Алекс Вэй - Туман забвения. Книга вторая

— Вообще-то по закону это запрещено в Имперской армии, — вознегодовал Клиф.

— И что толку? Как все свято чтут закон, ты сопливым юнцам рассказывай. Я не воевал в качестве солдата, но я бывал на войне, если что. И не просто мимо проходил. Когда надо кого-то убрать, война всего лишь дикорация. А иногда — выгодное условие. Заказывали мне и генералов, и не только, не суть. По честному если, толку от твоих законов никакого. Сам ведь это понимаешь. Если солдат не будет грабить, ему же останется только нищенствовать. Сколько там того жалования? Бедолаге что, за идею и тарелку тухлятины жизнью рисковать? И ладно, свою землю он от врагов защищает, а если клеонца отправили в ту же Мизбарию, которая ему на хрен не нужна? Или допустим, когда направили захватить тот же Таир? Только грабить и остается. И мне бы пришлось. Я же не идиот. Насиловать никто, конечно, не обязан, но я не горю желанием смотреть на подобный беспредел. Мерзость твоя война.

— Не все солдаты насильники и грабители. И командиры тоже. Я не грабил. И не насиловал никого, — не удержался от оправданий Клиф.

— А я и не говорю, что все. Кто я такой, чтобы говорить за моральный облик всех и вся. И на счет тебя, я свечку не держал. К тому же, я грабителей и мародеров вовсе не осуждаю. Ты может и не грабил. Все же сытым графским сыном был. Наследником. Вернулся с почестями в родной замок. А что простому солдату делать? Который за твои почести воевал? Хер сосать? Или просто радоваться, что хотя бы живой вернулся и даже не искалеченный? — Виктор вошел во вкус, решив добить оппонента.

— К чему этот разговор? — мрачно бросил недовольный Клиф.

— К тому, что твои высокие идеалы, это дерьмо. Насилие есть насилие, хоть за свет, хоть за тьму, хоть за Императора, хоть за три серебряника. Ты можешь сидеть и считать, что сам благороднее и честнее какого-то там убийцы. А на деле, ничем ты от него не отличаешься. У каждого своя работа.

После такого громкого заявления талерманца, граф не нашелся, что ответить. В комнате повисло напряженное молчание. Клиф уставился в окно.

— Молчишь. Зуб даю, ты понимаешь что я прав, но правда настолько мерзкая, что проще меня прикончить. Но ты разумный человек, а не горячий юнец, вот и молчишь. И правильно делаешь. А вообще, расслабся. Сказать тебе честно, почему терпеть не могу армию? — Виктор решил, поиздевался и хватит. Пора разрядить обстановку, — Не такой уж я высокоморальный. Ну не люблю я походную суету, мерзкую жратву и сотни идиотов вокруг. Ты же не станешь спорить, что как минимум половина твоего войска, от солдат до командиров, умом не блещут?

— Да уж, — согласился Клиф, не оборачиваясь.

— Вот вот. А что мораль? Херня это, — резюмировал талерманец и в комнате вновь повисло молчание.

Действительно, моральные терзания едва ли занимали Виктора. Война есть война. Его просто всегда бесили умники, полагающие войну занятием более благородным, нежели ремесло убийцы. При случае и определенном настроении Виктор не упускал возможности доказать неправильность данной позиции. А на самом деле, он просто терпеть не мог масштабные военные походы. Со всеми этими плетущимися обозами и постоянными бардаками при разбивании и сворачивании временных лагерей. С обязательной дисциплиной, приказами, распорядком, и, что самое ужасное, с толпой идиотов, как среди солдат, так и среди командиров.

Это в юности, он, зная о войне лишь понаслышке, собирался пойти по стопам отца, и, как полагается, мечтал о воинской славе и подвигах. После Талермана с войной он сталкивался уж не сосчитать сколько раз, но как солдат проявил себя лишь однажды. Виктор, покинув Талерман, решил покончить с прошлым, отправившись в Антанар. Там царил бардак, легко затеряться, его клеймо никого не смущало. Кроме как убивать, едва понимающий местный язык бывший талерманец все равно ничего не умел. Но убийцей или разбойником он тогда становиться не желал. Поэтому он спомнил о мечтах юности, нанялся в Царское войско.

Самой битвы Виктор так и не дождался. Зато чуть не перебил сослуживцев. Сам виноват, конечно. Нервный тогда был, от Талермана еще не отошел. Все его бесило, волокита, нудный поход, а в особенности раздражали окружающие идиоты. Поначалу талерманец держался, как мог. Тем более, в отряде быстро поняли, с мрачным неразговорчивым иноземцем связываться себе дороже. Хватило Виктора на месяц. Ладно дисциплина, он привык, в Талермане пожестче было. Но терпеть постоянную суматоху, идиотские приказы, тупых сослуживцев, еще более тупых командиров, тухлую еду, потасканных шлюх, вскоре надоело. Еще и дурман весь скурил, а там, хрен достанешь. И стоит он недешево, а жалования даже на приличную шлюху не хватает. Одна надежда, город захватят, можно не только куревом, но и золотишком разжиться. Вот только сколько им еще в осаде торчать? Месяц, пока те запасы не сожрут?

Две недели уже прошло, а те никак не сдавались. И хрен сдадутся, небось подкрепления ждут, сокрушался Виктор. Один талерманский отряд в три десятка уже давно бы не только в город вошел, но и всех, кого надо — вырезал. А тут, тысяча человек толкуться под стенами две недели. Ясное дело, у талерманцев свои способы, далекие от «благородной» осады, но все же… Виктора одолела тоска. Талерманец не поленился, припахал сослуживца в деревню сгонять за бормотухой, хотя в ту ночь командир пить строго настрого запретил. Разумеется, он напился. Потом подрался, кажется с тремя, послал командира не хер. Когда тот словам не внял, снова подрался, а точнее, отметелил бедолагу. Рассудив, что под трибунал ему не хочется, Виктор, послав уже всю армию, сбежал. Он понятия не имел, убил ли он кого, искали потом его, не искали. Может, вовсе решили, пусть ненормальный катится подальше. Главное, тогда Виктор для себя решил, армия это дерьмо, а значит, ну ее на хер.

С тех пор, до того, как судьба свела его с Эрикой, он предпочитал работу наемного убийцы, в крайнем случае, охотника за головами. Взял заказ, выполнил, получил золото — свободен. Никаких тебе идиотов над душой, сам себе хозяин. И платят хорошо, тем более — талерманцу. А что почета нет, и слава только дурная? Так почета он все равно не дождется. Нигде иноземца все равно маршалом не назначат, своих благородных желающих хватает. А в Антарии с его клеймом, стань он хоть святым, все равно головорезом считать будут. Так зачем мучиться? Уже потом, мимоходом сталкиваясь с воинскими буднями, Виктор только убеждался в своей правоте. Убедился он в этом и сегодня.

Неизвестно, сколько бы еще пришлось молча сидеть в весьма напряженной обстановке. Талерманец уже хотел уйти, прогуляться. Но в дом вошел караульный. Пояснил, что пришел пехотный десятник Пит с докладом о пойманном подозрительном знахаре. Виктор, услышав про знахаря, только мысленно выругался. Решил, снова пришли с ерундой. Еще вполдень один крестьянин приперся к крафу с доносом по поводу подозрительного знахаря, живущего в лесу. Обвинял в колдовстве и пособничестве мятежу, мол тот лечил одного мятежника, когда те пришли грабить деревню. Клиф, уже успевший выслушать и не такую ерунду, только отмахнулся. Виктор тоже особо не заинтересовался. Ясное дело, знахарю, еще и отшельнику, плевать кого лечить. Да и пригрозили, небось. А обвинение в колдовстве их вообще не касается. Если из-за каждого ерундового доноса крестьян разбираться, так воевать некогда будет. И вот, снова всплыл этот знахарь.