Андрей Кречетов - Воля твоя (СИ)

Рюдриг говорил, что я сильный, Лара тоже так считает, но… они монстры. Миражанна, Номад, таинственный незнакомец — все они твердят об этом: сильный, неуловимый, живучий как… пес. Словно волей самой жизни мое место и время смерти уже предопределено, и как бы ни старался кто-либо, ничего у него не выйдет. Даже у меня самого. Будто бы я лишь посторонний зритель, глядящий на непостоянную нить собственной судьбы от самого себя, но никак на нее не влияющий. Это тяжело…

Что-то не дает мне покоя. Нечто, что посторонние волей или неволей вызывают у меня в памяти. Видимо, я старался это забыть — именно это. Старался забыть целых два беспробудных года. Великий срок? Как бы не так. Однако… А что, если я выбрал неверный путь? Шагнул неверной дорогой? Ха-ха, вздор! Какой вздор! Я просто боюсь — страшно, что это вдруг не поможет. Страшно думать о том, что я некогда забыл, страшно представлять различные вариации в ужасном предчувствии того, что я вдруг… вспомню.

Человеку ведь свойственно ошибаться, так же как свойственно и думать, мыслить, искать пути, вероятности и возможности. Так же, как и учиться на собственных ошибках. Моя ошибка была в том, что однажды я ожил…

— Знаешь, Марек,

— И нет, и да.

— Не понял?

— Не знаю. Действительно, Марек.

Что это, город? Деревня, село? Торговый пост? Может быть, просто придорожный трактир? Не помню. Ничего не помню. Даже того, как сюда попал, хотя что-то подсказывает мне, что прибрел пешком. С конем я расстался где-то… Не знаю, где. Наверняка продал, и хотелось бы верить, что за хорошую цену, не продешевил. А ведь я точно мог, в сердцах, ведь мне было настолько плохо, что…

Но сейчас лучше, гораздо лучше. Мыслей нет, тревог нет, ничего нет. Спокойно. Хорошо. Создатели, как же мне сейчас отвратительно…

Колокола… Где-то неподалеку есть часовенка, а значит, либо село либо небольшой город, так как плюют в мою сторону исключительно часто. В крупных на меня было бы всем плевать, уже в переносном смысле, — перешагнули бы и даже не заметили.

Колокола… Так темно, и я не могу разобрать откуда доносится звук. Колокола звонят во тьме, наверняка звонят по мне.

— Ха-х! Стоило бы задаться вопросом, отчего к моей задрипанной персоне вдруг проявлен такой живейший интерес!

— Не стоило бы. Всему свое время, и тем, что ты вздумаешь торопить события, ты сделаешь только хуже.

— Что я буду иметь взамен?

Мысль ублажать какую-то неизвестную особу откровенно претила.

— Ты проведешь со мною ночь, взамен будешь получать бесплатный кувшин вина каждый день в течение месяца в этом самом трактире. Трактирщик не посмеет нарушить условия нашего соглашения.

— Всего-то ночь? — Премерзко оскалился я, откровенно пялясь на ее колени и промежность. — Запросто…

Как вдруг согнулся пополам, содрогаясь в неудержимых конвульсиях. Желудок сжимался, всеми силами пытаясь исторгнуть из себя все до последней крошки, до последнего не стекшего по гортани глотка. Чья-то рука легла мне на плечо, а лицо склонилось ко мне. Близко, слишком близко. Я схватил его, оттолкнул прочь, к раздавшемуся грохоту, перевернутой мебели и зазвеневшей посуде.

Нечто твердое ткнулось мне под ребра, вышибло последний дух, опрокинуло. И снова, по ногам, по груди, по рукам.

— Нет!

Это прекратилось мгновенно, хотя я был не прочь продолжению. Девушка уже вскочила, вся всклокоченная, взлохмаченная, в остатках перевернутой на нее еды, удерживая своего спутника от дальнейшей экзекуции. Глупее всего с моей стороны было бы повторить свою премерзкую улыбку, сейчас искореженную грязью и кровью. Что я и сделал.

— Зачем нужно было это делать? — Поджав губы и едва сдерживаясь от рыданий, произнесла девушка, обрабатывая мои царапины и ссадины. Сущий пустяк, право слово. — Он ведь чуть тебя не убил!

Я бы с нею поспорил, только, боюсь, она бы ни за что не вняла моим доводам. Чтобы это понять, требовалось прожить мою жизнь или хотя бы последние несколько лет. Вот только что там было за эти несколько лет? Не помню, но вспоминать не буду, ни за что.

Моя рука зачерпнула волны ее шелковистых волос, поднесла к самому лицу, чтобы я вдохнул этот аромат. Такой… приятный. Темно-пшеничные волосы, густые, они были разбросаны по подушке словно колосящееся море. Оно звало и манило, и я не устоял, окунувшись в них в головой. Ткнулся ей за ухо, обжег дыханием, пытаясь не пропустить ничего, захватить каждый щекочущий ноздри запах, попытаться ощутить его вкус на языке. Аврора подо мною тихонько застонала, но я не придал этому ни малейшего значения… Эти волосы, как я мог не обратить на них внимания?

Задыхаясь от переполнявших меня чувств, я приподнялся на локтях, взглянул на девушку сверху вниз, поймав такой нежный и влюбленный взгляд знакомых мне серо-зеленых глаз, словно видящих меня насквозь. Словно глядящих мне прямо в душу, знающих обо всем, что со мною происходит и что со мною творится. Не сдержавшись, я улыбнулся им, проведя по ее щеке так нежно, как только мог своей мозолистой и грубой ладонью.

Этот высокий лоб, из-за челки почти всегда прикрытый, небольшие ушки, прямой, чуть вздернутый кверху носик и тонкие, но такие выразительные губки, словно смешливо морщившиеся моей очередной глупости. Словно вот-вот звонко рассмеющиеся…

Сердце затрепетало, запрыгало, затрепыхалось, больно кольнув грудь. Дыхание участилось, а глаза, будто до этого слепые, неправдоподобно широко раскрылись. Аврора, ОНА, подо мною постанывала в такт моим движениям, глядела на меня все тем же самым преданным взглядом, закусив губу. И мое сердце, достигшее пика, вдруг замерло. Ком, будто это и было норовившее выпрыгнуть сердце, подкатил к горлу.

Кажется, я закричал. Нет, не от удовольствия, от ужаса! Отшатнулся от нее, вскочив на ноги и уперевшись спиной в дверь трактирной комнаты. Все мои члены дрожали, я едва ли не выл, полного недоверия глазами глядя прямо перед собой, на поднимающуюся следом такую знакомую девушку.

— Кто ты?! — Вскричал я или прохрипел?

— Ты разве не помнишь? — Плавной, словно летящей по воздуху походкой она оказался прямо рядом со мной.

Дверной замок позади меня предательски щелкнул, я заметался на крохотном пятачке словно загнанная мышь.

— Это же я. Вспоминай.

Что-то неуловимо изменилось. Фигура напротив меня. Стала ниже, коренастее, раздалась в плечах, волосы словно втянулись в широкую черепушку. Своими короткими жесткими пальцами она схватила меня за подбородок, прижала плечом к двери.

— Вспоминай. — Шевелились звуками изуродованные вертикальным шрамом губы. — Вспоминай.

— Марек!

Где-то вдалеке, за всем шумом и суетой прозвучавший призыв, потонул в раздавшихся следом криках, суете и прочей сутолоке, так и не достигнув получателя. Ни единая живая душа, если не считать рядомстоящих шарахнувшихся от громового гласа, не вняла тому призыву. Более того, никто его даже не услышал в творящейся суматохе, где кругом звенело, грохотало и вовсю надрывала сотню глоток втянутая в происходящее та же сотня человек. Может, больше и вряд ли меньше — и это только на видимом открытом пространстве.