уже гораздо лучше, не таким усталым, да и в висках больше не пульсировало от неприятной боли. Доминико потянулся к нему, поцеловал, как всегда — слишком чувственно для обычной ласки. Кристиан с готовностью ответил, будучи не против предаться плотским утехам на ложе любви. Он даже не ощутил обычного волнения, когда понял, что снова незаметно для себя оказался в ведомой роли: знал, что Нико остановится по первой же просьбе. Можно было наслаждаться ласками, все больше распаляясь, лишь затем плавно перехватить инициативу, чтобы снова вести в этом почти что танце.

Сперва Кристиану казалось, что он немедля уснет, но затем, когда они уже лежали, насытившись любовью, мысли окутывала лишь странная дремота, не мешая течь размышлениям лениво и расслабленно. Столько всего произошло за четыре года с момента свадьбы. Дети… Да, долг выполнен, вскоре уже можно будет отправляться с Нико вместе в путешествие, как они и мечтали, посмотреть мир. И никакой больше женской ипостаси, вернее, иногда, когда того захочет Нико или потребует светский долг. Можно больше не пытаться делать вид, что Кристина Сент-Клер — отдельное от него существо, все уже в курсе, что Кристиан — Двуликий, а значит, мужской его облик вполне удовлетворяет всем правилам двора.

Кристиан улыбнулся — надо будет как-нибудь расспросить Нико, насколько со стороны заметны в Кристиане изменения. Сам Сент-Клер даже не мог из-за проклятого женского обличья здраво оценить, изменился ли он, насколько эти изменения заметны. И как они проступят в будущем. На этой мысли Кристиан, наконец, уснул. Ему снились неизвестные города, люди в странных одеждах, чужая речь и Доминико, в котором лишь угадывался тот восторженный юноша, в которого он без памяти влюбился. Во сне рядом с Кристианом была едва ли не копия герцога Саматти, разве что чуть поменьше ростом, мощный, уверенный в себе мужчина, боец, со скупой улыбкой, искристыми молодыми глазами и поседевшими висками. Себя он видеть во сне не мог, но догадывался, что тоже весьма изменился.