Год дракона (СИ)

– Он точно воин, – подмигнул мне старший брат.

– Чего? – не расслышал Максик. – Кто я?

– Ты умеешь сражаться? – спросил я.

– Ну так… В Тихвине ходил в секцию фехтования, а тут это дорого.

– Фехтования! – удивились мы с Вовкой в один голос.

– Да ты прирожденный воин! – восхитился старший брат. – А с огнестрельным оружием умеешь обращаться?

– Откуда? Мой отец был инженером, а не военным.

– Тогда я научу тебя стрелять, – пообещал Вовка.

– Серьезно?

– Ты же хотел охотиться. В наше время без ружья охотиться опасно.

Глаза Максика засверкали. Это сразу разрядило обстановку и сократило расстояние между нами и нашим младшим.

За несколько километров до границы мы остановились пообедать в чудесном местечке с грозным названием Генерал-Тошево. Вовка притормозил возле ресторанчика, на козырьке крыльца которого красовалась улыбающаяся голова кабана.

– Мило! – резюмировал Максик.

Кормили тут очень вкусно. За время нашего длинного путешествия мы с Вовкой едали всякого. Иногда приходилось обедать в ужасных забегаловках, где тошнило от одного запаха горелого масла, но иногда мы находили ресторанчики, где готовили потрясающие блюда. Обычно в таких местах на меня и накатывала ностальгия по кухарству. Я мечтал, как мы привезем Максика домой, и я приготовлю свинину в винном соусе или побалую братьев фаршированными баклажанами. Думая об этом, я не заметил, как уплел свои куриные крылышки.

После обеда, когда мы уже садились в машину, Вовка сказал:

– Кому надо отлить, сделайте это сейчас. На таможне туалеты хуже атомной войны.

– Я не хочу, – скривился Максик.

Я тоже отказался. Вовка кивнул и направился к ресторанчику.

– Сейчас-то можно радио включить? – спросил Максик, когда Вовка отошел от машины.

Если честно, я даже не знал, как это делается, но показывать это младшему не хотел, поэтому небрежно бросил:

– Лучше не привыкай к музыке, иначе потом без нее будет труднее.

– Поездка намечается не такая уж приятная, – вздохнул Максик и вынул пачку сигарет.

Я насторожился, но до последнего не верил, что брат закурит. Когда же он поджег сигарету, я, стараясь не выходить за рамки доверительного тона, сообщил:

– Вовка не любит, когда курят.

– Я тоже не люблю, когда командуют, – пожал плечами Максик.

– Но это его машина!

– А это мои сигареты, не его.

Я чувствовал, что напряженность между мной и братом нарастает, но как сгладить конфликт до прихода Вовки, мне не приходило в голову.

– Послушай, сигареты – это… – начал, было, я, но Максик перебил меня:

– Знаю: яд, медленная смерть, причина рака легких. Я ничего не упустил? Мой отец в своей жизни не выкурил ни одной сигареты и выпил от силы стакан водки, но умер от инсульта.

– Он бы прожил дольше, если бы не… – я чуть не ляпнул «если бы не ты», но вовремя осекся.

– Отвали! – Максик пустил в потолок струю дыма.

Внезапно дверца с его стороны распахнулась – и через полсекунды сигарета полетела на асфальт. Это произошло так стремительно, что младший аж подпрыгнул на месте.

– Значит, так: в моей машине не курят, не пьют алкоголь и не матерятся, – грозно произнес Вовка. – Кто нарушит правила, тот два месяца будет мыть «Черик».

– Если ты заметил, мы не в армии, – огрызнулся Максик.

– Именно поэтому тебя тут никто не держит. Сумку на плечо – и возвращайся в школу. Там никто не командует, я уверен.

Максик насупился и скрестил руки на груди.

– Отлично! – Вовка сел за руль.

Я опасался, что на границе возникнут сложности из-за Максика, и предчувствия меня не обманули. Восемь лет совершенно не изменили непредсказуемый характер брата. Поначалу все шло гладко: младший улыбался и строил из себя пай-мальчика. Я надеялся, что внушение, которое Вовка сделал ему на подъезде к границе, настроило младшего на нужный лад. Все-таки ему было уже пятнадцать лет – возраст, когда человек может сделать над собой усилие и хотя бы часа полтора не вести себя, как засранец.

Пройдя таможенный досмотр, мы зашли в помещение пограничного контроля. Оно представляло собой большой зал, в дальней трети которого располагались три кабинки. В них восседали три пограничника: двое мужчин сурового вида и одна женщина, еще молодая и миловидная, но уже потихоньку обрастающая неприветливостью и неприступностью. К этим кабинкам выстроились три очереди. Начинались они, как водится, от ярко желтой линии, нарисованной на полу метрах в трех от этих стеклянных будок. И как только человек проходил пограничный контроль и получал отметку в паспорте, открывался турникет позади кабинки. Человек выходил уже по другую сторону границы, а его место перед пограничником занимал следующий очередной.

Я первым прошел таможенный досмотр и встал в очередь к женщине. Мне почему-то казалось, что обмануть ее бдительность проще, чем одного из мужчин. Видимо, многие, пересекавшие границу размышляли так же, потому что к дамочке выстроилась самая длинная очередь. Вовка и Максик встали к соседнему пограничнику – уже седеющему болгару с лицом строгого, но справедливого учителя. Пока мы продвигались к желтой линии, а на это ушло минут двадцать или даже чуть больше, мы вели себя, как настоящая семья: разговаривали, подтрунивали друг над другом, делились планами на ближайшие два часа. Тон этому задал Вовка, который обнял одной рукой Максика за шею и тормошил его, как тормошил бы любой старший брат брата младшего. Максик фырчал и слабо сопротивлялся, но я, да и не только я – все видели, что его такое внимание приятно.

– У нас еще остались бутерброды? – как бы между делом спрашивал он.

– Проголодался, чертенок! – Вовка ерошил его волосы костяшками пальцев свободной руки. – Говорил же: обедать надо плотно!

– Там было мерзкое мясо! Оно даже не жевалось!

– Ничего, домой приедем, я тебе приготовлю такой бифштекс – язык проглотишь! – успокаивал брата я.

Как мне казалось, мы все трое прикладывли максимум усилий, чтобы казаться обычными, и у нас это получалось. До тех пор, пока не пришла очередь Максика проходить контроль. Он направился к седовласому дядечке, улыбающийся и энергичный, а мы с Вовкой остались за линией. Передо мной было еще два человека, правда, один из них через минуту после Максика отправился к нашей женщине.

Я первым почувствовал, что что-то пошло не так. Я еще не мог подкрепить это ощущение фактами, но я уже заметил, что поведение младшего брата меняется. Слишком часто он сдувает челку со лба, слишком нетерпеливо переминается с ноги на ногу, слишком много мелких движений и жестов.

– Вов… – я привлек внимание брата и едва заметно кивнул в сторону Максика.

Вовка выдержал несколько секунд и медленно повернулся в его сторону, словно бы блуждая взглядом по стенам помещения. К этому моменту волнение младшего стало очевидным. Он вцепился в край подоконника, предназначенного для документов, весь собрался, словно намеревался одним рывком перебросить себя через узкое отверстие окна в будку. Я следил за ним, опасаясь, что он выкинет что-то противозаконное, создаст нам проблемы, и его не выпустят из страны. Я хотел бы помешать этому, но не знал как, потому что не слышал, о чем говорил с ним пограничник. Максик же показывал то на меня, то на Вовку, стучал пальцем по стеклу… Его разговор с пограничником затягивался, уже отправился за штампом мужчина, стоявший передо мной. В третьей кабинке тоже сменился турист, а седовласый болгарин все что-то выяснял, глядя то в бумаги, то на экран монитора.